Со второго этажа было видно все поселение, отмеченное только красными крышами, видимыми из-под снежных шапок. Над каждым вился сизый дымок, создавая ощущение покоя.
— А если у кого-то случиться беда? — прижавшись носом к холодному стеклу, я рассматривала сказочный пейзаж. Снег искрился бриллиантовой крошкой в лучах солнца.
— Тогда в печь можно кинуть специальные минералы, и дым станет красным. Кто-то увидит и явится на помощь. От сюда видны все дома поселения. Именно по этому ледяного куджана держат в нашем поместье. На нем можно пробраться, так что не переживай, — ажгжар обнял меня со спины, прижав к себе, глядя на заснеженное пространство, слепящее яркими переливами.
Мне нравилось это время, но я помнила о том, что срок счастья проходит. Из отпущенных мне четырех месяцев уже минуло три.
Неприятные ощущение, иногда возникающее в руках, особенно по ночам, тоже напоминали об этом. Мышцы начинало слабо подергивать, оставаясь легким ноющим эхом в суставах. Переговорив об этом с мамой, пришла к решению, что пора готовиться, пока все не стало слишком заметно.
На создание амулетов я потратила почти десять дней, сидя за столом и связывая в определенном порядке пучки трав, веточки и бусины из разобранного ожерелья. Чем больше меток будет, тем проще будет создать переход.
Воспользовавшись первыми признаками оттепели, когда земля была еще мерзло-каменная, но уже не пряталась под толстым снеговым покрывалом, отправилась на прогулку в ближайший подлесок. В этот день получилось выложить только внешний, широкий контур круга, пряча амулеты под ветки кустов и в мышиные норы. Время еще позволяло, но суда по состоянию природы, весна в этом году наступит раньше. Раньше начнется паводок и слякоть, раньше прилетят птицы, раньше расцветут цветы.
Выбраться в лес у меня получилось еще дважды, что позволило закончить средний и внутренний контур. Это было очень трудное плетение, долгое и не надежное. Но так же это был единственный возможный способ для меня попасть туда, куда нужно.
Я почувствовала этот момент. Просто одним вечером правую руку так скрутило в запястье, что не осталось никаких сомнений. На рассвете он распуститься. Первый весенний цветок этого мира.
Оглушенная, ошеломленная, я сидела в кресле не в силах двинуться. Я знала, что этот день настанет, я его ждала и готовилась, но готова не была. В сердце все еще сидела обида за несправедливое наказание. Отрицание рвало душу, пытаясь прорваться истерикой. Кирчу, изучающий какие-то бумаги за столом в компании брата, поднял голову. В его желтых, таких теплых глазах, отразилось беспокойство.
— Что-то случилось, мин кьере? — не в состоянии ответить, покачала головой, пытаясь справиться и ничем не выдать себя. Ажгжар не знает. Не знает ничего. Все полагают, что мои черные ладони — это и есть цена за содеянное. Никто не знает.
— Все в порядке. Просто что-то голова разболелась.
— Оно и понятно. Погода меняется. Завтра должно быть уже тепло. Даже сейчас в воздухе слышен запах весны, — Кирчу задумался на мгновение, потом обернулся к Ичиро. — Брат, посмотри сам бумаги, я отведу Тирму отдыхать.
Старший ажгжар посмотрел на меня задумчиво, с каким-то беспокойством. Показалось, он что-то все же понимает в моем состоянии. Как-то он сказал, что помнит больше историй о моем народе, чем Кирчу. Может, так оно и есть.
— Идите, она и правда, как-то не слишком хорошо выглядит.
Ночь была сладкой и горькой одновременно. Я не могла уснуть и успокоиться, каждое мгновение темноту потратив на будущие воспоминания. Прижимаясь всем телом, ластясь, раз за разом прикасалась к горячему крепкому торсу Кирчу. Я чувствовала голод по его присутствию уже сейчас, находясь совсем рядом. Жажда прикосновений так мучила, что болела кожа, требуя внимания.
Заставить себя выбраться из этих объятий я смогла только часа за два до рассвета. Было очень темно и холодно. После уютной постели, ночные ветры, пусть уже и несущие в себе аромат пробуждения и весны, пробирали до костей. Спотыкаясь, глотая слезы, непрошено бегущие из глаз, я шла в полной темноте к тому месту, где из трех колец был собран портал.
