Сэлу позарез понадобилась коллекционная вещица. Из тех уродливых “произведений примитивного искусства”, которые любители всего экзотического тащат из путешествий по Старому Континенту. С чего вдруг такой интерес к предмету, эстетическая — да и денежная — ценность которого сомнительна? Вернон никогда не страдал страстью к коллекционированию. Остается предположить, что это или заказ, или Сэлу срочно понадобилось задобрить кого-то, кто в теме.
Исходных данных немного: штуковина приехала в Новый Свет в начале века с Крутым Ханни — одним из легендарных охотников, исколесивших Старый Континент вдоль и поперек. Мелькнула пару раз на аукционах и пропала из виду. Спустя пятьдесят лет вновь оказалась в таможенной декларации очередного искателя приключений. Как, когда, а главное — кто и зачем увозил объект обратно на Старый Континент, история умалчивает. По крайней мере, в сведениях, имевшихся у Сэла, этой информации не оказалось. Как не было у него и гарантий, что предмет все еще находится в нашем полушарии, а не сделал ноги обратно на “историческую родину”, как это уже случилось с ним однажды. С момента последнего ввоза штуковины в Новый Свет прошло почти тридцать лет — целая моя жизнь.
Но самое паршивое то, что у Сэла не оказалось ни одного изображения искомого. Лишь расплывчатое описание: “звериная рожа черного дерева примерно вот такого размера”. На последних словах “размер” был показан на пальцах. Примерно. Нечто в диапазоне от крупного мужского кулака до не слишком умной человеческой головы. Ни видовой принадлежности изображенного зверя, ни породы дерева. На Старом Континенте в какое дерево ни ткни — все черное. Какие-то особенности местных почв, придававшие древесине темные оттенки — от сероватого до иссиня-черного.
— Ну и с чего начнем? — Лейк, видимо, решил проявить служебное рвение. — Какие будут указания, шэф?
— Без понятия, — я присела обратно на край стола. Потерла переносицу. Голова болела все сильнее — то ли от количества выпитого, то ли от усталости. К тому же, меня начинало ощутимо морозить: все тело трясло мелкой дрожью, и я никак не могла согреться, даже несмотря на алкоголь. — Пожалуй, стоит рассредоточиться и попытаться раздобыть побольше информации. Лейк, займешься с утра архивами: газеты, альманахи, светские хроники — все, что сможешь раскопать, любые слухи и сплетни. Я пройдусь по галереям и аукционам, попытаюсь разузнать, не выставлял ли кто похожих диковинок в последние десятилетия. Каэл… — я осеклась, уперевшись в насмешливый взгляд карни. Да, пожалуй, не стоит ему распоряжения раздавать. Хоть парень и назвался “моим” духом, но плачу-то ему не я.
— Сколько раз я тебе говорила: не сиди на столе, — в кабинет, прямо сквозь закрытую дверь ворвалась Пэм. — Ой. Джентльмены, чай, кофе? — Она обвела присутствующих мужчин кокетливым взглядом, а Лейку даже подмигнула, поправив прическу.
Лейк в ответ громко сглотнул. Я, честно признаться, тоже едва не села — помешало то, что уже сидела. Кажется, только Каэл остался по-прежнему невозмутим при виде просвечивающего насквозь и излучающего голубоватое сияние призрака моей покойной секретарши.
— Ри, а ты голову мою не видела? Нигде не могу ее найти, — пожаловалась она с таким видом, будто речь шла о косметичке.
Глава 4
Как же болит голова!
А еще морозит, будто простыла. И горло дерет. Весьма “неожиданный” эффект, если учесть, что я почти весь день по степи шлялась.
Но голова болит не поэтому. Виски. Кажется, вчера я все-таки напилась, причем, до видений. Точнее, привидений. Смутно припоминаю призрак Пэм. Милый такой призрак. Симпатичный. Лейк, оправившись после первого шока, даже попытался за ним приударить. Самое интересное, что Пэм отнеслась к этому вполне благосклонно. Вот уж не думала, что красавчик в ее вкусе. Как правило, Пэм могла с первого взгляда оценить толщину кошелька мужской особи и на мелочь, типа этого пройдохи, не разменивалась. Или у нее после смерти вкусы поменялись? О чем я думаю. Наверняка виски паленый. Иначе, с чего бы такие бредовые, а главное — последовательные и продуманные до мелочей, галлюцинации?
