Зеркальце пискнуло, отключая вызов. Я сидела очень тихо, поспешно зажмурившись, чтобы не выдать своего пробуждения, но от Ратмира сложно таиться.
– Скажи мне, – неожиданно заговорил он, разглядывая дорогу, – с чего ты вдруг решила, что я погиб?
Не открывая глаз, я тихо пробормотала:
– Мне так сказали, – короткий косой взор скользнул по напрягшемуся лицу Ветрова, похоже, он едва сдерживался от крепкого словца в адрес Богдана, – хотя неправда, мне так промолчали.
В автокаре повисло тяжелое безмолвие, лишь напевала едва слышная мелодия, а на лобовом стекле светились замороченные цифры музыкальной эфирной волны. Наверное, Ратмир взвешивал мои слова и пытался оценить их на правдивость. Торопить я его не собиралась – пускай прочувствует.
Мы, судя по всему, уже давно минули городскую стену и сейчас стремительно приближались к центру Ветиха, оставив позади спальные холмы. Из-за позднего часа улицы пустели, и по тротуарам под огнями витрин, еще не успевших закрыть ставни, торопились припозднившиеся гуляки. На остановках терпеливо дожидались ночных трамваев похожие на тени горожане, опоздавшие на последние поезда в подземке.
– Скажи, а он тебе не объяснил, что взрыв был запланирован? – внезапно прервал тягостную тишину Ветров, заставив меня поменяться в лице.
Руки сжались в кулаки, и стало отчаянно жаль, что, не желая отпускать Ратмира, я так и не влепила брату-предателю пощечину за вранье, ввергшее меня в черное отчаянье. Ведь молчание – та же ложь, единственно завуалированная.
– Нет, – процедила я, все больше злясь на Богдана, – как-то запамятовал, наверное.
– Мы хотели избавиться от Златоцвета Острова и браслетов Гориана одним махом, – глядя на дорогу, произнес Ветров, как будто по-прежнему разговаривал не со мной, а с невидимым собеседником по коммуникатору, – но его кто-то предупредил, и он вовремя ушел. Правда, его армия почти вся осталась там…
Ратмир плавно повернул руль, входя в поворот, несмотря на то, что световой фонарь загорелся красным. Ветров, признаться, гнал, не сбавляя скорости даже на опасных перекрестках, как будто сильно торопился, хотя внешне не выказывал и тени беспокойства. Огни за окном расплывались в сплошную линию, и здания превратились в темную монолитную стену, ведь водитель все сильнее и сильнее надавливал на педаль газа.
– Веда, – Ратмир смотрел в боковое зеркальце заднего вида, словно бы нарочно стараясь не встречаться со мной глазами, – иногда любой из команды погибает.
От его заявления я, признаться, поперхнулась и сдавленно кашлянула.
– Якобы, – быстро поправился он и, шутя, добавил: – не стоит расстраиваться. По крайней мере, сразу, пока не проверишь. Это не профессионально.
Он попытался неудачной подколкой разрядить нарастающее напряжение. Правда, безуспешно, и меня слегка перекосило. Насмешливый тон словно бы ударил под дых.
– Значит, расстраиваться – это не профессионально? – изогнула я брови, пытливо глянув с бесстрастное лицо Ратмира, и сухо добавила: – Да, ты прав. Меня действительно расстроила твоя гибель. Немного.
Убила бы собственными руками! Мне не верилось, что всего с полчаса назад на ночной дороге эта жестяная банка, отчего-то принявшая мужское обличие, проявляла живые человеческие чувства. Проклятье, все время забывалось, что он не человек, а аггел. Может, у аггелов голова по-другому устроена? У этого уж точно! Для умного парня иногда он говорит весьма несуразные вещи.
– Полегчало? – Ратмир, наконец, пожелал глянуть на меня, в черных глазах с желтыми ободками светилась ирония, и пояснил: – Определенно ты обозвала меня дурным словцом.
– Определенно, – подтвердила я, окончательно огорчившись, и отвернулась к окну.
Вот и воскрес, вот и поговорили. Иногда мне думалось, что в компании с Ветровым проще молчать и жевать фруктовую смолу, нежели пытаться поддерживать беседу. По крайней мере, за умную сойду.
Мы приближались к Лобному месту перед зданием городского Исторического музея. Громада из серого камня с высокими башнями прежде являлась большим собором и тянула острые шпили к покрытой полупрозрачными пятнами луне. Здание с остроконечной черепичной крышей погрузилось в ночную дрему, и узкие сводчатые окна с разноцветными витражами были темны.
