43
Спотыкаясь, я выхожу на свет. В заброшенной церкви пусто и холодно, дождь барабанит по крыше и заливается внутрь через разбитое витражное окно. Иду к выходу, пошатываясь на ходу и натыкаясь на церковные скамьи. Кажется, что каменные стены то сужаются, то расширяются, словно церковь дышит, пол под ногами качается, как корабельная палуба. Похоже, ритуальное зелье Танаса все еще отравляет мою кровь, и его действие накатывает приступами, как волны. Я вызываю у себя рвоту, и черная желчь пачкает известняковые плиты пола. Это немного помогает прояснить сознание. Я тороплюсь к выходу на паперть, отодвигаю в сторону книжный шкаф… Увы, я слишком не в себе и не сразу вспоминаю, что Танас запер дверь и забрал ключи. Под сильным ветром едва слышно дребезжит щеколда замка, и я вспоминаю, что в северной часовне была еще одна потайная дверь. Я поворачиваюсь было к ней, как вдруг вздрагиваю от неожиданного звенящего звука. От кафедры доносится издевательский голос.
– Не это ищешь? – насмехаясь, Танас вертит в костлявых пальцах связку ключей. Кровотечение из носа прекратилось, но его пепельно-бледное лицо с запавшими глазами напоминает череп еще сильнее, чем прежде. Неудавшийся ритуал, похоже, дорого ему стоил.
Дэмиен стоит в алтаре рядом со своим господином, прижимая руку к поврежденным ребрам, угольно-черные глаза по-прежнему слезятся от кирпичной пыли. На его лице застыло яростное выражение, он явно не может смириться с тем, что я победила его с помощью его же приема с ослеплением.
Танас бросает ключи в центр пентаграммы, нарисованной мелом на каменном полу.
– Вот, если хочешь – они твои, – он приглашающе машет рукой.
Я понимаю, что ключи – приманка, как сыр в мышеловке. Он расставил ловушку: очевидно, в центре пентаграммы его темная сила будет сильнее всего. Но есть ли у меня выбор? Я бросаю быстрый взгляд на часовню. Дверь по-прежнему открыта? Или нет? Схватить ключи или бежать к двери?… Оба варианта рискованные.
Я с опаской иду обратно по проходу между скамьями, не сводя глаз с Танаса и Дэмиена. Никто из них не двигается с места. Дэмиен со сложенными на груди руками стоит перед алтарем, словно молодой жених в ожидании невесты, да еще священник улыбается с кафедры… Вот только для меня это все больше похоже не на свадьбу, а на похороны.
Проходя мимо часовни, я замечаю, как напрягаются мышцы Дэмиена. Я вижу, он ждет, что я сорвусь с места и побегу к северному выходу. Танас тоже нетерпеливо облизывает тонкие губы, словно змея, готовая напасть на жертву.
И я делаю то, чего они оба ждут, – бросаюсь к двери. Но как только Дэмиен отбегает от алтаря к часовне, я резко меняю направление и бегу к пентаграмме. Я наступаю на пятиконечную звезду, нагибаюсь за ключами и… внезапно слабею. В противоположность кругу камней, пентаграмма вытягивает из меня силы. Как будто мой самурайский дух остался под землей, в склепе, и я снова просто девочка-подросток, которой не помогут никакие Отблески.
Дэмиен в несколько секунд возвращается назад, заламывает мне руки за спину и душит за горло. Не в силах выбраться за пределы высасывающей силы пятиконечной звезды, я ничего не могу поделать и только смотрю, как Танас медленно сходит с кафедры и приближается ко мне.
Вступив в пентаграмму, он протягивает к моему горлу сухую когтистую руку. От прикосновения ногтей к коже я вздрагиваю, как будто меня погладила рука трупа. Потом он срывает с меня амулет, порвав цепочку.
