- Раньше я выходила наружу. Но у меня слабое здоровье. Летом мне выставляют скамеечку во дворе. У меня там росли цветы… Прекрасные розы. На зиму их прямо в кадках переставляли в холодную комнату, но однажды заморозки пришли слишком рано, и моих роз не стало. Их аромат был таким чарующим… Сын привозил мне из Телара другие, но они были разочарованием… Или я уже забыла тот, прежний аромат, и воспоминания обманывали меня. Я отдавала их в гаремы, но за ними там не следили, и они погибали.
- У дворца крейта в Ордалле растут прекрасные розы. Когда я приезжала на балы, мой наставник, Руан, шептал что-то одному из слуг, и я танцевала с цветком в волосах.
- О твоих танцах тут говорят девушки…
- На балах танцы другие. Они состоят из поклонов и приседаний, а мне нравится полёт. Когда ты отрываешься от земли и будто летишь к звёздам.
- Я много лет не видела звёзды. Я скучаю по ним. В Теларе над нашим домом по ночам звёзды были как цветы керме.
- Да, в Теларе звёзды такие крупные, что кажется, будто сейчас ткань неба не выдержит их тяжести и они упадут в ладони.
- Ты бывала в Теларе?
- Я бывала везде, кроме Кутара. Койт, Паден, Харадал…
- И Рети?
Камайя задержала дыхание на миг, потом кивнула.
- И в Рети тоже бывала.
Снаружи доносился смех служанок, подметавших двор от выпавшего снега. Чимре доел орехи и сидел, строя из шпилек для волос крышу над пустой мисочкой, но крыша рушилась, и подвески на шпильках звенели.
- Чимре рассказывает о тебе. Это мой источник сплетен и новостей. Это мои уши, и слуги знают об этом.
- Вот почему его не гоняют. - Камайя понимающе улыбнулась. - А я всё не могла понять.
- Да. Я рада, что вы подружились. Камайя, приходи ко мне иногда, хорошо? Мне кажется, у тебя в запасе немало занятных историй, а я нуждаюсь в них. Чимре, проводи госпожу Камайю. Я немного устала. Уже поздно.
Камайя встала, с улыбкой кланяясь Улхасум. Улыбка была искренней. Эта женщина говорила на языке своего сердца, и сердце её было юным, хотя глаза и угасли, как завядшие розы или цветы керме.
Дерре виновато топтался под дверью Гатэ, чем немало удивил Камайю. Он суматошно болтал, и из его слов было понятно, что его ждёт наказание за это происшествие, если, конечно, кто-то пожалуется господину Аслэгу. Камайя выслушала его, подняв бровь, но обещать молчать не стала. Пусть немного помучается от неизвестности. Она шла в сопровождении Чимре, Вирсат и Дерре по коридорчикам, и служанки кланялись ей, а некоторые начинали перешёптываться за спиной.
Открывающаяся дверь шатра вспугнула Нуун и Иймэт, тоже перешёптывающихся в полумраке. Они с подозрением глядели на Камайю, которая спокойно раздевалась, укладываясь спать, но ничего не спрашивали. Интересно, что им было известно об этом происшествии? Были они замешаны? Ревность сочилась из взглядов и слов Нуун, но Тинхэн и Иймэт были почти спокойны, и Камайя гадала, что тому причиной. Нуун относительно недавно появилась в гареме, после смерти Халар, скорее всего, её подарили Аслэгу, чтобы скрасить боль от потери матери его двоих дочерей. Тинхэн же и Иймэт помнили Халар живой и тепло отзывались о ней, и она приходила потом во сне, наклоняя к Камайе красивое бронзовое лицо. «Ты кричала ночью. Ты кого прогоняешь во сне?» - спросила как-то наутро Тинхэн, но вспоминать сон совсем не хотелось, и Камайя с улыбкой пожала плечами. «Что-то приснилось. Не помню», - сказала она.
Девочек Халар она тоже видела. Они жили в другой стороне внутренней части с несколькими няньками. Две смешливые малышки пяти и шести лет, и Халар впервые пришла к ней как раз после того, как Камайя, увидев их, попыталась представить их мать, на которую они, по-видимому, были очень похожи.
А вот Аслэг был очень похож на Гатэ. Камайя сидела на постели, глядя, как в столбе полуденного света, разделённого тенью на четыре, танцует, становясь невидимым, дым очага. Грифель застыл в пальцах, и линиям было просторно на полу, но тесно в тетради и в сердце. Она листала записи, и с каждой страницей слов становилось меньше, а штрихов - больше, они путались сухими ковылями, нависали линиями тёмного осеннего дождя на горизонте, пачкали пальцы и грифельной пылью затемняли память. Чёрное и белое смешиваются в дым, а дым летит. Чёрное - у неё на пальцах, а белое - в степи.
