так называемой невестой. Бывших друзей, советовавших плюнуть на всё, он просто на дух не переносил. Всё стало не важно, и не нужно. Всё, чем он горел и жил, в одночасье исчезло, испарилось, оставив вокруг него абсолютную пустоту.
Сидя ночью на крыше своего дома, Добромир помнил, как тогда, в минуту беспросветного отчаяния, ухватился за одну-единственную мысль, ставшую его спасательным кругом. Он убедил себя, что Соня жива, ей нужна помощь и ему надо найти девушку. В тот момент он решил действовать и незамедлительно ринулся в Энобус. Почему в Энобус? Он и сам не знал ответ на этот вопрос.
Добромир остановился в доме двоюродного дяди, дряхлого старичка, почти выжившего из ума. В первую же ночь Светозаров как в горячке тайно проник в департамент жилища, чтобы найти в документах упоминание о семье Эрвина. Попытка оказалась безуспешной. Он ведь не знал, что дом записан на Аннету Вальц — бабушку Эрвина. Семья жила под фамилией Вальц, чтобы не светить родство с дверником Никандром Вышневым.
Неудача не испугала Добромира, он и не подумал отказаться от поисков. Известный всем и каждому чемпион не хотел быть узнанным и выбирался на улицы города только по вечерам в длинном плаще с капюшоном. Он бродил по переулкам как заведенный, твердя себе, что хочет найти дом Вышневых. Он прислушивался к разговорам в лавках, цирюльнях, крадучись заходил в трактиры, садясь где-нибудь в углу. Юноша горячо молился всем богам, прося о помощи, и боги услышали своего любимца.
Они не могли не откликнуться на его зов. Однажды вечером около небольшой аптечной лавки чемпион в потемках наткнулся на Эрвина. Добромир до сих пор не знал, как смог устоять на ногах, не потерять самообладание и не выдать себя. Как смог проследить за Эрвином, оставшись незамеченным, как ловко расспросил соседей о доме, где скрылся парень, как всю ночь тайно провел под окнами жилища, прислушиваясь к каждому шороху. Утром ему пришлось покинуть свой пост, чтобы вечером вновь явиться туда же.
Приятное тепло обволакивало все тело, причем один бок нагрелся сильнее. Наверное, солнце уже поднялось высоко и стало припекать.
Соня, лежала с закрытыми глазами и почему-то никак не могла их открыть. То ли явь, то ли сон держали ее в своих объятиях.
Как хорошо валяться на теплой лужайке…
— Соня, — позвал откуда-то издалека знакомый голос. — Соня.
Сердце девушки забилось сильнее.
Мама? Мама!
Соня с трудом разлепила глаза. Над ней склонилось незнакомое улыбающееся женское лицо.
— Наконец-то очнулась, — сказала женщина.
— Где я? — прошептала девушка еле слышно.
— Дома, — ответила незнакомка.
Соня обвела глазами небольшую комнату со старинной мебелью и с полками, похожими на книжные. На них ютились многочисленные поделки: деревянные фигурки, плетеные корзинки, бумажные фонарики, прозрачные шары с начинкой. Окна закрыты желтыми занавесками в мелкий цветочек. Это не ее дом, но слова женщины звучали так убедительно, что хотелось верить.
Женщина вышла из комнаты и вернулась с большой глиняной кружкой. Соня сделала глоток, травяной сбор показался ей горьким, она поперхнулась.
— Пей понемногу, — приговаривала женщина, помогая сделать еще глоток, — это вернет тебе силы.
— Кто вы? — спросила Соня.
Теперь она смогла лучше разглядеть высокую темноволосую незнакомку, которую можно было бы назвать красавицей, если бы не ее грустные, как будто выцветшие светлые глаза, в глубине которых таилась невыплаканная печаль.
— Зови меня Авивия, — представилась женщина.
Что-то неуловимо знакомое было в ее интонации, манере говорить. И это что-то грело душу намного сильнее, чем горячий травяной сбор. Соня хотела, чтобы Авивия никуда не уходила, девушке был приятен ее голос, внешность, неторопливые движения. Соня всмотрелась в лицо женщины, силясь вспомнить, откуда она ей знакома. Надо вспомнить. Вспомнить…
Яркая вспышка. Эрвин! Горыныч! Стрела! Где они? Стон вырвался из груди девушки, она непроизвольно сжала кулаки. Воспоминания нахлынули тяжелой волной, скрутив ужасным предчувствием.
— Что случилось? Тебе больно? — женщина растерянно оглянулась в поиске того, что могло бы помочь девушке. — Смотри, что я нынче сделала, — Авивия взяла с полочки плетеный браслет, демонстрируя Соне узорное плетение. — Это оберег, внутри него чешуя дракона. Нравится?
— Да, — Соня кивнула, и горло ей сдавил спазм.
— Давай-ка я тебе его завяжу, — Авивия аккуратно обвила руку девушки браслетом. — Я сама всё делаю. У меня маленькая сувенирная лавочка. В Энобус приезжает много туристов, и все хотят на память какую-нибудь безделушку. Местные жители не заглядывают в подобные лавки, их эти поделки не интересуют, а приезжие с удовольствием заходят ко мне.
Дверь комнаты отворилась, и на пороге возник заспанный Эрвин.
— Мама, почему ты не позвала меня? — воскликнул он, бросаясь к кровати, на которой лежала девушка. — Она пришла в себя?
— Эрвин… — прошептала Соня. — Эрвин.
— Зачем так врываться? — Авивия укоризненно покачала головой. — Напугал больную. Ей нельзя волноваться.
— Я хочу волноваться, — чуть слышно сказала Соня и слегка пошевелила пальцами.
Эрвин присел рядом с кроватью на низкую табуреточку и осторожно погладил Сонину руку. Это легкое прикосновение заставило её улыбнуться.
— Как мы сюда попали? — спросила она.
— Эрвин, Соня еще слаба, — обратилась к сыну Авивия, — поговорите завтра.
— Нет, — Соня отрицательно замотала головой и сжала ладонь юноши, — сейчас.
— Мы дома. Всё хорошо. Не беспокойся.
Парень повернулся к матери, умоляюще посмотрел ей в глаза. Женщина вздохнула, покачала головой и бесшумно вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
— Горыныч, Стрела? Где они? Что произошло?
Эрвин молчал, он не знал, с чего начать. Стоит ли рассказывать то, что лучше забыть? Память ведь вернется к девушке, и что потом будет?
— Помнишь, как нас окружили? — спросил он.
— Да, — кивнула Соня, — сейчас вспомнила.
— А потом верхотуров раскидало в стороны, как от взрывной волны. Это ты оглушила их?
— Я.
— Соня, ты понимаешь теперь, какой у тебя дар?
— Он ужасен?
Девушка не выглядела испуганной, хотя голос ее изменился.
— Это смертельный дар, ты чуть не умерла, была без сознания целых три дня.
— Я хотела их убить, — прошептала Соня. — Они погибли?
— Думаю, нет, ты, скорее, оглушила их. Мы улетели оттуда, больше их не видели.
— Эрвин, я думаю, мне нельзя ненавидеть. Это… это очень страшно.
Эрвин посмотрел в потемневшие глаза Сони. Такая боль прозвучала в ее словах!
— Верхотуры сами виноваты. Они вынудили тебя. Но ты права. Лучше этого не делать.
Разговор оказался не из легких. То, о чем они сказали вслух, тяжким грузом легло на плечи. Всё оказалось гораздо сложнее, чем они предполагали. Соня подняла глаза на Эрвина.
— А драконы? Что с ними?
— Когда ты
