— Я просто подумала, что ты можешь им понадобиться. Даймоны могут вернуться, чтобы отомстить твоей семье.
Ухмыляясь, Дев усмехнулся над ее зловещим тоном:
— Думаю, они справятся.
— Я не знаю. Разве Вер-Охотники не являются для них особенным угощением?
— Когда им удается поймать нас, да. Но проблема в том, что у нас такие же способности, как и у них, поэтому мы — добыча не из легких. Мы кусаемся в ответ, и у нас есть кланы, которые атакуют всем скопом каждый раз, как они посмеют напасть на одного из нас. Как правило, они нас не трогают. — Он подошел к окну, убедиться, что сюда не проникает и капля солнечного света.
Ему обязательно все усложнять.
«Дев, не заставляй меня причинять тебе боль». Меньше всего ей хотелось напасть на человека, который наконец-то заставил ее снова почувствовать себя живой. Потребовалась каждая толика здравомыслия, чтобы не обнять и не удержать его.
В разуме всплыл образ умирающего Иоля. То, как он кричал ей бежать.
«Дев, я не могу дать тебе погибнуть».
Но она не хотела жить без него.
— Я действительно хочу, чтобы ты пошел домой.
Дев резко развернулся, и боль, отражавшаяся на его лице, ранила ее до глубины души. Может, таково ее наказание за сделку с Артемидой. Ненависть вернула ее из мертвых, и сейчас, найдя нечто более сильное, Сэм не могла этого иметь, потому что возродилась из той самой ненависти.
Богам свойственно подобное извращение.
«Отпусти его».
— Сэм, что ты имеешь в виду?
— То, что говорю. Я хочу, чтобы ты прямо сейчас пошел домой. — Когда он начал спорить, она знала, что должна выдвинуть более сильный аргумент, чтобы убрать его с линии огня. Сказать то, что обидит его и заставит уйти, хотя никто из них этого не хотел.
«Боги, помогите мне…»
Она задыхалась от слов, которые жалили горло и сердце, но заставила себя произнести их. Ради его же блага:
— Слушай, я не привыкла, чтобы люди вешались на меня, и это начинает действовать мне на нервы. Мне нужно личное пространство.
Выражение его лица разрывало ее на части и почти заставило заплакать, но она была сильнее. Она — Амазонка, а они не плакали, какой бы сильной ни была боль.
Дев стиснул зубы от неожиданной словесной пощечины. Он был в недоумении. Черт, что не так? Что он такого сделал, помимо того, что рисковал своей жизнью, заботясь о ней?
Он стеснял ее пространство? О да, его уже давно ничто так не бесило.
— Не знал, что действую тебе на нервы. Прости, что пытался помочь. — Подойдя к ней, ему пришлось сдержать звучный ответ. Он не станет так поступать.
Не с ней. Дев отказывался наносить ей тот же удар в живот, которым Сэм только что одарила его.
— Ладно. — Он отошел от нее. — Не стану оставаться там, где меня не хотят видеть. Приятной жизни. Может, увидимся как-нибудь.
Сэм не шелохнулась, пока он не исчез. Внезапно она всем своим существом почувствовала его отсутствие. Будто кто-то вырвал ей сердце, оставив вместо него пустоту. Казалось, комната сжалась в узкую щель, но в то же время оставила в ее жизни такую дыру, что та полностью ее поглотила.
На глаза навернулись слезы, в горле образовался ком.
— Мне так жаль, Дев. — Но он никогда не услышит это извинение. Не сейчас. Не после того, как она заехала ему по коленным чашечкам и уязвила его эго.
Сэм пыталась убедить себя, что это к лучшему. Что она делала это, дабы уберечь его.
Но сердцу было все равно. Оно болело и молило вернуть Дева.
— Я не могу. — Он ушел, и она должна все так и оставить.
Даже если это ее убьет.
Торн замер, почувствовав позади себя могущественное присутствие. При иных обстоятельствах он уничтожил бы любого, кто осмелился вторгнуться в его святилище.
Но сделать это с Савитаром равнялось самоубийству.
Ну, не совсем.
Впрочем, все бы вылилось в серьезную кровавую драку, которая разогнала бы его скуку, но также разрушила бы его любимый костюм.
— Что же такое могло вытащить тебя с пляжа и привести в мои мрачные владения? — Он повернул голову и увидел стоящего позади него Савитара.
В белых брюках карго и расстегнутой гавайской рубашке Савитар выглядел как любой серфер, только что вернувшийся с пляжа. Вплоть до сандалий «Биркенсток», темных взлохмаченных волос и солнцезащитных очков.
Торн выгнул бровь, заметив позади Савитара застывшую на полушаге Шару.
— Ты опять сунулся к моим Вер-Охотникам. Ты знаешь, что я думаю по этому поводу.
Торн усмехнулся над яростью в его тоне:
— Не знал, что они принадлежат тебе. Не уверен, что и они об этом знают.
Подойдя к нему, Савитар одарил его насмешливым взглядом:
— Тебе повезло, что я не сражался с тобой, когда ты схватил Фанга без моего разрешения, но Дев… я хочу, чтобы ты держался от него подальше.
— Почему? Этот город не достаточно велик для нас обоих?
Мышцы на челюсти Савитара задергались.
— Не выводи меня, Торн. Не забывай, я знаю, почему ты сделал то, что сделал для Дева и Сэм. В отличие от них, я знаю, что ты не такой говнюк, каким прикидываешься.
— А насчет этого ты ошибаешься, пляжный бездельник. Уверяю тебя. Каждый прожитый мною день — попытка не сдаться силам, манящим меня… как ты. Мы — существа разрушения.
— Тогда тебе следует это запомнить. Оставь Дева в покое.
— И я повторюсь… почему?
Савитар зловеще засмеялся.
— Что ты здесь делаешь?
Дев помедлил, встретив Реми в гостиной дома Пельтье. Из уважения к Темным Охотникам и прочим ночным существам, время от времени навещавшим их, это была единственная комната в доме, в которой позволялось литься солнечному свету.
Это была любимая комната их матери, в которой Дев часами играл со своими племянниками и племянницами.
Однако сегодня он не замечал ее красоту или безупречный вкус матери по части декора. Сегодня она была унылой, несмотря на яркое солнце.
А тон Реми раздражал, словно нож, направляющийся вниз по позвоночнику.
— Что? Мне уже и домой придти нельзя?
— Нечего на меня рявкать, кретин. Я просто думал, ты стал чем-то вроде почки для своей пассии, а поскольку ее здесь нет…
— Она не моя пассия. — Дев направился к лестнице, но Реми его остановил.
И на этот раз в глазах брата было неподдельное беспокойство:
— Что случилось, mon frere? На самом деле?
Эти слова заставили его почувствовать себя настоящим козлом. Воспринимать вечные подколки Реми было проще, чем иметь дело с его братскими чувствами.
Одно это ослабляло его.
