Куда он делся?
Я вдруг замер, как вкопанный, а в спину тут же врезалось тупое тело с пушкой и руганью. Но меня это не тронуло ни капли. Потому что я вспомнил…
…Отец просто однажды не вернулся.
— Твою мать, а ну пошел! — заорали мне в спину. — Уснул, что ли?!
Меня грубо пнули под колено, и нога подогнулась, но недостаточно, чтобы потерять равновесие. Я выпрямился и пошел дальше.
Солнце ударило по глазам, и я замотал головой, моргая. Сколько же я не был под солнцем? Ноздри забились разномастными запахами, и такой поток информации хлынул в голову, что я едва успевал ее обрабатывать. Привычки, выдрессированные годами, давали о себе знать. Самое четкое понимание — вечером будет дождь. А еще — сейчас август, потому что в воздухе стоит густой аромат горечавки. Третье — мы к югу от Смиртона — только здесь живет пикля, которая чирикает сейчас над головой в еловой кроне. А еще — она скоро распрощается с потомством. Значит, конец августа. Еще тут неподалеку речка…
…И белоглазые.
Я медленно моргнул, уставившись на оборотня, сидящего за решеткой на земле. Он смотрел на меня исподлобья, но драпать не собирался — не мог.
— Шагай в камеру.
— Там волк, — глухо возразил я.
— И что? — обошел меня тип и уставился мне в лицо. — Брезгуешь? Зато он — нет.
Гнусный групповой смех резанул по ушам, и меня протолкнули в клетку. Размером она напоминала бейсбольную площадку в школе, только засыпана песком. И кольцо тут имелось. А к нему несколько спортивных снарядов.
Я потер запястья, оставшись без наручников, и глянул на волка. Молодой еще, лет двадцать от силы. Он не выказывал страха, но следил за мной пристально из-под спутанных черных прядей волос. Привычно.
— Привет, — я хрипло поздоровался. Да, мы не любим друг друга, но без причины не нападаем. А здесь вообще на одной стороне. Он не ответил, уязвимо подобравшись, и я заметил шрамы у него на боку. — Давно здесь?
Волчонок угрюмо молчал, но стоило сделать шаг, вздрогнул. Я не стал его нервировать, направившись в противоположную сторону — к турникету. Тело жаждало нагрузки — я засиделся в тесной клетке.
Но гораздо больше оно жаждало возвращения девочки в мои лапы.
От мысли о ней я поморщился, чувствуя, будто по венам перестала течь кровь, а вместо нее побежали концентрированная ненависть и злоба. Я так увлекся этим ощущением, что не сразу услышал какую-то возню. Обернувшись, увидел, как волк корчится на песке в процессе оборота, а за его спиной стоят охранники и с интересом смотрят на мучения мелкого. То, что оборот неправильный, бросалось в глаза сразу же.
Заставили его обернуться?
Но это ведь невозможно…
Или…
Не успел я додумать, волк встал на нетвердые лапы и оскалился. Даром что доходяга в человеческом теле, в животном — ростом с теленка. И он меня не боялся. Что и продемонстрировал сразу же, кинувшись на меня. Лапы заплетались, но броски он рассчитывал четко. От первого я увернулся, но от второго не успел, и волк цапнул меня за бедро. Я зашипел, стиснув зубы, и двинул его в ответ по шее.
Охранники одобрительно загоготали, подозрительно разделяя симпатии между мной и волком чуть ли не поровну. Сделали ставки, твари.
— Давай, медведь! — заорал самый громкий.
Волку было плевать на поддержку. Ему, судя по невменяемому взгляду, вообще было плевать, на кого кидаться.
Рассчитать силу стало сложнее всего — слишком сильно хотелось кого-то убить. Но этот ни в чем не виноват. Я подпустил его ближе, ставя в тупик несколькими шагами назад, и перехватил за шею, падая с ним в песок. Мои объятья не пришлись ему по вкусу. Он так дернулся, что, показалось, выдернет мне руки к чертям, но я только сжал их на его шее тисками. Несколько рывков, и волк затих в моих объятьях, лишенный кислорода. Я осторожно уложил его на песок и оглянулся на семерых охранников. Но им уже не было дела — они делили выигрыш. А у меня как раз появилась возможность присмотреться к их оружию и подсчитать суммарное количество выстрелов. Даже если буду стоять перед ними прямо и не двигаться в ипостаси медведя — не уложат. Кто же вам внушил, что вы можете творить все, что вам вздумается? Первоначальное впечатление, которое разыгрывали для провокации, вернулось в полном объеме — эти выродки не были опасными солдатами, а отбросами, готовыми работать за копейки. И, видимо, им тут никто ни разу не дал отпора…
— Эй ты! Чего пялишься? Иди давай к турникам! Нечего пялиться!
