Проклятый герцог!
Только… что у него с языком?
Он как будто заплетается?
— Пошла вон, — слышу приказ моей служанке.
Но, как только она делает шаг в сторону двери, тут же ее останавливаю:
— Эсми, пожалуйста, останься. Правила Отбора таковы, что во избежание слухов и сплетен, я бы предпочла не находиться наедине с мужчиной.
— А я сказал — пошла вон, — как насмехается герцог.
— Эсми, ты — моя горничная, — упрямо стою на своем, — и я говорю тебе остаться.
На бедняжку жалко смотреть — паника и ужас пятнами лежат на ее лице, и я чувствую себя гадко от того, что являюсь этому причиной, пусть и косвенной. Не стал бы проклятый герцог заниматься самоуправством — не пришлось бы и мне вести себя как… хозяйка.
И, Плачущий, что у него с речью?
Мне не хватает сил — да, чего уж там, и смелости тоже — чтобы оглянуться на него и своими газами увидеть причину этой странной метаморфозы в голосе.
Но это и не нужно, потому что герцог обходит меня сзади и как ни в чем не бывало заваливается на кровать.
На бок, чтобы подпереть голову кулаком.
Челка немного непривычно свешивается вниз и я, кажется, впервые вижу его лицо полностью открытым, без резких теней, которые превращают его в дьявола во плоти.
Он… красивый.
Этот факт и сама мысль настигают меня настолько внезапно, что оторопело делаю шаг назад, завожу руку за спину и скрещиваю пальцы, чтобы отогнать злых духов. Не иначе тут парочка резвится, потому что с чего бы вдруг мне считать этого монстра — красавцем?
— Что вы себе позволяете, милорд Куратор? — спрашиваю ледяным тоном и краем глаза замечаю, как моя горничная прикладывает ладонь ко рту.
Еще бы, приличной девице и не снилось, чтобы мужчина вот так запросто вваливался в комнату целомудренной девицы.
— Я желаю убедиться, что Ваша Светлость осталась довольна моей более чем щедрой моральной компенсацией за ее заплаканные глаза, — немного растягивая слова, говорит герцог, и продолжает убийственно пялиться на мою служанку.
Бедняжка все же пятится к двери, и я мысленно сдаюсь.
Похоже, в замке нет ни единой живой души, не считая меня и короля, кто бы мог противиться его воле. Даже мне, чего уж кривить душой, это дается слишком тяжело. А будь я в своем обычном монашеском одеянии — точно бы не выдержала ни один его взгляд или хотя бы жест.
— Не закрывай дверь, Эсми, — прошу свою горничную, и та, кивнув и наспех кое-как выполнив реверанс, как сквозняк вылетает из комнаты.
Нокс довольно хмыкает.
— Вас, милорд Куратор, я так же попрошу убраться вон, — говорю я, желая себе терпения в этой нелегкой битве.
Никак не могу взять в толк, что с ним не так, куда подевался суровый Палач короля и кто этот… странный тип. Так что на всякий случай отхожу еще дальше, делая вид, что на самом деле просто хочу держаться на расстоянии от горы коробок.
— Матильда, я желаю лицезреть выражение вашего лица, когда вы увидите, что внутри, — продолжает упрямиться герцог.
— Считаю своим долгом напомнить, что не так давно я уже получила в подарок одну вещицу, и это чуть не стоило мне жизни. Кстати говоря, милорд Куратор, разве не вам поручено заниматься расследованием покушения на мою жизнь? Так-то вы им заняты, я погляжу.
— Ты — зануда.
«А ты — существо без стыда и совести!» — мысленно выкрикиваю ему в лицо, а на деле продолжаю гнуть свое:
— Герцог, если вы полагаете, что с тех пор я поглупела и без оглядки открою любую принесенную незнамо кем и незнамо откуда коробку, то, вероятно, поглупели вы.
— Незнамо? — переспрашивает он. — Какое… неожиданное слово в лексиконе герцогини.
Я едва не поджимаю губы с досады.
Плачущий, мне не следует забывать, кто я, тем более, когда рядом находится человек, читающий меня будто книгу.
— Такое же неожиданное, как и ваши таланты в разведении огня в камине, и врачевании, — продолжает он, лениво поднимаясь на ноги.
