рукой.
— Кстати, а почему у вас домовых нету? — неожиданно спросила я.
Лаврик моргнул и немного расслабился. Но тут вдруг зашебуршился в котелке Рыська. Вот кто запах еды уловит даже через закрытую наглухо крышку!
Паренек покосился на котелок и тут глаза его расширились.
Я тоже покосилась. Чего это он? Видеть моего фамильяра он никак не может. Это только я могу, ну, и те, кому дам разрешение, конечно. До сих пор это была только бабуля.
Лаврик сглотнул и с восхищением зацокал языком:
— Ты, это…ведьма… Красавец, да какой красавец, — вдруг засюсюкал первокурсник, а я с подозрением на него посмотрела и на всякий случай подошла поближе к своей собственности.
Странный парнишка. Котелок у меня, конечно, не самый простецкий. Бабуля в свое время за него отдала очень неплохие деньги плюс три сложных зелья. Но чтобы совершенно посторонний человек его еще и красавцем величал?
Лаврик же прямо вот глаз с него не сводил. И тут вдруг мой Рыська решил предстать во всей красе перед этим вот совершенно посторонним прыщавым парнишкой!
Сначала из котелка показались торчащие вверх усы, потом сияющие оранжевым цветом глаза, и наконец этот поганец взял и выскочил наружу.
Да как еще выскочил-то!
Выгнул спину, потянулся от души, показывая клыки и розовый длинный язык. Поскреб острыми как лезвия когтями пыльный пол, проделав нехилые такие царапины.
А потом вдруг зашипел:
— Ты чьих будешь, маль-ши-ик?
Лаврик так и бухнулся на пятую точку, не сводя глаз с моего единственного родного существа.
А я только стояла и, разинув рот, как рыба, вытащенная из воды, переводила глаза с парнишки на своего фамильяра.
— С-сумрачная ры-ы-сь… — только и прошептал парнишка и позорно упал прямо на грязный пол.
Ну что ты будешь делать-то! И не девица ведь и близко, а туда же, падает.
Конечно, Рыська может поразить воображение, не спорю.
Но это ж адепт Боевой Академии… Походу, у них тут в адепты берут всех без разбору. И не проверяют состояние нервной системы. Странно, вообще-то.
Я с расстройства бухнулась рядом. Грязный пол, ну и ладно.
У меня, может, тоже нервы не железные. И так денек выдался вон какой.
А тут еще и Лаврик этот. Такой весь из себя тощенький, боязливый. Но вот подишь ты, сумел разглядеть моего Рыську!
Это вообще как? Откуда бы ему знать этих магических и очень даже редких существ…
Я вздохнула и грозно посмотрела на своего фамильяра:
— Ну и как это понимать, а? Почто показался чужому?
Рыська моргнул и будто стал меньше ростом. Усы тотчас приняли горизонтальное положение. Но вовсе не поникли. Значит, фамильяр не считает себя виноватым. Что тоже очень странно. Или правда, день такой вот?
— Ты, это… Ведянка… Ведь он меня увидел! — глаза Рыськи расширились от удивления.
Я скривилась. Тут Рыська прав. Каким-то непонятным мне образом парнишка его увидел. Смог. А если смог, то куда ж Рыське деваться, пришлось вылезать. Такая у них, сумрачных рысей, планида. Я-то и забыла, вот тоже дуреха.
Ну, и не мудрено. Сроду фамильяра моего никто чужой не видел, вот я и забыла, как оно на самом деле у них устроено.
— А чем это так вкусно пахнет? — Рыська одним прыжком оказался около стола и нагло снес лапкой все крышечки.
— Ур-р, — довольно заурчал мой фамильяр. — А ничего так у них кормят.
— Да ты иди, Ведянка, иди к столу. А то ведь, как говорится, в большой семье не щелкай клювом.
— Я тебе покажу, не щелкай, — проворчала я. Поскорее поднялась, и тотчас спохватилась.
— Так Лаврик-то в обмороке, что делать прикажешь? А тебе бы только лопать, — сердито сказала я и полезла в глубокий карман за нужным пузырьком с зельем.
Надо ли говорить, что с десяток пузыречков из зачарованного в огне саламандры стекла я всегда носила с собой.
Исключительно на всякий случай. Бабулина наука опять, ага.
Эх, бабуля. Как же мне тебя не хватает… Сижу вот на грязном полу совсем в другой Академии. Рядом валяется бездыханный парнишка. А фамильяр уже уплетает ужин за обе щеки. Мясное рагу, судя по его вытаращенным глазам и быстрому, довольному чавканью.
— Ох-х, горе ты мое, — недовольно бурчал в перерывах между чавканьем Рыська.
— Иди ешь-шь, говорю. Ничего с ним не сделается. Молодой, здоровый. Да и я чар чуток прибавил, — сознался этот поганец.
Но, с другой стороны, и облегчение я испытала. Ну, раз такое дело, то и пусть полежит.
Вздохнула, встала, отряхнула юбки и пошла к столу. Как бы все и правда не слопал, аппетитом Светлая мать его не обидела.
И кто там у сумрачных рысей? Сложная у них какая-то система верований, закрытая, я вот не до конца еще разобралась.
Но тут резко подвело живот и я поморщилась. Придется выходить в коридор, что делать. Страшно? Страшно. Но организму не прикажешь. И так сколько терпел, бедный.
Я решительно повернула к двери.
— Э-эй! Ведянка, ты чего это? Куда собралась? — фамильяр насторожился, запихивая за щеку очередной кусочек мяса.
— Куда-куда. На кудыкину гору, — огрызнулась я. — Надо мне. А тут нету никаких удобств, чтоб ты знал.
Чавканье тотчас прекратилось и Рыська мигом оказался у двери:
— Не пущу! Дуреха ты, Ведянка. Хочешь, чтобы тебя тут тихо прикопали под кустиком или вот развеяли по ветру?
— Это же Боевая Академия! — усы у него от возмущения грозно встопорщились и
поднялись вверх.
— А что же прикажешь делать, Рысенька, — печально сказала я, уже выглядывая в щелочку.
— Поселили вон где, и даже не подумал дядька Симеон про самые нужные удобства.
— Да стой ты, вот же на мою голову, — глаза Рыськи сверкнули.
— У тебя же я есть! А я кто? — грозно, но тихо прошептал он.
— Ох, отстань ты, Рыська. Не до тебя. Фамильяр ты, — ответствовала тем не менее я, уже высунув голову из дверей.
— Нет, нету у меня на тебя, Ведянка, никаких нервов, — и наглый Рыська схватил меня за юбки да и втащил назад.
Зашипел обиженно и насупился:
— Плохо, видать, учила тебя бабка-то.
— А вот бабулю мою трогать не надо! — я нахмурилась и уперла руки в бока.
Рыська малехо примолк, а потом и лапой махнул. Принюхался, прошел вдоль всех стен и неожиданно уперся острым когтем в одному ему видимую точку.
Вокруг когтя тотчас появилось едва заметное свечение, которое вскоре превратилось в мерцающий портал.
Я ахнула и головой замотала:
— Нет, нет и нет! Хватило мне одного перехода, тобою сооруженного.
Рыська обиженно насупился:
— Спасибо
