— Но почему? — удивился я. — У нас, у людей, старики живут долго, в общем доме со своими детьми и внуками, и те заботятся о них.
— Потому что для ангела нет ничего прекраснее неба, — задумчиво произнесла Тиа, — и когда ты не можешь летать, то жизнь теряет для тебя всякий смысл. Впрочем, тебе этого не понять.
Я пожал плечами — каждому свое. Мне, например, и на земле хорошо.
— Ладно, раз ты не собираешься меня убивать, — продолжила Тиа, — может, все же поможешь?
И кивнула на стрелу, торчавшую из предплечья.
Я положил на землю лук, колчан, снял сумку, достал чистую, белую тряпицу, лечебную мазь и нож. Все это — очень нужные предметы для охотника. Мало ли кого встретишь в лесу, можешь получить удар лапой от дикого кота или навраться на рассерженного вепря… Вот и потребуется срочная перевязка.
Тиа внимательно следила за моими приготовлениями.
— Сейчас тебе будет больно, — предупредил я ее, — но постарайся не дергаться, иначе я не смогу тебе помочь.
Тиа кивнула. Я осторожно, кончиком ножа расширил рану и постарался подцепить жало стрелы. Тиа дернулась, зашипела, как рассерженная кошка, но потом сцепила руки в замок и стиснула зубы. Понимала, что я стараюсь ради нее.
Рвать стрелу ни в коем случае было нельзя. На наконечниках наших стрел находятся специальные зубчики, чтобы вонзались глубоко в тело, и их трудно выковыривать. Такое ранение может оказаться смертельным для летуна…
Я осмотрел рану. М-да, дело плохо, наконечник засел глубоко. Конечно, лекарь из меня тот еще, но ведь другого-то рядом нет. Не звать же Клео! Не знаю почему, но я решил сохранить нашу встречу с Тиа в тайне.
После некоторых усилий мне все же удалось чуть-чуть подцепить наконечник и освободить жало. Теперь можно рвать…
— Ну, держись, — предупредил я, — сейчас будет очень-очень больно.
И резко выдернул жало. Тиа громко вскрикнула и повалилась на пол — судя по всему, потеряла сознание. Что же, так оно, пожалуй, даже лучше — будет легче перевязать.
Я промыл рану чистой водой, смазал барсучьим жиром с травами (лучшее средство для заживления, мы всегда носим с собой маленький горшочек с мазью), перевязал чистой тряпицей. Ну вот, я сделал все, что было в моих силах: стрелу вытащил, кровь остановил. Тиа будет жить, это точно. А летать, скорее всего, пока не сможет — крыло должно зажить. Ей придется пожить в пещере, а я буду ее навещать и лечить.
Через несколько минут девушка очнулась и застонала.
— Все в порядке, — успокоил я ее, — стрела вытащена, рана перевязана.
И показал окровавленное жало. Тиа поежилась и повела плечами. И тут же скривилась от боли.
— Осторожней, — предупредил я ее, — рана глубокая, не надо ее тревожить.
Тиа осмотрела перевязку и оценила мое лекарское искусство.
— Спасибо, — кивнула она, — ты, Трой, молодец, все очень хорошо сделал.
Я скромно потупил глаза — приятно, когда тебя хвалят.
— Ну, и что мы будем делать дальше? — поинтересовалась Тиа.
— В каком смысле? — не понял я.
— В смысле — ты приведешь своих?
— Нет, — покачал я головой. — Я решил: раз я перед тобой виноват — это ведь моя стрела сидела у тебя в плече, то и лечить тебя должен тоже я. Живи здесь, в пещере, а я буду к тебе приходить. Сегодня ночью принесу воды, еды и еще раз перевяжу рану.
Тиа недоверчиво посмотрела на меня.
— Ты не обманываешь меня?
— Клянусь своим именем, — глядя ей прямо в глаза, твердо произнес я.
Девушка удовлетворенно кивнула.
— А если меня найдут другие охотники? — спросила она.
— Я отнесу тебя в глубину пещеры.
С этими словами я поднял ее на руки (Тиа оказалась на удивление легкой) и отнес подальше от входа — туда, где царила почти полная темнота.
— Если ты не будешь шуметь, — предупредил я ее, — то тебя никто никогда не найдет.
Я вышел наружу и наломал ветвей — чтобы Тиа было мягче лежать. Покой для нее — первое лекарство. Я устроил для девушки некое подобие постели и уложил. Потом, пообещав, что скоро вернусь, покинул пещеру. Мне надо было как можно скорее найти Клео и убедить его, что в ущелье никого нет. Мое долгое отсутствие могло показаться странным и даже встревожить его — в здешних местах водятся медведи, и мало ли чего…
* * *
Клео и Дан ждали меня у выхода из ущелья.
— Что так долго? — поинтересовался Дан. — Нашел кого?
— Нет, — соврал я, — никого нет. А вы обнаружили ангела?
— Тоже нет, — вздохнул Дан, — наверное, он смог улететь.
— Или забрался так глубоко в шахты, что мы его не найдем, — добавил Клео.
— Может, позвать на помощь других охотников, с собаками? — предложил Дан.
Я мысленно взмолился — только не это!
— Не имеет смысла, — махнул рукой Клео. — Пока сходим в деревню, пока вернемся, ангел скроется. Он же не дурак, чтобы сидеть на одном месте! Ладно, пошли домой, мы сегодня хорошо потрудились, а завтра будет новая охота. Может, тогда нам повезет больше.
— Но ты все равно молодец, Трой, — дружески похлопал меня по плечу Дан, — первый раз вышел в дозор, и сразу такая удача! Я скажу всем, что ты настоящий охотник!
Я приложил руку к сердцу в знак благодарности: хвала такого опытного воина дорого стоит.
Но вот что странно: еще час назад я был бы на седьмом небе от счастья, если кто-нибудь из старших воинов похвалил бы меня, а теперь воспринимал эти слова равнодушно, как будто речь шла и не обо мне. Может, все дело в той, другой, благодарности, которой одарила меня красавица Тиа?
Дорога до деревни была легкой. Наши уже знали о моей удаче и шумно приветствовали у порога дома. Досталось-таки моим плечам и спине от тяжелых отцовских, братских и просто дружеских похлопываний! Правильно люди говорят: у славы — тяжкое бремя.
Мать тоже счастливо улыбалась и за обедом положила мне кусок побольше. Отец одобрительно кивнул и достал бутыль с медовухой — чтобы отметить первую охоту. Он налил три чарки — себе, Нору и мне, Лар тоже потянулся, но отец так грозно на него посмотрел, что тот сразу убрал руку под стол.
— За Троя! — провозгласил отец тост, и мы втроем выпили.
Сладкая, крепкая медовуха приятно потекла по жилам.
После обеда я отправился спать — сказалась бессонная ночь. Но перед этим я незаметно положил в сумку большой ломоть хлеба, вареные овощи и кусок мяса — для Тиа. Захватил также чистые тряпицы и флягу с водой. Как только стемнеет, пойду к ней. Надеюсь, за это время ничего с ней не случится.
Когда начало смеркаться, я вышел из дома и крикнул матери:
