Я смотрела на две постоянно меняющиеся страницы, но меня вдруг начало отвлекать назойливое жужжание насекомого.
Я отмахивалась, но насекомое не улетало. Я была занята. В Книге были вещи, которые мне необходимо было узнать, просто я пока не могла понять их. Все, что мне нужно, — это отрешиться, перестать беспокоиться. И учиться, воспринимать, существовать. А все остальное будет в порядке.
Вскоре жужжание стало визгом. Визг перерос в вопль. Вопль стал ревом, и я наконец поняла, что это вовсе не насекомое, это человек, который кричит на меня.
Говорит мне обо мне. О том, кто я есть. О том, кем я не являюсь. Чего я хочу.
Чего я не хочу.
— Уходи! — гремел голос. — Вставай, Мак. Вытаскивай свою задницу оттуда, быстро! Или я приду и сам убью тебя!
Моя голова запрокинулась. Я посмотрела на улицу.
Прищурилась, скосила глаза. Силуэт Бэрронса стал более четким.
На его лице застыл ужас. Но он смотрел не на Книгу у моих колен и не на меня.
Он смотрел на то, что находилось за мной.
По моей спине пробежала ледяная дрожь. Что может ужаснуть Иерихона Бэрронса?
Что бы это ни было, оно дышало мне в шею. Теперь, очнувшись от транса, я могла его ощутить, злобное, насмешливое. Оно развлекалось, смеялось мне в ухо.
— Что ты такое? — прошептала я, не оборачиваясь.
— Бесконечность. Вечность. — Я услышала визг бензопилы, ощутила на щеке горячее дыхание, которое пахло маслом, металлом и разложением. — Без определений. Свобода.
— Испорченность. Мерзость, которой никогда не должно было быть. Зло.
— Это две стороны одной монеты, Мак, — сказало оно голосом Риодана.
— Я никогда не переметнусь на другую сторону.
— Возможно, с тобой что-то не так, Младшая, — сказало оно мягким и тихим голосом Алины.
Бэрронс пытался подойти ко мне, бил кулаками в невидимую стену.
Я повернула голову.
О'Баннион скорчился за мной, его истощенное тело прижалось к моему, запах смерти окружил нас, отвратительные лезвия зубов оказались в дюйме от моего лица.
Он оскалился и расхохотался.
— Сюрприз! Я подловил тебя, а?
Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что Книга не лежит на брусчатке.
И никогда не лежала.
На самом деле я ничего этого не видела. Все было иллюзией, чарами. А это значило, что Книга порылась в моем мозгу и вытащила картинки, которые должны были меня заманить, и я действительно на них отвлеклась. Наверное, какая-то часть моего мозга думала о той женщине, размышляла, как я завтра смогу пробраться мимо нее.
Книга показала мне намек на то, что я хочу увидеть, а потом удерживала мое внимание с помощью пустых обещаний.
А на самом деле она подобралась ко мне сзади, чтобы… что? Что она делала, пока я таращилась на несуществующие страницы?
— Изучала тебя. Пробовала. Познавала тебя, Мак. — Зубастая ладонь О'Банниона погладила меня по руке.
Я стряхнула ее.
— Милая. Такая милая, — выдохнул О'Баннион мне в ухо.
Я собрала волю в кулак, приподнялась и с низкого старта рванулась вперед, подальше от него.
— Я СКАЖУ, КОГДА МЫ ЗАКОНЧИМ!
От сокрушительной боли я рухнула на мостовую и поняла, что камни не защищали меня и в моих способностях и силах ничего не изменилось. Это «Синсар Дабх» освободила меня от боли, и она же могла вернуть ее в любой момент по своему выбору.
Она выбрала этот.
Книга возвышалась надо мной, вырастала, вытягивалась, трансформировалась в Тварь, рассказывала мне в ярких деталях, что я могу сделать со своими ничтожными камешками и что только дурак может думать, будто они удержат, остановят, смогут хоть что-нибудь сделать с величием чего-то настолько безграничного и идеального, как она. Она полосовала меня раскаленными докрасна лезвиями ненависти и холодными черными клинками отчаяния.
А во мне буквально вопила агония.
Я не могла драться. Я не могла бежать.
