воскресенье
Когда мой рейс приземлился в Новом Орлеане, я представляла собой комок тёмных, спутанных эмоций. Со дня пожара они бесконтрольно бушевали. Прагматичная, уравновешенная Зо исчезла без следа. Из пепла огненной могилы моей матери восстало нечто дикое.
Ужасные, совершенно необъяснимые ощущения, которые я испытала, каким-то образом разделив смерть моей матери, больше не возвращались ко мне, но сварливая драконица, зародившаяся в моём нутре в тот момент, не уходила и не успокаивалась. Вместо этого она с каждым минувшим днём становилась вспыльчивее и переменчивее. Я списывала это капризное инферно на скорбь, как в последнее время делала со всем.
Вечернее небо имело оттенки индиго и лиловой орхидеи, а город, посеребрённый недавним дождём, состоял из лавандовой зернистости, бугенвиллей, неоновых вывесок и нежно разлагающейся архитектуры. Пока мы ехали по узким мощёным улочкам до отеля Монтелеон, в котором мне предстояло провести ночь перед отъездом в Дивинити, штат Луизиана завтра днём, я слушала, как таксист перечисляет все места в городе, которых я должна избегать. Новый Орлеан был волшебным местом, с бесчисленными удовольствиями, которыми можно насладиться, но таксист предупреждал, что одинокой путешественнице надо избегать определённых уголков города. Я мысленно запомнила эти уголки, хотя едва ли планировала покидать отель.
Если сегодняшний вечер пройдёт так же, как предыдущие, я буду лежать в постели, плакать, пытаться решить, что делать дальше, притворяясь, что у меня есть выбор, вообще какой-то выбор, кроме как набрать три работы и работать до измождения практически всю оставшуюся жизнь, чтобы оплатить счета за лечение мамы. Врачи уже начали отказывать в лечении, пока я не согласилась заложить своё будущее и оформить счета на своё имя. Ну, теперь хотя бы меня не будут постоянно увольнять. Это депрессивно положительный аспект ситуации.
Монтелеон взмывал ввысь от грязной улицы — элегантный отель цвета слоновой кости в стиле бозар, украшенный замысловатой лепниной, обслуживаемый безупречными швейцарами, которые сопроводили меня внутрь. Зарегистрировавшись за стойкой администрации и заглянув во вращающийся бар и комнату отдыха «Карусель» (очень круто) и ресторан «Криолло» (мне совсем не по карману), я с удивлением обнаружила, что Джеймс Бальфур зарезервировал для меня весьма роскошные апартаменты. Адвокат не поскупился на мою поездку из Франкфорта, штат Индиана, до Нового Орлеана, дополнив билет в бизнес-класс покоями Юдоры Уэлти. Я в ошеломлённом молчании бродила из просторной спальни в мраморную ванную комнату с глубокой и широкой ванной, затем в уютную гостиную, откуда открывался вид на реку Миссисипи, время от времени останавливалась, чтобы провести блуждающей рукой по холодным кристаллам лампы, по плюшевому вельвету кресла.
Мы с мамой никогда не могли похвастаться многим, а теперь я стояла в номере элегантного отеля в стиле Старого Света, отделанного антиквариатом и люстрами, а далее мне предстояла поездка в маленький городок в нескольких часах от Нового Орлеана, где (по словам мистера Бальфура) недавно умерла моя далекая родственница, оставившая мне наследство, которое адвокат не желал обсуждать по телефону.
Я испытывала беспокойство, пока мистер Бальфур не пояснил, что это моя родственница по материнской линии. Мама никогда не говорила о семье. Я ничего не знала о моих бабушках и дедушках с обеих сторон, и один из немногих фактов, которые я знала (точнее, подозревала с высокой степенью вероятности, и по тому, что мама говорила о моём отце, и по тому, чего она не говорила) — что он был причиной, по которой мы первые пятнадцать лет моей жизни находились в бегах, постоянно переезжали из одного маленького городка в другой, в соседний штат, затем на три штата вверх, потом на штат ниже в новый город, всегда оставаясь на северо-востоке страны, обычно в средне-западных фермерских регионах или у изножья гор Западной Вирджинии.
Одно лишь упоминание моего отца вызывало в глазах моей матери тьму, которая оставалась там на несколько дней. Затем что-то произошло (я полагаю, он умер, и она узнала об этом), и мы начали дольше задерживаться на одном месте. 11 и 12 классы я закончила в одной и той же школе в Браунсбурге, штат Индиана, где когда-то проучилась часть четвёртого класса, а также весь седьмой.
Когда мистер Бальфур настоял, чтобы я приехала на встречу с ним, и я убедилась в существовании его фирмы и города (хотя и про то, и про другое в интернете было мало информации), я решила, что мне нечего терять, зато я могу что-либо получить. Вполне возможно, что дальняя родственница со стороны мамы оставила мне что-то.
Отчаянно нуждаясь в отвлечении от скорби, а также не желая проводить ещё одну ночь в тесной, лишённой мебели студии, которую я сняла после пожара и где ворочалась на надувном матрасе на полу, я решила, что вполне возможно, пусть и не очень вероятно, что поездка может принести мне небольшую финансовую прибыль. Это мне определённо не помешает. Когда останки Джоанны Грей были найдены, пусть они и были в разы меньше полноценного тела, похоронное бюро всё равно содрало с меня полную цену за кремацию, тем самым почти обнулив мои сбережения.
Я бросила на кровать сумку со своими вещами, повесила в шкаф немногочисленную одежду, поставила туалетные принадлежности в ванной и бережно водрузила на комод урну с маминым прахом. Это всё, что осталось у меня от неё, и я не желала оставлять это в безликой пустой студии, не могла погасить иррациональный страх, что кто-то отнимет у меня и это тоже. Присев на край ванной, я закрыла лицо ладонями, изнывая от желания впервые за многие недели забраться в настоящую кровать, где я буду тихо плакать, пока измождение не уступит место беспокойному сну.
Ещё мучительнее испытываемого мною горя были постыдные волны облегчения, которые периодически накатывали на меня, ибо пожар, унёсший жизнь моей матери, также положил конец моим беспрестанным, гложущим страхам о том, какую часть её тела рак может атаковать в следующий раз, как сильно она будет страдать, насколько болезненнее станет её жизнь и моя тоже. Продвинется ли рак в её мозг, как и заверяли нас доктора. Она так ужасно боялась этого, как и я сама. Дела у нас обстояли плохо и непременно должны были ухудшиться до того, как всё закончилось бы.
Но не ухудшились.
Всё просто оборвалось посреди пути, резко и без ожидания, как закладка, оставленная в середине книги на прикроватной тумбочке, которую мы всерьёз планировали дочитать. Я была так сосредоточена на смерти, которая точно приближалась к маме, что ни разу и не думала, что какая-то другая смерть может отнять её у
