class="p1">– После всего?
– А что такого? Я разве что-то сделал?
– Ты, мать твою, предатель! Этот фашист убил всех, всех! Из-за него убили Павла, и Аарона, и Иаира, и Оскара!
– И еще Сергея, и Ангелину, и Мариэль, и еще замечательного парня – судью, который начал задавать неудобные вопросы, и не в меру шустрого вервольфа…
Я прикрыла глаза.
– И Нику?
– Веронику? Веронику нет… Пока нет.
– Пошел вон.
– Какие мы чувствительные! – усмехнулся он.
– Пошел! Вон! – закричала я. – Убийца!
– Я думал, ты умнее, – покачал головой он.
Я закусила губу.
– Ты прав, – неожиданно спокойно сказала я. – Я тоже хочу жить. Кричать и плакать уже поздно.
Он поглядел на меня озадаченно.
– Я хочу есть, – с трудом поднялась на ноги я.
– Еще бы, – согласился он. – Ты проспала почти четыре дня. Эй, ты! Джорджио Армани! Еду госпоже! Чего-нибудь легонького – супчика или овощного пюре. И побольше чая.
Ешкин кот, Арман, оказывается, все это время был здесь! Он покорно склонился, тенью выскользнул за дверь.
А еще здесь воняет! Устроили мне газовую камеру! О, да это от меня пахнет!
– И ванну госпоже, – крикнула я вслед оборотню.
– Ванна – это уже придурь, – сообщили мне. – Тут везде души понатыканы. Дожди в этой местности идут почти постоянно. Вода собирается в цистерны и греется на солнце. Экологически чистая, между прочим. Это вам не кислотные дожди Подмосковья.
– Да неужели? – сказала я, потому что надо было что-то сказать. – Ты уберешься или нет?
– Уже ухожу, – мурлыкнул он.
Чудненько! Хотя, конечно, ничего чудесного тут нет, но душ! И откуда силы взялись!
Бодрой рысью я проскакала через комнату. За одним гобеленовым ковром, изображавшим полуголую деву верхом на единороге (впрочем, изображение было довольно примитивным) был туалет типа «дыра в полу», а за другим (рыцарь с мечом рядом с головой дракона – и море кровищи) – все же душ. Я так предполагаю. Во всяком случае, когда я дернула за веревочку, полилась вялая струйка чуть теплой воды. Но мы не гордые. Скинув заскорузлую от пота и бле… простите, рвотных масс, одежду, я встала под эту струйку и дернула веревочку посильней. Ну что можно сказать, помылась я быстро. Практически мгновенно. Видимо, я сорвала какой-то клапан, потому что на меня обрушился прямо таки водопад. По моим ощущениям – пара сотен бочек. Меня буквально распластало по полу. Захлебываясь и кашляя, я на четвереньках выбралась из «душа».
Арман стоял посредине комнаты с подносом в руках. Я была голая и мокрая… Он церемонно поклонился (зараза!), поставил поднос на стул и накинул на меня простынь. Классный парень этот Арман, честное слово!
– Арман, а можно мою старую одежду сжечь? – спросила я, обжигаясь горячим бульоном. – Только мне взамен бы что-нибудь.
– Как угодно госпоже, – поклонился оборотень.
Он вытащил из-под кровати какой-то сундук и выложил на кровать джинсы, голубую майку, белую жилетку на меху с вышивкой на карманах, длинную льняную юбку с карманами…
Я застыла с ложкой в руках.
Наши вещи!
Почему-то наличие этих вещей меня потрясло куда сильнее, чем разговор с предателем. Значит, это все правда. Цитадель разрушена, разграблена. Все мертвы. Я схватила Никину жилетку и зарылась в неё лицом, еле сдерживаясь, чтобы не завыть в голос.
– Я хочу побыть одна, – подняла я на оборотня мокрые глаза. – Уйди, а?
– Как угодно госпоже, – прошелестел он.
Наплакалась я досыта. Слезы сначала текли и текли, а потом иссякли.
Джинсы были широковаты в талии, зато в бедрах жали. Изменилась фигура. Майка безобразно обтягивала грудь. Неужели я это когда-то носила? Это же вульгарно! Пришлось надеть жилетку. Замечательно! Нике она была до середины бедра, а мне до колен, и сидела на мне как бронежилет.
Временно забыв о бульоне, я нырнула в сундук – с головой. Гелина рубашка. Я не буду думать, что они сделали с девочкой. Всего этого не существует. Все будет по-другому. Рубашка мне подошла – я миниатюрная, а Геля – девочка крупная. Что тут еще? Майка мужская – одна штука. Чья – Павла или Сережи? Цветастый сарафанчик. Мальчишечьи шорты. Носки – о, носки! Представив себя со стороны, я усмехнулась. Роюсь, как в мешках, что в секонд-хендах. Никогда не могла себя заставить прикоснуться к ним. А сейчас, гляди-ка – и порылась бы. Раз уж других шмоток не предвидится. С грохотом захлопнула крышку, запинала сундук под кровать, утерла злые слезы. И откуда во мне столько воды?
Ненавижу!
– Рад видеть Вас в добром здравии, – раздалось из дверей. – Признаться, стиль одежды, принятый в ваших землях, меня вдохновляет! Женщина в брюках – как это дерзко, ярко, эксцентрично! Сразу понятно, что она не просто покорная жена и мать, но воительница и госпожа, страстная любовница и ревнивая фурия в одном флаконе.
«Да чтоб ты сдох,» – подумала я, мгновенно устыдившись своего костюма.
– Напрасно Вы смущаетесь, дражайшая моя Галла, – продолжил темный властелин. – Женщины-орки ходят в брюках и не испытывают ни малейшей неловкости, а ведь им нельзя отказать в привлекательности! Да и эльфийки не всегда следуют указаниям традиций…
– Вообще-то платье – это не просто красивая одежда, но еще и мощное оружие, – задумчиво сказала я. – В нем так легко быть нежной, женственной и беспомощной.
– Я уже не в том возрасте, чтобы ценить инфантильность и застенчивость, – пожал плечами хозяин. – Надоели за десяток веков эти детские игры.
Эээ, батенька, да у вас мания величия вкупе с комплексом неполноценности относительно женского пола! Хотя какая в его возрасте полноценность…
Я прищурилась. Вообще-то разговаривать с ним было интересно – умный собеседник. Мне всегда доставляла удовольствие интеллектуальная беседа.
– А водка у вас есть? – с надеждой спросила я.
– А что это такое?
– А вы спросите у своего лечащего врача, – буркнула я. – Он специалист по этому делу. И по водке, и по травке…
– Зря ехидничаете, – усмехнулся мой собеседник. – В моем возрасте и с моим положением пластический хирург просто жизненно необходим.
– Ну-ну, – кивнула я. – Так он вам и сделает подтяжку лица и липосакцию консервным серебряным ножом под наркозом аля-сонная одурь.
Старик только улыбнулся загадочно.
Антон. Светлый умный мальчик. Пластический хирург. Практически святой – во всяком случае, матери детей с «волчьей пастью» или «заячьей губой» готовы были на него молиться.. Операции детям он делал бесплатно. И очень просил не афишировать. У него в квартире были мешки яблок, картошки, вышитые скатерти, старинные иконы, мороженая рыба, персидские котята, глиняные свистульки, самодельные игрушки и горы прочей дребедени. Он потом носился