Я могла только лежать и всхлипывать, парализованная болью.
Когда я пришла в себя, мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, где я.
Увидев приглушенный свет, я моргнула и решила не двигаться, пока быстренько не определю, что с моим физическим состоянием.
Я с облегчением поняла, что в данный момент не ощущаю боли — только ее последствия. Голова казалась одним сплошным синяком. Кости болели так, словно были сломаны, закатаны в гипс и едва успели немного срастись.
Закончив внутреннюю проверку, я обратила внимание на то, что меня окружало.
Я была в книжном магазине, растянулась на своем любимом диване у камина в зоне отдыха в задней части магазина. Я промерзла до костей и была завернута в одеяла.
Бэрронс стоял у огня спиной ко мне. Высокий мощный силуэт был подсвечен языками пламени.
Я вздохнула с облегчением, и это было почти не слышно в огромной комнате, но Бэрронс резко обернулся и из его груди вырвался жуткий грохочущий звук, горловой, животный. Моя кровь замерзла в жилах.
Это был самый нечеловеческий звук из всех, что я когда-либо слышала. Адреналин смыл остатки боли. Я встала на диване на четвереньки, словно сама была животным, и уставилась на него.
— Что вы такое, мать вашу?! — прорычал он.
Его темные глаза горели древним холодным огнем. На щеках была кровь. На руках тоже. Интересно, моя? И почему он не стал ее смывать? Мне было любопытно, сколько времени я провела в отключке. Когда я вернулась сюда? Который час? Что со мной сделала Книга?
А потом до меня дошел его вопрос. Я отбросила волосы с лица и начала смеяться.
— Что ятакое? Что Ятакое?
Я смеялась и смеялась. Ничего не могла с собой поделать. Я держалась за бока. Может, в смехе и проскакивали истерические нотки, но после того, что мне довелось пережить, я считала это вполне простительным. Я смеялась так, что почти не могла дышать.
Иерихон Бэрронс спрашивал меня, что ятакое.
Он снова издал звук, словно гремучая змея — огромная — предупреждающе затрещала хвостом в его груди. Я перестала смеяться и посмотрела на него. Звук заморозил меня так же, как раньше делала «Синсар Дабх». Заставил думать о том, что кожа Иерихона Бэрронса может быть просто покрывалом на стуле, которого я предпочла бы никогда не видеть.
— На колени, мисс Лейн!
Черт. Он использовал Глас!
И это сработало!
Я упала с дивана, запутавшись в одеялах, и приземлилась на колени, стиснув зубы. Я думала, что к Гласу у меня иммунитет! У Гроссмейстера Глас не сработал! Хотя Бэрронс был лучшим во всем.
— Что вы такое?!— проревел он.
— Не знаю! — крикнула я в ответ.
Я действительно не знала. Но меня это начинало интересовать. Фраза, которую В'лейн проронил в аббатстве, вспоминалась мне все чаще: «Они должныбояться тебя, — сказал он. — Ты только начинаешь понимать, что ты такое».
— Чего от вас хочет Книга?
— Не знаю!
— Что она делала с вами, пока держала вас на улице?
— Я не знаю! Сколько она меня там продержала?
— Больше часа! Она превратилась в Тварь и заслонила вас. Я пытался до вас добраться, но у меня ни хрена не получалось! Черт, увидеть вас я и то не мог! Что она делала?
— Изучала меня. Пробовала. Познавала, — сквозь зубы процедила я. — Так она мне сказала. Прекрати действовать на меня Гласом!
— Я перестану воздействовать на вас Гласом, когда вы заставитеменя перестать, мисс Лейн. Поднимайтесь.
Я с трудом встала на дрожащие ноги, остатки боли звенели во всем теле. В этот момент я ненавидела Бэрронса. Не нужно было пинать меня, когда я и без того свалилась.
— Боритесь со мной, мисс Лейн, — прорычал он без использования Гласа. — Возьмите нож и разрежьте себе ладонь.
Я посмотрела на кофейный столик. В свете камина поблескивало зубчатое лезвие ножа с рукоятью из слоновой кости. Я с ужасом поняла, что тянусь за ним. Со мной так уже бывало. Именно так Бэрронс обучал меня раньше.