Я понимаю, что лучше просто отмалчиваться, чтобы у него не было искушения развивать эту опасную тему. Но, кажется, у герцога другие планы, потому что слишком выразительно следит за моей реакцией.
— Если я открою одну коробку, вы, наконец, уберетесь? — иду на вынужденный компромисс.
Он как будто что-то подсчитывает в уме, а потом, к моему огромному облегчению, кивает.
И даже с дружелюбной улыбкой.
— Хорошо, маленькая герцогиня, только я сам выберу коробку.
— Не сомневаюсь что именно ту, содержимое которой наверняка меня убьет.
— Мое восхищение вашей проницательностью поистине не знает границ, — плотоядно улыбается он, и берет одну из маленьких коробок, которые украшают вершину этой коробочной башни.
Таких тут много, они похожи друг на друга, как две капли воды и по крайней мере на первый взгляд не имеют никаких видимых отличий. Может, в ней и нет ничего опасного?
Остается только изо всех сил в это верить, и молча принять коробку из рук герцога, стараясь ни за что на свете не прикоснуться к его пальцам. Он замечает мою поспешную неловкость и довольно ухмыляется.
Что же в этой проклятой коробочке, прости меня, Плачущий?!
Глава шестьдесят шестая
Очень хочется потянуть время, дать себе минутку, чтобы приготовиться к любым неожиданностям, но улыбка герцога становится слишком широкой и довольной.
Так что, собрав волю в кулак и с мыслью «Ну не убьет же он меня при стольких свидетелях?», решительно дергаю за ленту розового шелкового банта. Одна эта лента стоит больше, чем все мои монашеские платья, что уж тогда говорить о содержимом коробки? Там какая-то взрывная смесь вроде той, что разнесла половину алхимической мастерской?
Но, когда ленты опадают и крышка податливо сползает следом, ничего не происходит.
Я оторопело хмурюсь и только поэтому пропускаю момент, когда герцог наклоняется ко мне и, чинно заложив руки за спину, с неприкрытой издевкой интересуется:
— Матильда, признайтесь, вы испытываете разочарование, потому что оттуда не вырвался никакой… древний красный дракон?
От него пахнет терпким можжевеловым вином с вялеными сливами и пряностями.
Плачущий и все светлые заступники!
— Герцог, да вы пьяны! — возмущаюсь я, уже предчувствуя, какие сплетни поползут завтра же утром.
Мало того, что он снова заявился ко мне в комнату без сопровождения, так еще и изрядно выпивший!
— Вынужден вас огорчить, юная леди, но я не то, чтобы пьян — я надрался как скотина.
Я даже не знаю, как реагировать на это откровенное издевательство.
— Загляните наконец в эту чертову коробку, Матильда, — приказывает Нокс, — или я подумаю, что вы желаете лицезреть мою пьяную рожу весь вечер и всю ночь.
— Не льстите себе, милорд Куратор, ваша пьяная рожа вызывает у меня лишь чувство глубокой брезгливости. — Для наглядности обмахиваюсь рукой, чтобы разогнать его крепкое алкогольное дыхание.
Признаться, от него даже вином пахнет приятно, совсем не как от кузнецов, которых привозили в монастырь после деревенских ярмарок и Праздника урожая. От тех разило так, что монашенкам приходилось перевязывать носы и рты, а герцог…
Ох, Плачущий, почему этот мужчина даже напивается красиво?!
— Ваша брезгливость в адрес моей персоны заставляет меня чувствовать себя глубоко оскорбленным, — хохочет Нокс и косит взглядом в коробку.
Я следую его немому приказу, но не сразу понимаю, что там внутри.
Похоже на нежно-розовые, чуть розовее белого, кружева и тонкие ленты с маленькими жемчужинками. Это, пока ещё не понятно что, выглядит настолько нежным и невесомым, что страшно дотрагиваться, чтобы случайно не испортить или не испачкать. Но все-таки аккуратно подхватывай кружево двумя пальцами.
Тяну.
Герцог вынимает коробку из моих пальцев, пока я кручу розовое облачко, пытаясь понять, что это может быть.
А когда понимаю, меня неумолимо заливает краской стыда сразу всю, словно окатили из ведра с ног до головы.
