Амели подцепила из холодильного шкафа деревянный поднос, полный небольших круглых форм, выстланных миндальным тестом. Согласно рецепту, тесто следовало выморозить, чтобы песочные корзинки получались тонкими, рассыпчатыми и держали форму. До этого подобное удавалось только зимой, когда она выносила заготовку на чердак и выставляла прямо в окно, завернув в салфетку. Амели проверила пальцем, убеждаясь, что масло, как следует, затвердело, схватилось, переставила формы на противень и отправила в печь. Принялась за опару для сдобы, которую тоже поставила еще вчера.
Внутри все пело. И снаружи — тоже. Амели порхала по кухне, напевая все любимые песни. Даже пританцовывала. Из печи уже запахло ванилью и миндалем, наполняя кухню чудесным ароматом. Соремонда твердила, что нужна помощница. Порывалась сама. Но Амели решительно отказалась. Именно сейчас, в самый главный день, она хотела сделать все своими руками. Чтобы ручаться за каждое пирожное, за каждый пирожок. Это было важно. Пусть печева получится меньше, но все будет самым-самым. А завтра люди снова придут. И послезавтра. И через месяц. От этих мечтаний кружилась голова. Амели представляла, как сюда пойдут люди со всего города. Кумушки с корзинками, опрятные ребятишки, важные лакеи дворянских домов. Тогда и зайдет речь о помощниках.
Амели не хотела нагружать тетку Соремонду, собиралась нанять девушек в городе. А может, и пару ловких расторопных поварят. Пока была нанята за прилавок лишь Перетта — младшая сестрица Понины. Такая же чистенькая, крахмальная, с длинным лошадиным лицом. Но Перетта казалась симпатичнее, приятнее, задорнее. А когда примерила фартук и чепец с голубыми лентами, стала и вовсе милашкой. А уж как благодарила!
Встать за прилавок самой Амели все же не решилась. Отец прав — это было бы слишком. Торговля порочила дворянское достоинство, и отец очень переживал. А Феррандо и без того дразнил мещанкой и лавочницей при каждом удобном случае. Но это было лишь поводом и доставляло ему особое удовольствие. Все заканчивалось милыми ссорами и бурным примирением.
Амели станет подглядывать из кухни в специальное оконце на двери и радоваться, как бойко идет торговля у Перетты. Но дело было вовсе не в деньгах… Амели никогда в жизни не была такой счастливой. Никогда. Порой она даже осеняла себя знаком спасения, чтобы не спугнуть судьбу. Теперь все, что было раньше, казалось глупым и смешным. Все это было прошлым. Даже дикие выходки Феррандо. Она не хотела копить обиды и намеревалась стать самой счастливой. А когда родится малыш, она наймет прислугу из города, и этот дом станет живым. И ее мужу придется с этим смириться.
За мечтами Амели едва не прокараулила миндальные корзинки. Спохватилась, ухватила заслонку и вытащила противень. Невольно залюбовалась, глядя на идеальные ровные формы, запеченные до безупречной золотистой корочки. Рыжевато-коричневой у самого краешка. Внутри все ликовало, едва не звучали фанфары. Что может быть лучше идеально выполненной работы? Когда получаешь ровно то, что и должно быть?
Амели вынула корзинки из форм, составила на столе, чтобы остыли. А в печь отправилась очередная порция корзинок. Теперь совсем плоских, из пшеничной муки. Будут лимонные пироги с украшением из сливок и листиков свежей мяты. Амели вымесила сдобу, чувствуя, как тесто под пальцами становится податливым, эластичным. Положила в медный таз и поставила в тепло, накрыв влажной салфеткой.
Когда раздался знакомый шлепок мыльного пузыря, Амели только улыбнулась:
— Доброе утро, маленький брюзга!
Демон казался деланно хмурым, но завидущие глаза с жадностью шарили по столу. Он уже подкрадывался к корзинкам под шлепанье своих перепончатых крылышек. Любил печево до одури и неизменно воровал все, что плохо лежит, стоило отвернуться.
Амели выставила на стол таз со свежей вишней — тетка Соремонда еще вчера выбрала косточки, чтобы Амели не пачкала руки. Посмотрела на Орикада, поджав губы:
— Украдешь корзинку — пожалуюсь твоему господину. И будешь месяц заперт в пузыре! А Гасту будет швырять тебя по всему дому.
Волоски в бровях обиженно дрогнули:
— Не пожалуешься. Ты не такая злая.
Амели улыбнулась:
— Может и не пожалуюсь… если мы с тобой договоримся.
Демон насторожился:
— Это еще о чем?
Амели окинула взглядом несуразное голое тельце с трогательным сиреневым пушком. Орикад давно не вызывал такого ужаса, который внушил своим первым появлением. Он был забавным. И вовсе не таким пакостным и злым, как хотел казаться.
— Я стану оставлять тебе пирожные, а ты немедленно наденешь панталоны. Как и положено в приличном доме.
Демон вытаращил глаза. Они стали огромными, как блюдца.
— Я — демон! Колдовская сущность! Мне не положены какие-то там панталоны.
Амели пожала плечами:
— Ну, как знаешь, колдовская сущность. Тогда ступай, ничего не получишь. А станешь воровать — пожалуюсь.
Орикад сцепил ручонки на груди, надулся. Какое-то время возмущенно пыхтел, но все же исчез. Амели лишь улыбнулась. Наверняка знала, что он снова появится и начнет торговаться. Но панталоны отныне останутся неизменным условием. Это было прекрасной идеей. И даже Феррандо не посмеет возражать.
Амели уварила ягоды с мукой и разложила слоем по корзинкам. Осталось взбить белки с сахаром в пышную пену для мягкой меренги и отправить в печь еще раз, чтобы зарумянилось. Она уже раскладывала белковую массу, когда вновь раздался знакомый шлепок. Амели едва не выронила ложку. Демон явился в панталонах, подозрительно напоминавших расцветкой голубые портьеры в покоях Амели. Назло! Но теперь это казалось такой мелочью! Орикад выглядел странно, но невероятно умилительно.
Амели улыбнулась:
— Ну, вот! Теперь ты настоящий кавалер.
Он сцепил ручки, важничая:
— Где мои пирожные?
Амели подвинула к нему крайнюю корзинку:
— Забирай. Заслужил. Но увижу без штанов — и больше не получишь.
Демон проворно схватил пирожное и тут же исчез.
Амели улыбнулась сама себе, посмотрела на часы в полированном дубовом корпусе. Восемь утра. А впереди предстояло еще столько работы, что рассиживаться было некогда.
К полудню Амели уже не чувствовала ног, но это была такая приятная усталость, что внутри все наполнялось томительным теплом. Она опустилась на табурет и окинула взглядом стол: стройные ряды идеальных пирогов и пирожных с белыми шапочками меренги и взбитых сливок, румяные пирожки самой разной формы, вафли и сахарное печенье с глазурью. Все уже стояло в лотках, и можно было нести в лавку.
Перетта уже несколько часов хозяйничала в торговом зале. Натирала полированный прилавок, расставляла свежие цветы в вазах, бесконечно мела полы, хотя в этом не было никакой необходимости. Она постучала в дверь, приоткрыла:
— Госпожа, у меня все готово. Я выглядывала в окно — там уже люди собираются. Я еще два дня назад потихоньку кому надо шепнула, что мы сегодня открываемся. Все ждут.
Амели насторожилась:
— Надеюсь, ты не говорила, чья лавка?
Перетта покачала головой:
— Нет, госпожа. Вы же запретили, разве я могу. Просто рассказала, что нанялась. И что пирожные здесь уж больно вкусные.
Амели кивнула, поднялась, понимая, что очень хочет умыться и переодеться:
— Тогда расставляй лотки, открывай ставни в лавке. А я переоденусь и вернусь.
Вот теперь с головой накрыло волнение. Амели не находила себе места и едва усидела на табурете, пока Мари убирала волосы.
— Что же вы, барышня? Нельзя так переживать — смотреть больно. А вам, в вашем положении, так и вовсе никак нельзя.
Амели обернулась:
— А вдруг им не понравится?
Мари нахмурилась, пожала плечами:
— На мельнице всем понравилось. Вам ли переживать?
Амели нервно терла руки:
— То — на мельнице. Приехали и уехали… А здесь…
Мари воткнула в прическу последнюю шпильку, положила ладони на плечи Амели, успокаивая:
— Все будет хорошо, госпожа. Так, что лучше и не надо. Руки у вас золотые, так чего же еще надобно? А хотите, с вами пойду. И рядом буду.