В средние века в ныне Историческом музее гнездилась Инквизиция, и на площади перед зданием устраивали казни над еретиками, пытавшимися разобрать магию на составные части и доказать всему миру, что колдовской колодец имеет вполне осязаемое дно. Тогда по наивности считали, что магические ресурсы неограниченны, и только избранные одарены богами возможностью чаровать. Инквизиция жестко подавляла тех, кто пытался доказать очевидное. Сейчас же, когда природный магический колодец иссяк, а на каждом углу города кто угодно, независимо от талантов или родословной, мог купить заключенное в призму искусственное колдовство, становится непонятно, чего ради погубили столько народа.
В общем, камни площади видели много крови. Перед зданием даже имелось изваяние, подаренное городу известным архитектором – мраморная плаха, вымазанная в крови. Тонкие глянцевые ручейки сбегали с колоды, и по желобкам глубоких бороздок между камнями растекались на несколько сажень. Прохожие неосмотрительно наступали на лужицы и разносили по площади окровавленные следы от подошв, но, к счастью, колдовство действовало только на Лобном месте, а отпечатки испарялись за пару часов.
Зрелище не для впечатлительных, нужно сказать, но архитектора отчего-то очень жаловал главный маг Ветиховского Магического Совета. От необъяснимой симпатии Совет принял в дар еще одно творение мастера (до этого «творение», как писали в газетных листках, отказались безвозмездно принять пяток цивилизованных городов) – огромная, размером с многоэтажный дом, фигура первооткрывателя Западного континента. Сутулый маг в плаще с остроконечным капюшоном прикладывал руку к изредка моргающим глазам и грозно рассматривал другой берег Сервицы. Может, конечно, его призвали распугивать потенциальных врагов еще на подступах к городу, но, чтобы статуя не простаивала в ожидании оккупантов, на голову ей приладили световой шар, и теперь первооткрыватель талантливо играл роль маяка для ночных дирижаблей.
Ратмир остановился у кованых ворот, перекрывавших арочный въезд во внутренний двор, и, опустив окошко, приложил руку к неожиданно вспыхнувшей пентаграмме, зависшей в темноте. Решетки, украшенные выкованным четырехлистным клевером, разъехались, освобождая путь.
– Почему мы приехали в Музей? – с нарочито безразличным видом спросила я, прекрасно осознавая, что прямо сейчас Ратмир открывает мне те стороны своей жизни, какие прежде надежно прятал. – Тебя приперло на картины полюбоваться на сон грядущий или же грабить будем?
– Вежливая ты моя, – отозвался тот, осторожно выруливая между автокарами, каких оказалось неожиданно много для столь позднего часа, – мы приехали не в Музей, а в Орден.
У меня подпрыгнуло к горлу сердце, и зубы привычно прикусили сухую губу.
– Меня срочно вызвали, – пояснил Ратмир, глуша басовито перекатывавший двигатель, – и коль уж ты причастна… – он многозначительно замолчал и тут же предложил выбор: – Ты можешь подождать во дворе. Я позову Стрижа, чтобы не оставлять тебя одну… – но я уже поспешно трясла головой и безуспешно дергала ручку автокара, стараясь открыть дверь. Была бы моя воля, выпрыгнула бы без промедления, так не терпелось дотронуться до самого большого секрета в моей новой жизни.
– Хорошо, – скрыв улыбку, Ратмир перегнулся и помог мне открыть дверь.
Боясь, что он передумает, я выскочила с такой торопливостью, что мужчина только насмешливо хмыкнул. Гораздо позже мне, конечно, стало понятно, что в действительности выбора-то не было, ведь я знала слишком много. Ратмир только подыгрывал, манипулируя моими желаниями хитро и умело. Ровно как в первый вечер в лаборатории Дока, когда якобы позволил мне уйти и решить самой, как поступить дальше.
На улице сильно похолодало. Во внутреннем дворе музея царила ночь, и горел единственный световой шар, висевший в специальном коконе, чтобы его не унес ветер.
Ратмир шел стремительно, едва поспевала за ним. Мне очень хотелось схватиться за его руку, но неловкость победила, и, чтобы не отстать, я лишь сжала в кулачок его свитер. Мужчина, не замедляясь, рассеянно естественным жестом обнял мои плечи, и у меня сладко сжалось внутри.
Кажется, он что-то говорил, но все его, безусловно, важные инструкции пролетали мимо ушей:
–… Потом я или Стриж отвезем тебя домой, там стоят охранные контуры.
– Домой? – разочаровано пробормотала я, уловив лишь последнее слово.
– Если ты хочешь, – Ратмир задумчиво нахмурился, – я, конечно, могу отвезти тебя в коттедж твоих родителей. Они еще не вернулись, так что не придется объяснять, почему тебя охраняют…
