Отец поможет.
У него связи. Возможности, а стало быть, сделает Сашенька карьеру, хотя, конечно, он гордый, но и умный. И помогать можно издали, без особого принуждения.
Лишь бы рядом.
Лишь бы…
…была и другая встреча.
Третья.
И четвертая.
И с каждой Женечка убеждалась лишь больше, что они созданы друг для друга. Сердце ее, еще недавно спокойное, – а она искренне уверена была, что неподвластна нелепому этому чувству, которое заставляет разумных людей глупости совершать, – билось все быстрее и быстрее…
Для него.
Только лишь для него.
– Я ведь не хотела ни короны, ни власти. Я ведь не знала даже, – теперь княгиня будто бы постарела. И вот удивительно, не появилось в светлых волосах седины, а на лице – морщин, но Анна чувствовала эту старость, подточившую Евгению изнутри.
Как гниль в дереве.
– Он открылся мне, когда настало время уезжать… к тому времени, каюсь, я совершила ту глупость, которую совершают многие девушки моего возраста. Я ведь верила, что мы поженимся… он мне и кольцо подарил. Простенькое, миленькое… в соответствии с образом.
– Прости.
Княгиня тронула палец.
– А после вдруг выяснилось, что человек, которого я знала, вовсе не тот, кого я знала… и я растерялась. Обиделась. Недоверие всегда обижает. Но он позвал меня с собой. Сказал, что теперь и вправду сможет дать мне то, чего я заслуживаю. И я вновь поверила. Женщины весьма доверчивы к тем, кого любят.
На пальце виделся тонкий шрам.
– Я его срезала. Оно не желало сниматься, и я… думала, отрежу палец себе вовсе… но по порядку ведь надо, верно? Наши дети заслужили узнать правду, хотя она ничего не изменит.
…дорога в Петергоф.
Мечты.
Зефирные замки на карамельных берегах. В мечтах все легко и просто. Свадьба… скорая свадьба, ведь кольцо еще было на пальце Женечки, и пусть простенькое, но теперь в этой простоте виделся особый скрытый смысл.
…коронация.
И новая жизнь, несомненно, в любви и согласии. Как иначе?
Вот только поселилась она отчего-то не во дворце, но в доме, который сняли на имя какого-то то ли барона, то ли графа. Нет, дом был, безусловно, прекрасен, а на шее Женечки появилось ожерелье из темных сапфиров знаком любви, однако…
– Пойми, мама многое пережила. И это оставило свой отпечаток, – Саша появлялся часто. Целовал руки, перебирал пальцы, рассказывал… обо всем, кроме свадьбы. – Она тяжело принимает перемены… и сперва ей надо понять, что я повзрослел…
…месяц.
И два.
И полгода. Рождество, которое Женечка встречала с семьей. Отец вздыхал, матушка старательно отводила взгляд, будто бы знала о чем-то, о чем стоило бы сказать, однако не находила в себе сил. А Женечка была весела.
Скоро весна.
Именины.
И свадьба, ведь он обещал, а разве наследник престола опуститься до лжи?
– Пойми, дорогая, – матушка все же решилась. Она накинула шаль из лебяжьего пуха, и та легла на плечи узорчатыми крыльями. – Медведица никогда не даст согласия на этот брак.
– Почему?
– Она ревнива. В том числе и ко власти.
– Мне не нужна власть! – это Женечка сказала совершенно искренне. Что интересного может быть в бумагах, в полуночных сидениях и обсуждениях очередного, быть может, важного, но все же нудного проекта по реструктуризации чего-то там во что-то там.
– Не нужна, – согласилась матушка. – Однако она у тебя будет. Она у тебя уже есть, та, которую ты имеешь над ее сыном. Быть может, все-таки стоит… подумать… оставить…
Его?
И свое счастье? Нет, за счастье нужно бороться. В этом Женечка была убеждена. И разговор тот привел к совсем другому выводу, нежели надеялась матушка.
– Я вернулась ко двору. Быть может, мне были не слишком рады… твоя матушка все подробно осведомлялась о моем здоровье. И она бы вышвырнула меня, будь ее воля. Но приличия… неписаные законы двора. И моя мать, в которой она нуждалась. Вот ведь странно, да? Она искренне уважала и любила мою мать, тогда как я… почему я злила ее?
