— Все продолжают это твердить! — сердито сказал Кларенс.— Как будто я сам не знаю. Я не могу объяснить, почему они поступают именно так. Они очень странные. Они поклоняются солнцу, и у них необычные представления о зле и чести — даже более необычные, чем у вас.
Ну, это уже кое-что. По крайней мере, он знал, что я — человек. Иногда я сомневалась, понимает ли он это.
— А еще у них странные представления о том, какой вампир должен умереть. Они убивают всех стригоев без разбора. А вот с мороями и дампирами более осторожны.
— Вы явно много о них знаете,— сказала я.
— С тех пор как погибла Тамара, я посвятил себя этому.
Кларенс вздохнул и внезапно стал казаться очень, очень старым.
— По крайней мере, Кит мне верит,— сказал он.
Я постаралась сохранить бесстрастное выражение лица.
— Да?
Кларенс кивнул.
— Он хороший молодой человек. Ты должна дать ему шанс.
Я не сумела совладать с собой и поняла, что сердито хмурюсь.
— Я попытаюсь, сэр.
Тут, к моему большому облегчению, в комнату вошел Адриан. Оставаться наедине с Кларенсом было жутковато, даже когда он не превозносил в открытую Кита Дарнелла.
— Готов? — спросила я.
— Еще бы,— отозвался Адриан.— Не могу дождаться, когда же стану полезным членом общества.
Я окинула его наряд быстрым оценивающим взглядом, и мне пришлось прикусить язык, чтобы воздержаться от комментариев. Конечно, он был одет прекрасно, как и всегда. Джил называла мой гардероб дорогим, но до Адриана мне было далеко. Сегодня он надел черные джинсы и рубашку на пуговицах цвета бургундского вина; причем не заправил ее в брюки и не застегнул. Волосы его были специально уложены так, словно он недавно встал с постели. Не повезло ему, что его волосы отличались от моих — мои выглядели такими взъерошенными без всякой укладки.
Следует признать, выглядел он отлично — но не так, как будто собирался отправиться на собеседование к работодателю, а словно хотел прошвырнуться по клубам.
Это породило во мне противоречивые чувства. Я поймала себя на том, что восхищаюсь им, и мне снова вспомнилось, что порой я смотрела на Адриана как на произведение искусства. Это слегка смущало, ведь я знала: вампиры не привлекательны в том смысле, в каком бывают привлекательны люди. К счастью, вскоре верх взяла практическая сторона моей натуры и я твердо сказала себе, что неважно, хорошо он выглядит или нет. Так или иначе, но вид у него был совершенно неприемлемый для собеседований. Но меня это не должно было удивлять. Таков уж Адриан Ивашков.
— Ну и какая у нас программа? — спросил он, едва мы отправились в путь,— Думаю, что «председатель Ивашков» звучит отлично.
— На заднем сиденье лежит папка, председатель.
Адриан развернулся и взял папку. Быстро просмотрев содержимое, он объявил:
— Хвалю тебя за разнообразие, Сейдж. Но не думаю, что какая-нибудь из этих работ поможет мне вести тот образ жизни, к которому я привык.
— Там и твое резюме, в самом конце. Я сделала что могла, но нам приходится придерживаться кое-каких ограничений.
Он пролистал бумаги и нашел резюме.
— Ух ты! Я был ассистентом преподавателя в Академии Святого Владимира?
Я пожала плечами.
— Это самое близкое к тому, чем ты занимался.
— И Лисса была моим начальником? Надеюсь, она дала мне хорошие рекомендации.
Когда Василиса и Роза еще учились в школе, Адриан жил там и вместе с Василисой учился использовать стихию духа. «Ассистентом преподавателя», конечно, назвать его можно было лишь с натяжкой, зато эта должность характеризовала Адриана как человека пунктуального и способного справляться с самыми разнообразными задачами.
Он закрыл папку и откинулся на спинку, закрыв глаза.
— Как малолетка? Когда я в последний раз ее видел, она выглядела расстроенной.
Я подумала — не солгать ли, но решила, что Адриан, наверное, рано или поздно узнает правду, или выяснив все от самой Джил, или вычислив с помощью дедукции. Рассудительность Адриана, может, и была сомнительной, но я поняла, что он превосходно разбирается в людях. Эдди заявлял: это из-за того, что Адриан — пользователь духа и у него есть особая аура. Но я не слишком ему поверила. У алхимиков не было твердых доказательств, что ауры и впрямь существуют.
— Ситуация осложняется,— сказала я, поведав Адриану о случившемся в школе.
— Проделка с душем была уморительной,— заметил он, выслушав меня.
— Она была безответственной! Почему никто этого не понимает?
— Но та девчонка сама напросилась.
Я вздохнула.
— Ребята, вы забыли, почему мы здесь? Уж от тебя-то никак не ожидала! Ты был свидетелем ее смерти. Разве ты не понимаешь, как важно для нее оставаться в безопасном месте и не высовываться?
Адриан несколько мгновений молчал, и, когда я взглянула на него, лицо его было необычно серьезным.
— Знаю,— сказал он.— Но я не хочу, чтобы она была несчастной. Она... она этого не заслуживает. В отличие от всех нас.
— Не думаю, что и мы это заслуживаем.
— Может, ты и не заслуживаешь,— сказал он с легкой улыбкой,— Из-за своего строгого образа жизни и всякого такого. Не знаю. Джил просто настолько... невинная. Знаешь, поэтому я ее и спас. Я имею в виду, в том числе поэтому.
Я вздрогнула.
— Когда она погибла?
Адриан кивнул; взгляд его выдавал тревогу.
— Когда я увидел ее, окровавленную и неподвижную... Я не думал о последствиях своего поступка. Просто знал, что должен ее спасти. Я действовал безотчетно, даже не уверенный, получится ли у меня.
— Это был отважный поступок.
— Может быть. Не знаю. Зато знаю, что она много выстрадала. И не хочу, чтобы ей приходилось страдать еще больше.
— Я тоже не хочу.
Меня тронуло его участие. Адриан все время продолжал удивлять меня диковинными словами и поступками. Иногда было трудно представить, что его по-настоящему заботят чьи-то проблемы, но, когда он говорил о Джил, неизменно смягчался.
— Я сделаю, что могу. Знаю, я должна была больше с ней разговаривать... Быть для нее подругой получше или даже поддельной сестрой. Просто...
Адриан посмотрел на меня.
— Это и вправду так ужасно — находиться рядом с нами?
Я покраснела.
— Нет. Но... Это сложно. Всю жизнь меня учили определенным вещам. Таким, от которых трудно отмахнуться.
— Самые великие перемены в истории происходили, когда люди были способны отмахнуться от того, что им диктовали другие.
Адриан отвернулся от меня и уставился в окно.
Я почувствовала раздражение, услышав эти слова. Конечно, сказано красиво. Люди зачастую говорят нечто подобное, не понимая толком подтекста. Будь собой, борись с системой! Но те, кто так говорит — вот как Адриан,— никогда не жили моей жизнью. Они не росли в настолько жесткой системе убеждений, что она походила на тюрьму. Их не вынуждали отказаться от самостоятельного мышления и принятия решений.