Остановившись у самого края, дрожа и ощущая, как немеют руки, дернула связку амулетов с пояса. Девять тотемных животных тех, кто был мне ближе всех. Размахнувшись, осторожно бросила связку в самый центр внутреннего круга, произнося ритуальные слова призыва. С такими руками я не могла уже использовать даже сагаты. Только так.
— Мама, заберите меня домой… — слезы хлынули потоком. Не выдержав горечи во рту, от жалости к самой себе, упала на колени. Я такого не заслужила. Мне удалось получить куда больше, чем многим жрицам. Столько счастья, ласки, любви… большинство и за всю жизнь не получают капли этого. Но все же, это не справедливо.
Портал молчал до самого утра. Я прождала сумерки, все так же стоя на коленях. С первым лучом рассвета тело само собой дернулось первым полноценным приступом, которые теперь станут главным наполнением моей жизни на двадцать лет. Было больно, но эта боль воспринималась как-то отстраненно на фоне того, что я больше никогда не увижу своего желтоглазого.
Солнце поднялось уже на ладонь над горизонтом за моей спиной, когда внешний круг слабо засветился. Через какое-то время послышался слабый гул и второе кольцо вспыхнуло бледным голубым сиянием. Центральное кольцо молчало долго, и меня стали мучить сомнения, правильно ли был построен переход. Это беспокойство отступило только когда в центра заклубился туман, четко придерживаясь в границах кольца. Дымка сгустилась, уплотняясь и становясь яркими цветными фигурами, еще бесплотными, но уже хорошо видимыми. Девять женщин, увешанных амулетами, бусами, лентами. Яркие узоры на лицах и руки, черные от ритуальной краски. Они пришли за мной.
Женщины были разного возраста, из разных ветвей. Мать, бабушка, старшая сестра, те, с кем я проходила обучение, те, у кого училась. Они стояли в центральном кольце, собирая силу, удерживая переход через три мира. Повинуясь какому-то сигналу, все девять разом шагнули из внутреннего кольца в среднее, обретя физическое тело в этом мире. Они перестали быть прозрачными, их голоса достигли моего слуха.
— Тирма, ты должна зайти в круг. Всего два шага, милая. Ты знаешь, мы не можем выйти, — голос мамы был спокоен. Этна стояла ближе всех ко мне, протягивая ладони.
Шатаясь, я медленно поднялась с колен, едва не повалившись обратно на ледяную, влажную землю. Вещей с собой почти не было, только то, что не стоило оставлять в чужом мире. Но даже почти пустая, сумка все же оттягивала плечо, словно весила в половину меня. Первый шаг дался вполне терпимо. Закоченевшие ноги дрожали и норовили надломиться, но все же послушно переступили границу третьего круга. Нужно было сделать всего шаг, чтобы оказаться в руках женщин. И все было бы ничего, если бы не крики, которые предательски принес ветер. Голос Кирчу чуть не заставил обернуться, полоснув по нервам.
— Тирма, не смей! Вернись!
Я почувствовала, как чуть подрагивает земля под лапами куджана, но не знала, это проснулся Усну или еще не ушел в сон ледяной ящер. Да и важно ли? Дрожа всем телом, не позволяя себе смотреть за спину, я шагнула за вторую линию, оказавшись в объятиях матери. Этна крепко обняла, окутывая запахом корицы и перца. С другой стороны за локоть придержала Иннат.
— Тирма! Прошу тебя!..
Голос, доносимый порывами был глух и плохо слышим здесь, но я все же вздрогнула, подняв на маму полные слез глаза.
— Уходим? — тихо спросила Этна, поглаживая по спине. Сил хватило только на кивок.
— Подожди, дочь. Ажгжар заслужил объяснения, — бабушка, гордая сильная жрица сделала то, чего никто не ожидал. Из небольшой сумки она вытянула толстую книгу в характерном зеленом переплете. Свод законов, по которым живет Обитель Сатулано. Размахнувшись, женщина выбросила книгу за пределы круга.
— Тебя могут наказать за это, мам, — тихо предупредила Этна.