- Йет, Дамал! - крикнула она, поднимая снежную пыль из слежавшейся травы. Дамал летела, летела над степью, на юг, на юг, в тепло южного солнца, далёкого, к далёким горам и рекам, но, конечно, долететь не могла, потому что у любого полёта есть предел, и Камайя ехала обратно к желтовато-серому Улданмаю, встающему из покрытых желтовато-серой травой холмов, на север, а две желтые хэги из конюшни бежали у ног Дамал.
- Госпожа, добрый день!
- Здоровья ногам твоего коня!
- Храни тебя Мать Даыл, госпожа!
Камайя надевала ласковую улыбку и снимала капюшон. Уши розовели, но не от стеснения, а от лёгкого мороза, что запутался за ночь в травах и теперь поднимался с ветром от земли.
- Сэгил! - позвала она, спешиваясь у шатра Расу.
Сэгил не отзывалась, и она, оглянувшись на Дерре, погрызла губу в нерешительности.
- Загляни, госпожа. - Вирсат нахмурилась недоуменно. - Может, ей плохо?
Камайя ещё раз постучалась, потом потянула дверь на себя. В шатре никого не было, и она хотела закрыть дверь, но остановилась. Дрова! Дров должно было хватить до середины января, но у стены было пусто. Куда они дели дрова?
- Хэй, уважаемая! - Камайя подошла к ограде соседней стоянки и окликнула женщину с маленьким ребёнком на руках. - Где соседи?
- Жена помогает в Ают-хасэне, а муж шляется. - Женщина удручённо махнула рукой. - Пропащий он. Жаль её.
Камайя вскочила на Дамал, разворачивая её в ту сторону, куда женщина махнула рукой.
- Йет! Йет!
Окраина была всё ближе. Дерре озирался, потом указал ей на полуразрушенную ограду, из-за которой доносился шум. Довольно потрёпанного вида шатёр был открыт. Камайя вздохнула, удручённо морщась: Тур сидел со стаканом в руке в компании каких-то мужчин.
- Поедем, госпожа, - тихо сказал Дерре. - Негоже тебе тут быть.
Вот тебе и Тур, думала Камайя, объезжая стойбище. Вот тебе и храбрец-удалец.
- Здравствуй, госпожа!
- Здравствуй. Это же твоя дада болеет?
- Да. Спасибо, что прислала лекарку, госпожа!
Как эным, что обходит стойбище, отгоняя злых духов. Камайя грустно усмехнулась. Почти пять месяцев с этими людьми, и вот она уже призывает милость Тан Дан на их путь и благословляет ноги их коней. Того и гляди, как они заговорит. Глядишь, и направит Мать Даыл путь её, подсказки на том пути давая.
- Ты радостная, госпожа, - улыбнулась Вирсат, отвечая на весёлую улыбку Камайи. - Что обрадовало тебя?
Камайя пожала плечами. Белое в степи разбавило чёрное в сердце, и серый дым плаща пах травой омыс, которой отгоняли жуков. Стены города приближались, дым очагов нёс запахи баранины и оола, а ноги Дамал несли её к конюшне внутреннего города, что плотной затейливой шапкой сидел на макушке большого холма, глядя незастеклёнными окнами во все стороны.
- Дерре, пошли кого-нибудь к Сэгил. Пусть спросят, что с дровами.
- Да продаёт он их, - сказал Дерре, передавая поводья Дамал конюху. - Госпожа, ты ему не поможешь.
- Я не ему помочь хочу… Девчонке этой глупой. Жалко её. Сама не понимаю, почему. Заморозит он её там. Декабрь на исходе, скоро ночи станут морозные… Может, взять её в шатёр служанок? А? Как думаешь?
Дерре остановился и серьёзно посмотрел в глаза Камайе.
- Так нельзя. Она его жена и принадлежит ему. Он выкуп за неё давал, госпожа. Это будет кража. За такое мстят!
Камайя молчала, стиснув зубы. Дикость. Какая дикость… С другой стороны, а чем Арнай лучше? Ещё совсем недавно женщин приобретали в род, как имущество, не спрашивая их мнения, и обратного пути из этого брака не было.
Она сидела на своей кровати, скрестив ноги. Штрихи и линии ложились на бумагу, грифель крошился, щедро усыпая лист тёмной пылью. Камайя сдувала её, и линии становились чище, чётче, ярче и точнее на светлой бумаге тетради.
