— С той, как оказались связанной с Демьяном.
— Связанной… Это не связь, а психологическое и физическое рабство. Абсолютное! Пожизненное. Причем, одностороннее…
— Это не так…
— Что не так? Я проверяла — связь работала однобоко. Меня слышали всегда, а я нет.
— Правда? — нахмурился Роберт Евгеньевич. — Простите, я думал… что вы тоже слышали его… — тушевался, выглядя совсем потерянным.
— Слышала, — согласилась нехотя, — но когда он того желал, — добавила колко. — Только когда было дозволено!
— То есть, — вновь оживился врач, — вы все же общались? Связь была своего рода диалогом? А не простым голосом в голове?
— Нет, это был голос в голове! — упиралась как могла, не понимая, что не так объясняла. — Но мы… общались… А еще он мне картинки демонстрировал. Хотите расскажу подробности? — откровенно потешалась.
— Было бы занятно… — воодушевился врач, удивив в очередной. — О подобном даже не слышал.
— Да вы что? — чуть не подавилась сарказмом. — Представляете, я тоже. И мечтала бы не знать, потому что видеть кино, которое невозможно выключить — мягко говоря, дискомфортно. А если учесть, что фильм мне показывают 18+ с участием других женщин. Поверьте…
— Какой ужас, — неподдельно досадовал врач и я тотчас перестал язвить.
— Это плохо? — насторожилась с легкой заминкой.
— Это замечательно! — расцвел, повергнув в недолгий шок. — В смысле, что Демьян это делал — конечно, нехорошо, но подтверждает, что я прав!
— Да в чем прав? — злилась из-за полного непонимания.
— Милен, вы необычная фантош. Демьян мне об этом твердил с того момента как вас встретил.
— Чем необычна? И почему он меня обсуждал с вами?
Роберт Евгеньевич поморщился:
— Это я зря сказал. Демьян не простит.
— Для начала этого вам не прощу я, если не договорите… — пригрозила упрямо.
— Милен, это не моя тайна и не мои секреты… Вот если бы вы нашли в себе силы и вернулись к нему… Если бы были рядом…
— Я была рядом, — напомнила сухо, теряя надежду услышать правду, ну или, вернее, точку зрения Роберта Евгеньевича. — Вот только оказалась ненужной. А насчет вредительства людям… Думаю, это главная причина, почему не хочет. Помогать людям — глупо, ведь мы человечишки, коими можно ловко управлять, и только. Как мясо. Разве корову спрашиваешь, как бы она хотела жить рядом с тобой? Нет. Растишь, кормишь, доишь, а потом — бах, и мяско! — горячилась, но зато, наконец, могла высказать, как вижу ситуацию и самое приятное — меня не затыкали. — Так примерно и с нами. Захотел — скушал, захотел — другому скормил, захотел — просто распотрошил ради забавы, ну и, конечно, попользовать можно любым способом даже с особым извращением.
Теперь уже Роберт поморщился:
— Мне жаль, да и он сожалеет еще больше о том, что делал.
— Шутите? — чуть не подавилась от бури эмоций.
— Нет, Милена. Он этого не признает, зато я знаю и уверяю. Вы ему дороги. Поэтому он вас оставил. Поэтому он делал многое из того, что не стоило бы делать…
— Например? — даже стало интересно.
— Причинял вам боль. Открыто и грубо. Хотел вас оттолкнуть. Отвратить от себя! Он желал вам причинить боль настолько сильную, чтобы вы его ненавидели, чтобы сделали необдуманные поступки, чтобы повели себя как многие безрассудные женщины и смогли ему доказать, что вы слабая и никчемная.
— О-да, он мне это с легкостью внушил, — подтвердила сухо. — Особенно, когда доводил до сумасшествия. А бросал и изменял тоже от переизбытка нежных чувств?
— Чтобы защитить…
— Удивительный подход к защите: уничтожить, чтобы другим не досталась.
— Вы немного не понимаете ситуацию, — без лишней горячности оправдывал Демьяна Роберт. — Вы вся пропитались им. Настолько, что любой из нас бы смог с легкостью сказать, чья вы игрушка. Поэтому он старательно стирал с себя ваши следы, да и вообще, долгое время избегал — чтобы запах стал менее заметным. Поэтому и бросил, пытаясь всех убедить, что наигрался и больше в вас не заинтересован…
— Так стирал, трахая сотню-другую красоток, что чуть меня не стерли с лица земли… Видимо, не достарался, нужно было усилить старания, увеличив количество любовниц…
— Не надо так…
— А как надо? Молчать? Уже достаточно молчала. У меня тоже есть точка зрения. Есть желания, страхи и боль! Если я должна понять поведение Демьяна, то хочу понять, почему так плохо развлекался с другими, раз до меня добрались твари.
