Но что-то внутри меня неприятно извивается, потому что все это напоминает декорации, где мы разыгрываем чужую жизнь, нянчась с чужим ребенком, и все, что мы делаем здесь делаем, так это разыгрываем спектакль.
Пальцы Кристина все еще движутся по моей лодыжке. Он вздыхает.
— Я побежден, — Кристиан встает и направляется в спальню, где спит Веб. — Я возьму первую смену. Спокойной ночи, Клара.
— Спокойной ночи.
Он идет в его комнату и закрывает дверь. Некоторое время я переключаю каналы, но не нахожу ничего интересного. Я выключаю телевизор. Еще рано, всего лишь девять часов, но я умываюсь и переодеваюсь для сна. Я проверяю Веба последний раз и ложусь.
Мне снится Такер. Мы в его лодке плывем по озеру Джексон, растянувшись на одеяле. Запутавшись в объятиях друг друга, мы греемся на солнце. Я полностью умиротворена, практически сплю. Я прижимаюсь лицом к плечу Такера и вдыхаю. Он играет с короткими, мелкими завитками у основания моей шеи — «детскими волосками», как он их называет. Другая его рука поднимается от моего бедра к нежному месту ниже моей руки.
— Не щекочи меня, — предупреждаю я, улыбаясь напротив его кожи.
Он улыбается, словно я посмела дерзить ему, и медленно движется пальцами по задней части моей руки, слегка касаясь и посылая импульсы вниз по всему моему телу.
Я шутливо кусаю его плеча, что вызывает у него еще один смешок. Я поднимаю голову и вглядываюсь в его теплые голубые глаза. Мы оба пытаемся выглядеть серьезно, но терпим неудачу.
— Я думаю, мы должны остаться здесь, Морковка, — говорит он. — Навсегда.
— Я абсолютно с тобой согласна, — бормочу я, целуя его. — «Навсегда» звучит так здорово.
Тень проходит над нами. Такер и я смотрим вверх. Птица парит над нашими головами. Огромная ворона. Она гораздо больше орла, да и вообще она больше чем любая другая птица, которую я когда-либо видела. Медленным кругом она разворачивается высоко над нами, становясь пятном на голубом небе.
Такер поворачивается ко мне с беспокойством в глазах. — Это ведь просто птица, верно?
Я не отвечаю. Страх движется, словно замороженный лед, по моим венам, когда еще птица присоединяется к первой, покачиваясь в воздухе высоко над нами. Затем присоединяется еще одна, и еще одна, и так до тех пор, пока я не сбиваюсь со счета. Воздух становится холоднее. Кажется, словно озеро под нами вот-вот замерзнет. Я могу почувствовать, что глаза птиц устремлены на нас, когда они поворачиваются, уплотняя круг.
— Клара? — говорит Такер. Его дыхание выходит паром.
Я смотрю вверх, мое сердце колотится. Они ждут подходящего момента, чтобы пикировать и разодрать нас своими острыми клювами и когтями. Чтобы оторвать нас друг от друга.
Они ждут.
Стервятники кружат подобным образом, когда кто-то мертв или умирает. Вот и эти птицы смотрят на нас, как стервятники.
— Эх, ну… — говорит Такер, пожимая плечами, — … мы всегда знали, что все это было слишком здорово, чтобы долго продолжаться.
Следующим утром мы с Кристианом моем посуду. Стоя плечом к плечу у раковины, я мою посуду, а он ее вытирает. И вдруг совершенно неожиданно, он говорит:
— Есть кое-что, что я должен сказать тебе.
— Хорошо, — говорю я осторожно.
Он выходит из комнаты на минуту, и когда возвращается назад, то держит черно-белый блокнот.
Дневник Анжелы.
— Ты возвращался назад, — говорю я пораженно.
Он кивает. — Прошлой ночью. Я полетел назад в «…. Подвязку» и нашел его в сундуке, в ее спальни, которая не сгорела.
— Зачем? — задыхаюсь я. — Это так опасно! Билли сказала, что там повсюду рыскают Черные Крылья, пытаясь найти нас. Тебя могли ….
Схватить. Убить. Похить в ад. И я могла бы никогда не узнать, что с ним случилось.
— Мне жаль, — говорит он. — Я не хотел, чтобы ее дневник попал в плохие руки. Ведь кто знает, что здесь написано о нас? Или о собрании? И я просто хотел… сделать что-нибудь. У меня так много вопросов. Я думал, может быть, он даст нам некоторые ответы. Я не спал всю ночь, читая его.
— Так ты нашел то, что искал? — спрашиваю я мягко, неуверенная что делать: быть ли мне в ярости из-за того, что он пошел на такой риск, или же испытывать облегчение от того, что он вернулся целым и невредимым.
Его рот слегка скривился. — В нем много всего. Исследования. Стихи. Подробный отчет обо всех грязных подгузниках Веба. Список песен, которые Анна пела ему, чтобы уложить его спать. И мысли Анжелы рассказывающие о том, как она чувствует себя во всем этом. Она была уставшая, злая и напуганная, но она хотела делать то, что будет лучше для Веба. Она строила планы.
И сейчас у нее не получится довести до конца любой из них, думаю я. Я точно не знаю, где Анжела, но я знаю кое-что об аде. Там холодно и бесцветно. Уныло. Полное отчаяние. Моя грудная клетка сжимается, когда я представляю Анжелу в этом месте. Безнадежность. Боль.
— И есть последняя запись, написанная очень быстро, — говорит Кристиан. — Она получила записку от Пена в ту ночь. Он предупреждал ее, что Черные Крылья близко. У нее появилась минута, чтобы спрятать Веба, и Пен дал ей эту минуту.
Так Пен, оказывается, не такой уж плохой. Но мысли о нем не заставляют меня чувствовать себя лучше. Потому что, прежде всего, он был тем, кто доставил ей этот беспорядок.
— В любом случае, — говорит Кристиан, — мне хотелось рассказать тебе об этом.
Он протягивает дневник мне, как бы предлагая, но я не беру его. Я не знаю, как буду чувствовать себя, читая ее дневник, когда она ушла. Это ее личная дневник.
— Я положу его на тумбочку, — говорит он. — Вдруг ты захочешь прочитать его.
— Нет, спасибо, — отвечаю я. Хотя, мне и любопытно.
Мы возвращаемся к мытью посуды. Сейчас тихо, и каждый из нас пребывает в своих мыслях. Кристиан думает о дневнике, о том, что Анжела должна была написать о Вебе или о семье. Через некоторое время, он говорит:
— Ты никогда не думала о том дне на кладбище?
Он имеет в виду, что я никогда не задумывалась о поцелуе. Думала ли я когда-нибудь о нас.
Я не думаю, что я могу выдержать этот разговор. Не прямо сейчас. — Ты — телепат. Так скажи мне, — слабо шучу я.
Но, правда, в том, что да, я думаю об этом. Когда мы прогуливаемся вместе, и он свободно держит меня за руку. Когда он смотрит на меня через обеденный стол, смеясь над шуткой, которую я сказала, своими зелено-золотистые блестящими глазами. Когда мы пересекаемся на пути в ванную, и я вижу его волосы мокрые от душа, вижу, как его майка облегает его влажную кожу, слышу запах его геля для душа, который доносится от него. Думаю о том, как легко было бы принять эту жизнь. Как легко было бы быть с ним.