Я кинул взгляд на волка, потом на свою рану на бедре.
— Мне нужна аптечка, — спокойно направился к солдатам.
— Дай волку полизать, — хрюкнул один и разразился мерзким хохотом. Но стоило наткнуться на мой оскал, закашлялся. — Иди, сказал!
Волк как раз зашелся в мелких судорогах, и я направился к нему. Его нос был горячим, глаза закатились. Я заприметил в углу кран и потащил его в тень, потом оторвал от футболки кусок ткани и принялся поить бедолагу. Все это было странно. В дикой природе я бы наверняка его убил. Но здесь все вставало с ног на голову.
— Давай, приходи в себя, — командовал ему, обтирая морду.
Рана на бедре ныла, но уже не кровоточила, и я стискивал зубы, стараясь отвлечься от личного дискомфорта. По крайней мере, мысли о девочке отступили на какое-то время…
3
За мной пришли, когда стемнело. Я сидела на кровати, вздрагивая от каждого шороха, но когда двери открылись, в груди запекло от адреналина, а сердце уже привычно застучало в висках.
— Пошли, — угрюмо скомандовал охранник.
Второй стоял поодаль, и я презрительно усмехнулась их мерам предосторожности рядом со мной. Но дергаться смысла не было. Как представила, что сейчас вернусь в вонючую камеру… А если там снова медведь? А если сегодня он не обернется? Меня снова начало колотить.
Я уже практически не дышала от страха, но ожидания оказались далеки от реальности. Меня провели в часть базы, которую видеть не доводилось, а когда поставили перед решетками, взгляд врезался в мужчину возле кровати…
Сегодня его камера напоминала комнату в отеле, а сам он, кажется, не собирался становиться медведем — стоял с приспущенными штанами, придерживая повязку одной рукой и пытаясь оторвать кусок бинта зубами. Чиркнул замок, и охранники посторонились. Я все ждала какой-нибудь грязной шутки, но камера закрылась сначала на решетку, потом на глухую дверь, и я застыла на входе, глядя на зверя…
Он только кинул хмурый взгляд на меня из-под бровей и продолжил себя бинтовать.
— Как день? — прохрипел хмуро.
— Что? — опешила я.
— Что еще я могу у тебя спросить? — зло процедил он.
— Не знаю. Может, ничего?
— Трахать тебя молча?
— Да пошел ты…
Я дернулась, больно ударяясь в двери, и съежилась, жалко всхлипнув. Он ругнулся, роняя повязку и открывая моему взгляду глубокую рану, будто от чьих-то зубов.
— Что с тобой? — спросила изумленно.
— Ставки отрабатывал, — зло усмехнулся он, хватая пластырь. Разорвал его зубами, подхватил повязку и, приложив к ране, залепил. Зря, наверное… но это не было моим делом. — Послушай, — кинул он на меня взгляд. — У нас с тобой нет выбора, нужно договариваться.
— Я не хочу с тобой договариваться! — вырвалось.
Видела, как обрисовались жестко его скулы и недобро сверкнул взгляд, а у меня в душе все оборвалось так, будто передо мной снова стоял дикий медведь.
— Скажи, Ари… — От того, как он впервые назвал меня по имени, по телу прошла дрожь. Я не знала, что не так в его голосе, но он будто играл на нервах, заставляя их вибрировать. — Ты жить хочешь?.. Даже не так — ты будешь жить, потому что я не дам тебе сдохнуть, поняла? Только не надо усложнять мне задачу. Тебе ясно?
Он дернул штаны вверх и поправил футболку, а я вздрогнула и вжалась в двери.
— Не слышу, — шагнул он ко мне, и я вытянулась вдоль, не спуская с него взгляда.
Сейчас при свете дня и в одежде он выглядел совсем иначе. Человеком. Черты его лица притягивали бы взгляд, не будь мы в этих обстоятельствах. Подойди ко мне такой где-нибудь на улице, у меня бы дыхание сперло. Почему-то мне такой типаж виделся исключительно в деловом костюме и в антураже роскоши. Но оказаться с ним в одной клетке — последнее, что я бы пожелала. Слишком подавляющий, жесткий и бескомпромиссный. Он поставил целью — выжить, и страшно представить, что будет с теми, кто встанет у него на пути. В том числе и со мной.