— Он их наказал.
— Мне плевать, — устало мотнула головой. — Это вы твари регенерируете, а я… Человек. Вы хоть представляете, через что прошла, чтобы стать вновь похожей на человека? И то, — неопределенно махнула рукой. — Я в шрамах вся. В телесных и душевных. Он меня искалечил, раздавил…
— Спасая, — мягко настаивал врач.
— Играя, — твердила упрямо. — Не забавляйся он мной с самого начала, ничего бы не случилось потом.
— Он не мог… — обронил Роберт Евгеньевич и порывисто встал. Шагнул к окну и задумчиво в него уставился.
— Откуда вам знать, что он мог, а что нет? — все же нарушила молчание, да и меня разрывало уточнить эту «мелочь», что теперь билась в голове, словно колокол.
— Говорю, потому что знаю! — отозвался врач, когда уже и не надеялась на ответ. — Если бы мог — он бы к вам даже не приближался… Да зачем вы ему нужны? Любая женщина нашего вида будет его, только Демьян пожелай. А он… с вами…
Меня тоже этот вопрос интересовал, но я привыкла себя убеждать в том, что была лишь прихотью. Поэтому шумно выдохнула:
— Туман… слова… вода… не единого доказательства обратному, — скучающе пробурчала в никуда.
— Ваши чувства — они доказательство.
— Они навязаны! — отрезала мрачно.
— Так ли…
— Уверена.
— Мы все твари. Любим, ненавидим, страдаем одинаково.
— Заблуждаетесь. Чужая боль — всегда остается болью, а вот собственная — кромешный Ад, потому что это! Своя! Боль!
Мы молчали некоторое время, каждый переваривая сказанное и услышанное.
— Вы должны поговорить с Демьяном, — вторил заезженной пластинкой Роберт Евгеньевич, нарушив очередное затянувшееся безмолвие. — Рассказать о «новых».
— Почему не вы?
— Потому, что только услышав вас, он пойдет на крайние меры, а это необходимо и в кратчайшие сроки. Да и это ваша проблема больше, чем моя. Или вы не хотите спасти детей? Предлагаете мне подорваться и решать ваши проблемы? — голос был рассудительный, совершенно не мягкий. — Хотя, признаюсь, нужно чтобы именно вы это сделали. Так будет эффективней!
— Кому нужно? — опять насторожилась.
— Нам… Всем нам: и людям, и оборотням, — пояснил врач. — Так получилось, — продолжал холодно, вернувшись на стул, — что в наши территории заявились наглые, злые твари. Они себя называют «новые». Отбившиеся от других кланов, брошенные, побитые жизнью. Эта свора диких, которым плевать на людей да и, вообще, на все в этом мире. Они жаждут крови, власти, территорий. Думаю, неспроста пришли именно к нам. Демьян одиночка. Живет особняком и не лезет в дела других. Мне кажется, их натравили на него, посулив нечто ценное.
— А чем он и кому мешает?
— Сила… у Демьяна такая сила, что пугает других. Вот почему хочу, чтобы он одумался и взял власть в свои руки.
— Но ему этого не нужно…
— В том-то и дело, ему придется вмешаться, рано или поздно. Но лучше рано, ведь поздно обычно с более кровавыми последствиями.
— То есть вы, так или иначе, за развязывание войны…
— Не войны, а власти в одних крепких руках. И если этот кто-то Демьян — я за него.
— А разве у «новых» есть шанс против чистокровного?
— В том-то и дело — нет, — подтвердил абсурдность мысли Роберт Евгеньевич. — Сам не понимаю, на что надеются. Демьян априори сильнее. Он может раздавить одной силой мысли. Если только количеством думают взять… Демьян одиночка, хоть его и окружают подобные мне. Но нас не назовешь силой, мы давно приближены к людям, их потребностями, желаниями. А «новые» — алчны до всего, что у них не было по жизни или чего лишились, вот и будут драться любыми способами, особенно подлостью. Что доказывают нападения на вас.