Молчание. Тягостное такое молчание. А откуда-то далеко доносятся крики. И хлопки. Или же это не хлопки, но выстрелы?
– Я была красива? Но разве в этом моя вина? Мне были не интересны все те дела, которые казались ей такими увлекательными? Помнится, матушка говорила, что в те времена, когда императрица была лишь женой наследника, она тоже больше увлекалась балами, нежели управлением государством. Я любила тебя. Любила искренне. Всей душой. А ты… ты делал вид, что мы едва знакомы. И сперва эта игра меня забавляла…
– Я ошибся. А ты попыталась убить мою мать…
– Это она тебе сказала? – княгиня улыбнулась мягкою снисходительной улыбкой. – Я? Убить? Та, прошлая, я никого и никогда не убила бы. Помнишь, как мы нашли замерзающего голубя и отогревали его? А он отогрелся и летал по залу. Еще на стол нагадил, а ты смеялся, что это хорошая примета, что… не важно. Или вот тех лошадей, которых продавали на мясо. Я их купила. Мне их стало так жаль… а теперь жаль, что этой жалости во мне не осталось. Когда она узнала правду?
…обычный вечер.
Огонь в камине. Лето еще кипело, но по вечерам стало прохладно, и во дворце эта прохлада ощущалась особенно остро. А у Медведицы появилась дурная привычка засиживаться у камина. Она ничего-то не делала, лишь глядела в огонь, изредка опускала руку в корзинку с рукоделием, тревожа клубки шерсти.
…вязать она то ли не умела, то ли не любила, впрочем, как и вышивать.
– Подойди, – велела она Женечке. – А вы все прочь подите. Разговор у нас будет приватный.
И гостиная опустела.
А Женечка отложила вышивку. Она почти закончила ее, шелковый носовой платок. Подарок… быть может, простой и даже нелепый, но она старалась.
– Замуж собралась?
– Если позволите, – Женечка выдержала хмурый взгляд императрицы.
– Не позволю.
– Почему?
Медведицу бесполезно умолять. И слезы ее лишь злят. А уж за чужими истериками она и вовсе наблюдает с немалым интересом. Но вот говорить… говорить она любит.
– Почему… – толстые пальцы, украшенные дюжиной колец, вцепились в подлокотники кресла. Мебель императрица подбирала под стать себе: массивную и неказистую с виду. – Почему… сложный вопрос. Вы не пара.
– Я люблю его!
– Быть может. А он тебя нет.
– Неправда!
– Правда, девочка… правда. Сколько вы вместе? А про свадьбу он так и не заговорил. И сейчас молчит. Это твоя матушка попросила… разрешить вопрос.
Матушка.
Сердце замерло, заледенело.
– Не злись на нее. Любая мать беспокоится о своем ребенке. Особенно, когда дитя единственное, оставшееся в живых. И она желает тебе добра.
Добро представлялось сомнительным.
А платок остался на табуретке, белая ткань…
– Он… он просто не хочет вас… тревожить.
Медведица взмахнула рукой.
– Брось. Ты сама понимаешь, что все – лишь отговорка. Полагаю, сперва он и вправду был влюблен. Дело-то молодое, а ты, не спорю, хороша. Но страсть давно ушла. Он держит тебя в силу привычки и еще потому, как был неосторожен и дал слово.
Неправда.
Хотелось закричать и так, чтобы услышали все, включая крыс в подвалах и воронов из Вороньей башни. Неправда! И правдой быть не может!
– А может, ты вполне устраиваешь его в качестве постоянной любовницы? – губы Медведицы слегка дрогнули. – Ты опять же молода, хороша и на диво непритязательна. У мужчин есть потребности, удовлетворить которые способны лишь женщины. А Сашенька, что уж тут, довольно-таки избалован. И брезглив. Одно дело ты, и другое – какая-нибудь дворцовая шлюшка, из тех, что перед любым готова ноги раздвинуть, чтобы после потребовать за это нехитрое дело милостей… да…
Щеки вспыхнули.
И погасли.
А в душе стало пусто-пусто… неправда. Правдой быть не может. Просто не может и все тут… он был… недавно… он появляется редко, потому как у наследника престола множество дел, и у нее тоже служба, пусть и не сказать, что тяжелая, но все же…