Вода в кране снова ржавая. Водопровод с каждым годом все больше приходит в упадок, а городские власти не чешутся заменять трубы. Наш квартал не из престижных. Чем скорее из него разбегутся последние жильцы, тем скорее можно будет сравнять его с землей и настроить небоскребов взамен убогих четырех-пятиэтажек. Границы города сужаются с каждым годом — степь наступает, а населения меньше не становится.
Кое-как умывшись, я нашарила на полке коробочку с аспирином. Подумала и проглотила сразу три таблетки. Гулять, так гулять. Сегодня нужна ясная голова — работы предстоит немало. А еще мне потребуется нормальный внешний вид.
Вздохнув, разложилась на туалетном столике у трюмо. Воткнула щипцы для завивки в розетку, смахнула пыль с косметички.
— Кровавая роза, ухты! — Шелестящий голос за спиной заставил подскочить.
Выругалась, обжегшись об успевшие раскалиться щипцы, сунула палец в рот. Подернутое мутноватой дымкой зеркало показывало абсолютно пустую комнату позади меня. Медленно обернулась.
Пэм стояла там, за моим правым плечом, и с восторгом рассматривала так и не распечатанный набор: лак, помада, духи. Все стильное, с ярко-алой извилистой линией, струящейся по благородно-бронзовым бокам коробочек. Именно этот набор, купленный, не иначе, как в состоянии аффекта, я как раз и собиралась подарить секретарше в знак примирения. Видно не судьба.
— Пэм, что ты, к нечистому, тут делаешь? — выдохнула прежде, чем сообразила, что вчерашние пьяные глюки вернулись, а я, между прочим, трезва, как стеклышко.
— Ну извини, я помочь хотела, — надула губки призрачная блондинка. — Ты ведь совершенно не умеешь прилично краситься!
Обидно, хоть и правда. Зато я хорошо умею выглядеть незаметно, а это — гораздо более полезный навык. Но сегодня требуется именно эффектность. Место, с которого я собралась начать поиск Сэловой штуковины — галерея аукциона “Готлиб”. А тамошние менеджеры встречают по одежке.
— Замечательное желание, — буркнула я саркастически, стараясь скрыть запоздалый испуг. Уж перед кем, а перед собственной секретаршей, пусть и призрачной, трусихой выглядеть не хотелось. Она не поймет. — Надо же. Собственные глюки не доверяют моей способности самостоятельно навести красоту.
— Я не глюк! — Пэм надулась сильнее.
— А кем ты еще можешь быть? — Закончу с этим делом, пойду к мозгоправу. Дожилась, спорю с собственной галлюцинацией. — Хорошо, допустим, ты призрак. Тогда какого ты делаешь в моей квартире? Насколько я знаю, призраки привязаны к месту гибели. Если предположить, что они вообще существуют.
— А где мне еще быть? — взвилась Пэм. — Ты мою голову куда дела?
Как это куда? Кажется… я вскочила и кинулась на кухню. Рванула дверцу холодильника. Пусто. Засохший до состояния камня сырный огрызок — не в счет. На него даже мышь, третью неделю скребущая за плинтусом, не позарится. С замиранием сердца потянулась к дверце морозильной камеры.
— Замечательно! То-то у меня насморк с самого утра… — И снова я дернулась от неожиданности.
Ну сколько можно из-за спины подкрадываться? Зашипев, потерла локоть, которым врезалась со всего размаха прямо в острый металлический угол дверцы холодильника. Поспешно захлопнула морозилку. Отрезанная женская голова, посиневшая от холода и покрывшаяся инеем — то еще зрелище. Вопрос, почему я притащила голову Пэм домой и сунула ее в морозилку, мы пока оставим. Пьяная была. Но из мешка-то зачем ее вынимать было?
— Так. И чего ты хочешь? — решительно повернулась к призраку я.
— Помочь тебе в кои-то веки выглядеть элегантно? — предположила Пэм.
— Давай без этих шуточек, — я закатила глаза. — Глобально. Почему ты стала призраком. И почему преследуешь меня.
— Не знаю я, Ри, — девушка вздохнула. — Вообще ничего не знаю. А ведь вечер так замечательно начинался…
