Мышка собиралась поклониться кровати, где спать было жестко, но зато никто не толкал в бок, помахать рукой камину за огонь и тепло, поблагодарить башню за то, что дала приют на долгие годы. Проститься с хозяевами Аверус тоже не позволил. Опасался, что Тилемах одумается, очнется от наведенного тумана и не выпустит со двора. Мышка, не привыкшая возражать, побежала за Аверусом, позабыв, что за дверью остался Денис.
— Быстрей давай, — Аверус втолкнул Мышку в карету. Неименную, в обычный дилижанс. Сам сел напротив и стукнул кулаком в стену. — Трогай.
— Далеко ли ехать? — отважилась спросить Мышка. В дилижансе было ничуть не теплее, чем в ее каморке.
— К вечеру будем на месте.
— А вы? Останетесь?
— Про меня тебе знать не нужно, — Аверус уже пожалел, что сказал настоящее имя Тилемаху и Софии. Его должность позволяла сохранить это в тайне. А он хотел покрасоваться, придать себе величия. Целый день проверял способности у глупых куриц, дочек местных богатеев. Как одна бесталанных. Расслабился, что все такие в этом городишке, не возникнет ему угрозы. — Сказал же, одна в усадьбе будешь жить. Чем плохо? Тебе не привыкать одной. Еды на первое время оставлю. До лета тебе хватит. А дальше сама крутись. Там сад был. Лесные угодья, пашни. Озеро. Горы с одной стороны, а с другой — непроходимые болота. Никто тебя не тронет. Туда и добраться-то невозможно.
— Пашни? — Мышка охнула, что она будет делать в мертвом доме одна с пашнями. Этот Аверус безумный. Везет ее на верную смерть и еще радуется. И Тилемах ее не пожалел, отдал как старый мешок. — Я не умею.
— Сумей! Там, поговаривают, олени водятся. Мелкая живность. Утки. Зайцев будешь ловить, — мысль так понравилась Аверусу, что он несколько раз повторил про зайцев, потирая руки.
— А кто там жил раньше?
— Тебе зачем? — с подозрением покосился Аверус на Мышку. — Нелюди жили. Были да сплыли.
— Какие нелюди? — испугалась Мышка. — А если вернутся? Что я тогда буду делать?
— Хватит болтать о пустом. Как оживет усадьба, повеет теплом от нее, я и приеду. Не успеешь соскучиться.
— Не успею, — согласилась Мышка. Скучать по хитрому Аверусу она точно не будет. Пусть вообще забудет о ней и никогда не приедет.
Дилижанс ехал быстро и без остановок. Потрясывало и прижимало к спинке жесткого сиденья. Мышка догадалась, что они поднимаются в гору, а потом начали спускаться. Окрестности она знала плохо, никто ее не учил, где какие города и как там живут люди. Из башни можно было разглядеть горы далеко на юге и на востоке. Но куда повез ее Аверус? И зачем столько тайн? Почему даже Мышке Аверус не открыл, как называется местность и усадьба, где ей предстояло жить. Сидел с неприступным видом, показывая, что ее вопросы останутся без ответа.
Мышка бы радовалась, что замуж ее не взяли, если бы не боялась мертвого дома. Замужество она хотя бы представляла как выглядит. Не очень радостно, если судить по Тилемаху и Софии, но понятно. Найдись муж для Мышки, он бы тоже при посторонних показывал, как замечательно живет с женой, а наедине орал и придирался по любому поводу. А из Ореста муж будет гораздо хуже Тилемаха. Можно только пожалеть девушку, которой он достанется. Жалея незнакомую девушку, Мышка забывала, что жалеть нужно ее.
Ближе к вечеру дилижанс остановился в какой-то деревушке. Аверус не разрешил Мышке выйти, подышать и размять ноги. И в окно весь день не позволял смотреть. Словно опасался, что Мышка запомнит дорогу и убежит назад к Тилемаху и Софии. Такого Мышка не стала бы делать. Если они ее продали как ненужную вещь, то ни к чему Мышке искать у них защиты. И поведение Ореста лишило Мышку всяких надежд на то, что ее безопасное, пусть и скучное, житье продолжится. Когда Аверус ушел, Мышка осмелилась выглянуть в окно.
Погода заметно потеплела. Они на юге, значит. На деревьях в палисадниках набухали почки. Пахло свежестью, влажной землей и первыми цветами. Цветы густо росли по обочинам дороги. В детстве Мышка вместе с Бертой плели венки из этих ярко-желтых цветов. Понятно, почему Аверус сказал, что до лета Мышке хватит припасенной еды. Лето в этих краях вот-вот наступит. Не потратится чрезмерно старик на нее. И зимняя одежда тоже не понадобится. Если дом не впустит Мышку, то и на улице она ночью не замерзнет. Найдет в лесу дрова и разведет костер.
— Шевелись, — Аверус вернулся, кинул Мышке темный платок в окно. — Повяжи на голову, чтобы лица не было видно. И выходи. Не копайся, Медея.
— Иду, — Мышка не копалась, просто не сразу сообразила, как повязать платок.
От Аверуса пахло мясными пирогами, наверно, перекусил в местной таверне, а про Мышку и не подумал. Кусочка не принес. Если бы Денис не накормил Мышку ночью, ей пришлось бы совсем голодно. Из-за Аверуса они даже не простились. Денис не должен обидеться на нее, Мышка ведь предупредила его, что за ней придут. Рядом с дилижансом, почти вплотную, стояла скромная карета. Небольшая, на одного человека и запряжена одной лошадью. Сзади к карете была привязана тележка, в которой лежало несколько мешков.
Мышка вздохнула, в одном мешке, наверно, мука, в другом картошка. Можно было не надевать платок, между повозками никто Мышку не увидит. Похоже, что Аверус не верил в успех, не верил, что Мышка справится с порученным делом. Иначе бы подготовился получше. Не прятался. И следил бы за тем, как дом оживает. А Мышке как тогда поверить, что все получится. Какая она домовушка, соврал хитрый Аверус. Мышка слышала разговоры на кухне, что домовушки это из сказок. Ленивые хозяйки придумывают в свое оправдание.
Кусая губы и прижимая к себе узелок с платьем, Мышка готовилась к самому худшему. Может, дикие звери ее съедят. А может, дом ее убьет. Уснет Мышка и не проснется больше никогда. И не хватится ее ни единая живая душа. Как будто не было на свете Мышки. Ни рождалась, ни жила. Тетрадки и той лишилась. Даже привычной робкой надежды не было. А на что надеяться? На то, что смерть будет быстрой от страха, а не медленной от голода? Аверус кусочка пирога пожадничал, как ждать от него доброго отношения.
Аверус закрыл Мышку в карете и самолично сел на козлы. Выждал, когда дилижанс отправился назад, а любопытные жители разошлись по домам, и только после этого хлестнул лошадь. Свидетели Аверусу были не нужны. Никто не
