попыталась сделать книксен, но не смогла из-за дрожи. — М-может мне прям тут ок-колеть?
Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Маленькая съежившаяся фигурка в огромной нелепой черной кофте с медведем. В длинных рыжих волосах мелькают капельки мороси. Щеки и пальцы багровые от холода. А в глазах — отчаяние.
Меня словно что-то кольнуло в области сердца. Я долго не мог объяснить случившееся далее ни с точки зрения логики, ни с точки зрения здравого смысла.
— Ты прекратишь меня бесить, если согреешься? — я накинул ей на плечи свой плащ, сам оставшись в свитере.
— А тебе не будет холодно? — заморгала она своими огромными голубыми глазищами.
— Нет, — помотал я головой, решив не добавлять, что на Нилионе в осеннюю пору Жасмина стоят такие морозы, что даже пар изо рта превращается в лед.
Плащ из лучшей шерсти для мелкой ведуньи потому что… Мне хотелось, чтобы она перестала дрожать?
Бред.
Наконец мы двинулись вниз по улице и свернули в переулки, потому что я боялся, что наш чересчур громкий разговор могли услышать. Девчонка едва поспевала за мной, семеня своими маленькими ножками, потому пришлось сбавить темп и идти медленнее.
Все же мне не давали покоя эти несостыковки. Прикер и правда была там в первый раз. Неужели…
— Ну, так что ты там хотела рассказать о своей Долорес? — спросил я. — Ее любимый цвет? Как вы заплетали друг другу косички на ночь?
— Нет, — помотала девчушка головой. — Тем более у нас такого не было.
— Боюсь предположить, чем ты меня планировала убедить в ее непогрешимости, — продолжал докапываться я. — Рассказы других подружек? Ваш шабаш по выходным?
— Дора много работала по выходным, и я не знаю, есть ли у нее подруги.
Я замер на месте и развернулся лицом к ведунье. Мне определенно не нравилось такое положение дел.
— Дорогая, — спросил я с напускным спокойствием, — ты не знаешь, где она живет, что любит, есть ли у нее еще друзья… Ты вообще хоть что-то о ней знаешь?
— Знаю, но не так много! — продолжала упорствовать та.
— Как зовут ее родителей?
— Не знаю, но причем…
— Ее день рождения?
— Ей восемнадцать с половиной, значит… Зимой?
— Что она любит есть на завтрак?
— Не знаю…
— Даже не буду спрашивать про первую любовь и какого цвета на ней были носки, — съязвил я. — Ты не знаешь. Потому что вы не подруги.
— Подруги! — завопила девчонка, закрыв уши руками.
Я продолжал говорить, хоть и понимал, что перешел черту. Меня переполняла невероятная злость. Но не на Прикер.
Я злился на Долорес О’Салливан, которая рассказала первому встречному любовнику, что у нее нет близких подруг, любимый цвет черный, а родителей звали Белроуз и Хильда, а той, что ради нее рисковала всем, не сказала даже свой адрес.
— Вы не подруги, — отрезал я. — Она просто тебя терпела, потому что ей велели следить за дурочкой-первокурсницей.
— Ты не смеешь…
— Смею, потому что смотрю в лицо правде. Элина хотела поиграть в благотворителя, но поняла, что не потянет такую идиотку, как ты, потому забила на свои обязанности.
— Ты опять говоришь про Элину, чтоб сделать мне больно? — Прикер дрожала, пусть у нее на плечах и был мой плащ.
— Может быть, боль тебя вразумит! — я чудом не перешел на крик. — Ты никому из них в бок не уперлась! Они ради тебя пальцем не пошевелят!
— Врешь!
Я с шумом вздохнул и прошипел, выплескивая всю злость:
— Тогда почему ты здесь одна? Где они все, когда так тебе нужны?
На ее красным щеках застыли дорожки от слез, а из глаз катились все новые и новые. Но голос, уже не писклявый, а низкий и хриплый, звучал твердо:
— Мне жаль, очень-очень жаль. Но нет, ты не заставишь меня перестать верить людям.
— Да причем тут… — я уже хотел заорать в ответ, но вовремя взял себя в руки. — Впрочем, плевать. Живи в своей стране сказок и дальше!
С этими словами я резко развернулся и пошел вперед. Неведомое доселе чувство грызло меня изнутри, не давая сделать вдох.
Или это просто был голод, потому что кроме тех двух кусков хлеба, я больше ничего не ел?
— А можно не издавать такие звуки, пожалуйста? — передразнила меня Прикер.
Я грозно посмотрел на нее, но урчание в желудке смазало весь эффект. Девчонка фыркнула со смеху, вытащила из недр карманов своих брюк батончик в потрепанной обертке и протянула мне его со словами:
— Ешь. Это не нормальная еда, но хоть что-то.
И снова этот укол в области сердца. И снова грызущее чувство в животе, которое еще и получило топливо в виде сладкого.
Ты знаешь, что я о тебе думаю. Ты знаешь, что я ненавижу твой вид и твоих мерзких подруг! И ты правда настолько глупая, раз думаешь, что этот чертов батончик и глупая певунья что-то поменяют?
— Не переживай, я его брала немытыми руками, — она словно читала мои мысли. — И в кармане у меня следы жуткой-прежуткой отравы. Колдую тебе холеру через три, два…
— Дом! — я увидел в просвете между двумя покосившимися знакомые очертания фасада.
— Эй, а что, холеру уже не хочешь? — ведунья запуталась в полах моего пальто, едва поспевая за мной.
* * *
— Как же сюда зайти? — девчушка осматривала крыльцо дома, залазя в щели между досками. — Где она могла спрятать ключ?
Глиняный потрескавшийся горшок рядом с дверью.
— Может быть в горшке поискать? — предложил я. — Слишком хорошо стоит.
Прикер вытащила старый ржавый ключ прямо из глубины горшка и вопросительно уставилась на меня.
— Навскидку предложил, — развел руками я. — Кстати, ключик потом протри. И лучше что-то надеть на ноги, чтоб следов…
— А можно просто пшикнуть мороком! — меня окутало белое душное облако. — Он не оставляет никаких следов!
— Где ты… — закашлялся я. — Достала пеклов морок?
— Места знать надо, — девчонка распахнула дверь. — Заходим!
Жилище Долорес встретило нас мертвой и пугающей тишиной. Повсюду клубилась пыль, но комнаты были явно убраны перед тем… Перед чем?
Глупости. Просто решила навести порядок после ссоры. Так по-женски.
— Мне здесь не нравится, — вдруг прошептала Прикер. — Нехороший дух…
— Призовешь бывших владельцев? — хмыкнул я. — Узнаем про череду загадочных смертей?
Она отмахнулась от моих колкостей и вдруг задумчиво подняла взгляд наверх:
— Посмотрю, что у нее в спальне. А ты проверь первый этаж.
— Да, госпожа командир. Что-то еще?
— Зеленого чая с мятой и молоком, — улыбнулась девчонка, перед тем как быстро взбежать по лестнице.
Я не видел никакой нужды в осмотре дома, потому лишь создавал видимость активной деятельности. На
