ко всем раздражителям организм Мии. Как и отсутствие месячных. С таким тщедушным телосложением как она вообще умудрилась зачать, выносить и родить, не понимаю.
Я потрогала грудь, которая налилась и побаливала – как бывает перед началом цикла, или…
– Вот именно, ты залетела, идиотка! – прошипела Мия. – Я дважды прошла через этот ужас, так что могу распознать симптомы, поверь!
– Не может быть!
– Дура, какая же ты дура! – в ее голосе прорезались истеричные нотки. – Так, ладно, надо успокоиться. Ничего страшного. Это отродье внутри тебя еще совсем мелкое, я смогу от него избавиться и все будет, как прежде!
– О чем ты? – меня сковал ледяной ужас, острыми коготками пробежавшись вдоль позвоночника.
– Ты же не думала, что я оставлю тебе свое тело? – пренебрежительно фыркнула Мия. – Тамерлан вернет меня в мое, ему нужна твоя сила – Золотая или как-то там. Но ты опять его разожрешь до сорок восьмого размера, это уж точно!
Она несла еще какую-то чушь, но я уже не слушала. В голове билась только одна мысль – о малыше, который завязался у меня под сердцем. Он еще совсем крохотный сейчас, запятушка какая-то, даже ручек-ножек пока нет, наверное. Но меня захлестывает такой мощной волной любви к нему, что сердце заходится в плаче, грозя выпрыгнуть из груди.
Да, тело не мое, но какое это имеет значение? Ребенок все равно наш – наш с Туанаром, он порожден любовью! И я не позволю, ни за что, никому и никогда не позволю отнять у меня мое дитя!!!
***
День тянулся невыносимо долго, и с каждой секундой мне становилось все страшнее. Натянутые нервы потряхивали уставшее тело, которое молило о пощаде. Свернувшись клубочком на жесткой лежанке, я проваливалась в мимолетный сон, но ужас мигом выдергивал меня обратно. И тут же всем скопом наваливались мысли, терзая воспаленный разум.
Такой отдых урывками измотал меня окончательно к тому моменту, когда в камеру прокралась ночь. И, наверное, я бы провалилась в спасительный сон, хотя бы на несколько часов сбежав из этого кошмара. Но замок снова заскрежетал, дверь распахнулась, и все внутри меня оборвалось – на пороге стоял Тамерлан.
– Вставай, – велел он.
– Мы можем поговорить? – спросила, сев на лежанке и всеми силами стараясь унять дрожь, которая колотила тело.
– Поздновато, не находишь? – ухмыльнулся, осознавая, кто сейчас хозяин положения. – Теперь ты хочешь договариваться, Дарьяна? А когда со свадьбы сбегала, позорила меня, чем думала?
Да, теперь я на любые условия готова, лишь бы сохранить ту искорку жизни, которая едва начала разгораться внутри меня. Дороже этого ничего нет. Всем пожертвую – и самоуважением, если потребуется, лишь бы мой ребенок остался жив!
– Тебе нечего мне предложить, кошечка, – ведьмак зевнул.
– Ты же хочешь Золотую силу, – тихо проговорила я, тщательно подбирая слова.
– Не старайся казаться осведомленной, – он рассмеялся. – Глупая ведьмочка, тебе ничего не известно ни о Золотой силе, которая каким-то недоразумением оказалась дадена именно такой ничтожной ворожее, как ты. Ни о моих планах относительно нее. Ни о том, во что ты втянута.
Все так. Я промолчала, сглотнув горький ком, вставший в горле. Мне уготована лишь роль мухи, которая волей судьбы угодила в липкую паутину чужих интриг и застряла в ней наглухо. Даже жужжать и то не позволено.
– Хотя, я сегодня добрый. Может, постараешься, и я смягчусь? – Тамерлан подошел ко мне.
– Чего ты хочешь? – посмотрела на него, нависшего надо мной.
– Тебя, кошечка, – ответил он с мерзкой ухмылкой.
Я с удовольствием вспомнила, как на Земле огрела его чугунной сковородой. Глухой «бумммм!» долго летал по кухне, будто рядом ударили в колокол. А ошарашенный ведьмак так вращал глазами, что мне с перепугу показалось, что его склизкие шестеренки, в которых отродясь порядочной мысли не пробегало, превратились в кашу.
– Приступай, – велел этот негодняй. – Убеди меня, что желанен тебе. Тогда поговорим.
Изобразить то, чего и в помине нет? За такое Оскар дают. Но выбора у меня нет. Если надо, и станцую, и частушку спою, и стишок расскажу, забравшись голой на табуретку, и с продюсером пересплю. Все, что потребуется! Любая женщина пойдет на любые условия ради своего дитя.
Я встала, улыбнулась Тамерлану, который смотрел в мое лицо в ожидании. Он облизнул свои толстые губы, меня передернуло. Они всегда напоминали двух жирных гусениц. Мерзкий ведьмак. Гнусь последний. Где моя сковорода?!
– Скучала по мне? – выдохнул гад.
Дыхание пахло сигаретами и мятной жевательной резинкой. Ужасное сочетание, хуже только рвота.
Конечно, скучала, хотелось съязвить в ответ. Как по геморрою! Жуткому застарелому геморрою размером с грейпфрут – да простят меня ни в чем не повинные цитрусовые за такие сравнения.
– Конечно, – вместо этого нежно прошептала в ответ и погладила по щеке.
– Иди сюда, – он ухватил меня за…
Нет, талия гораздо выше. Притянул к себе, впился в мои губы, заливая слюной и причмокивая. Ощущение, что в резиновых сапогах по деревенской весенней распутице шпаришь – в точности такие же звуки, когда ногу из грязи выдергиваешь.
Меня замутило – поспособствовал еще и вкус во рту этого негодяя. Будто пепельницу облизываешь, в которую кто-то мятный Орбит покрошил. Вздрогнула, когда его руки начали ощупывать тело. Оно не мое, напомнила себе, повторяя, будто заклинание – это попа Мии, ее грудь – хотя какая там грудь, так, только лифчик посмешить.
– Что в тебе такого? – оторвавшись от меня, прошептал Тамерлан, заглянув в лицо ищущим взглядом. – Еще в Черногории зацепила меня, ведьма! Хочу тебя и все, ничего не могу поделать, все в штанах горит!
– Очень приятно знать, – ответила ему и не соврала ни на миг, ведь именно такая реакция и нужна мне для того, что совершить то, что задумала.
Усугубим, как говорится. Взяла его за руку и, призывно глядя в глаза, обхватила губами один его палец. Сначала одну фалангу, затем вторую. Еще глубже, борясь с рвотным рефлексом. Пососала, слегка прикусила, улыбнулась и снова пососала.
– Чертовка! – задыхаясь, он снова ухватил меня обеими руками за попу и начал целовать – грубо, с мерзким