– Значит, вот что помешало ритуалу, – он с отвращением глядит на расколотый Камень Защиты. – Впрочем, неважно, – он отбрасывает амулет в сторону. – Мы все равно завершим начатое.
В другой руке он сжимает осколок нефрита c острым, как игла, концом. Со мной больше нет моего талисмана, и ничто не защитит меня от жертвоприношения.
– Рура, ркумаа, раар ард рухрд… – быстро запевает Танас, его голос разносится по церкви, словно какая-то жуткая литания.
Я слышу, как напротив него Дэмиен повторяет глухим голосом:
– Ра-Ка! Ра-Ка! Ра-Ка!
Все плывет вокруг меня – кафедра, скамьи, алтарь вращаются, как безумная карусель. Душу резко пытаются вырвать из тела, ощущение такое, будто я падаю в лифте с оборвавшимся тросом. В этот раз разделение еще быстрее и безжалостнее. На меня накатывает волна отчаяния. Столько убегать, столько сражаться, стольким пожертвовать – и все зря, Танас все равно одержит чудовищную победу. Он уничтожит мою душу и мой Свет. Навсегда.
Сквозь застилающую взгляд пелену бездонные глаза Танаса кажутся мне всепоглощающими черными дырами. За разбитым витражным окном поднимается, словно соткавшись из дыма, неясная тень. Крылатый ангел смерти, он стоит на алтаре и, как только заклятие достигает наивысшей силы, бросается ко мне, чтобы забрать мою душу…
Танас испускает страшный, поистине дьявольский крик… и обсидиановое лезвие пронзает ему грудь. Из кривящегося от боли рта хлещет кровь, и он оседает на пол. Дэмиен выпускает меня из рук и тоже валится наземь рядом со своим умирающим господином.
Я в замешательстве стою в центре смертоносной пентаграммы. Я цела. Неужели ритуал снова сорвался? Крылатый ангел тем временем хватает меня за руку и вытаскивает за пределы парализующего действия пятиконечной звезды.
– Феникс! – потрясенно выдыхаю я. Мой обессиленный Защитник падает на колени. Футболка насквозь пропитана кровью, он кажется едва живым, но все-таки улыбается, и его чудесные глаза снова вспыхивают как звезды.
– Уф, пронесло! – он еще находит силы рассмеяться сквозь боль.
– Ты жив! – плача от радости, я тоже опускаюсь на колени и обнимаю его. – Но как?
– Это все круг камней. – Ему трудно говорить, он дышит со свистом. – Сила Света вылечила меня, по крайней мере настолько, чтобы…
– Будьте прокляты! – шипит Танас, корчась от боли в луже собственной крови, которая заливает пентаграмму. Он тянется было за обломком кинжала, но теперь, когда силы вернулись ко мне, я с легкостью отбрасываю кинжал в сторону ударом ноги. Он хватает меня за ногу, пальцы обвиваются вокруг щиколотки, словно ядовитая лоза.
– Колесо жизни повернется вновь, – бормочет он, испепеляя меня взглядом, – и я вернусь за твоей душой!
Его голова ударяется о пол, а пальцы слабеют. Я высвобождаю щиколотку, но Танас продолжает смотреть на меня каменно-холодным взглядом.
– Он… умер? – шепотом спрашиваю я. Меня пугает темный немигающий взгляд его змеиных глаз.
Феникс устало кивает:
– В этой жизни – да.
Я бросаю взгляд на другое бесчувственное тело внутри пентаграммы.
– А как же Дэмиен? И остальные? – тревожно спрашиваю я.
Феникс с наслаждением опирается спиной о скамью.
– Они нам ничего не сделают. Когда Танас умирает, приходит конец его власти над слугами. Так что Дэмиен, возможно, теперь даже не вспомнит, что он Охотник.
Я изумленно поворачиваюсь к Фениксу:
– То есть он не запомнит вообще ничего, что натворил?
– Кое-что запомнит, конечно.
