успокаивающее заклинание вновь начало раскалываться с сухим треском, не смотря даже на то, что ломающий их артефакт был изолирован.
И меня просто затрясло от всего случившегося, и трясло всё сильнее, пока я с хлынувшими из глаз горячими слезами жадно вглядывалась в лицо того, кого больше десяти лет считала жестоко несправедливо убитым…
А папа смотрел на меня в ответ, и в какой-то момент прямо на моих глазах его боль заглушила все остальные эмоции, оставив в нём только сожаление и вину.
Но дальше всё оказалось значительно хуже.
Дёрнулся застывший за моей спиной Ренар, подобрался, как хищник перед прыжком, и именно его сосредоточенные слова прозвучали в тишине коридора:
– Ириса Эвард у нас.
Полного облегчения выдоха я не сдержала, спину сгорбила, плечи и голову опустила, только сейчас осознавая, что напряжение всё это время стискивало и не отпускало, не смотря ни на что.
Краем глаза заметила, как вздрогнул и, не смотря на боль, подобрался на полу папа…
Посмотрев в его полные тревоги глаза, развернулась, заглянула в сосредоточенное лицо Ренара Армейда, который даже сейчас умудрялся контролировать процессы, находящиеся от него на далёком расстоянии, помедлила миг и прямо спросила:
– Когда папу отпустят?
На меня та-а-ак посмотрели… Но после оба архимага последовательно мрачно хмыкнули, и мой недобрым тоном напомнил:
– Эинрай Эвард находится в сговоре с колдуньей Альвхейдой и подозревается в ряде серьёзнейших преступлений против страны.
Я покивала, всё слыша и всё понимая, и уточнила:
– Но ты же не веришь в его вину, – мой вопрос прозвучал очень утвердительно.
Лицо генерала королевской армии помрачнело, глаза потемнели и мне уже очень холодно сказали:
– Я должен провести расследование. Это мой прямой долг, Лия.
Я знала это. Лорд Армейд самоотверженно служит своей стране, всей душой заботясь о благе населения. Он благороден, честен и ответственен. Он лучше кого бы то ни было знает о долге и своих обязанностях.
Сильнейший архимаг не то что Ингареда – всего мира, генерал самого короля, превосходнейший воин в звании Мастер клинка, ректор Государственной магической академии.
Я знала его. Я уже очень хорошо его знала, именно поэтому и задала этот вопрос. Не потому что он меня любит и сделает всё, чтобы порадовать, а потому что: «Едва мы вынесем обвинение в нападении на академию и убийстве адептки, жизнь мага Инфарнеля сократится до пары дней, которые уйдут на его поимку. Прежде чем обрывать чью-то жизнь, мы должны быть на сто процентов уверены в его виновности».
Ренар Армейд – человек справедливости.
Он ни за что и никогда не убьёт того, чья виновность не доказана.
А что он знал о моём отце? Что больше десяти лет назад он подстроил свою смерть и смерть моей мамы, стремясь спасти своего единственного ребёнка. Больше десяти лет назад… Всё это время он, очевидно, находился у Альвхейды. Добровольное сотрудничество? В это никогда не поверю я и в это уже не верил Ренар.
Единственное, что сейчас можно было утверждать со стопроцентной уверенностью: мы не уверены ни в чём.
Именно поэтому я со всей наглостью, которой нахваталась у своего любимого, предельно вежливо спросила:
– А у лорда Агарона срочных важных дел нет, не? – просто не хотела при нём говорить.
Оба мага с поразительным единодушием выразительно сложили руки на груди, негодующе глядя на меня сверху вниз. Две внушительные смертоносные скалы, стоящие совсем рядом, буквально в шаге – один прямо напротив, другой слева.
– А у твоей адептки совести нет, не? – в тон мне, только возмущённо очень, вопросил некромант.
Ответила ему предельно честно, открыто глядя в гневно прищуренные глаза:
– У меня был наглядный пример того, что без совести жить легче и проще.
Поворот головы, не менее честный взгляд уже в тёмные глаза Ренара и совершенно невинное:
– Так когда вы побеседуете и папу отпустят?
Лорд Армейд заскрежетал зубами, но в остальном максимально сдержался и свои эмоции не проявил ни в чём. Разве что взгляд был крайне злым, и голос хрипел, когда он вкрадчиво сказал:
– Опуская вообще всё… ты осознаёшь, что твоего отца не убили лишь благодаря вмешательству Агарона и перекрывшему магию кеарлиту, только что проросшему внутри стен?
Я улыбнулась. Дурой не считала себя никогда, всё понимала и сейчас.
– Я поэтому и спросила «когда», Ренар, – произнесла тихо и мягко, с нежностью ему улыбаясь.
И мой архимаг мгновенно успокоился. Расслабился даже, опустил напряжённые плечи и сложенные на груди руки, посмотрел устало, укоризненно покачал головой и осознал:
– То есть я иди и лови древнюю колдунью?
Моя улыбка стала шире.
– А ты что, не поймаешь? – удивилась искренне.
На меня посмотрели с мягким укором, вновь покачали головой и…
И тут, подхваченный эхом и отражённый под потолком, на весь коридор раздался звонкий испуганный голос:
– Аделия!
Я содрогнулась всем телом! Потому что голос узнала мгновенно, а через секунду услышала и торопливые шаги… Но повернуться на звук не смогла, стояла и со слезами на глазах с искренней лучистой благодарностью смотрела на Ренара, который не просто сделал невозможное и, задействовав кучу народа, спас мою маму, он её ещё и сюда перенёс… ко мне и к папе.
– Спасибо! – шепнула от всей души, поворачиваясь на месте.
И не смогла сделать следующий вдох, когда мама налетела, стиснула в практически болезненных объятьях, с силой вжала меня в своё миниатюрное и костлявое, но оказавшееся очень сильным тело.
На этом моё адекватное восприятие мира закончилось.
* * *
Мне казалось, что я сплю. Или что королева-колдунья добилась своего и оборвала мою жизнь… и теперь я была ни жива, ни мертва. В каком-то странном, плывучем состоянии. Окружающий мир стал нечётким, звуки приглушёнными, мои эмоции, ощущения и даже мысли – неясными, размытыми, как разводы на стекле.
Из очередного помутнения вырвала сжавшая мою ладонь удивительно крепкая, хоть и тонкая, ручка и чуть смеющееся:
– Ребёнок, вернись в мир.
Моргнув, сфокусировала взгляд, вырывая себя из серого марева, подняла голову и с недоверием вгляделась в мамино лицо.
Мама…
У меня в голове не укладывалось. И я искренне не знаю, уложится ли хоть когда-нибудь.
Мама. Папа. Оба живы… сидят по обе стороны от меня. Папа – на узкой койке, привалившись спиной к каменной стене тюремной камеры. Мама, как и я, на стуле за придвинутым к постели столиком. Мы… чай пили. Его, как и всю мебель, принесли по приказу Ренара, сам он был вынужден уйти по делам, но в коридоре за открытой дверью оставил троих своих людей.
И вот
