исправилась она, заподозрив, что её попутчик – не такой уж простак, каким его посчитал Ромар. – Но горы спешки не любят, ой, не любят.
– Значит, табор ещё куда-то завернёт, прежде чем в Беру идти, где вы наметили встретиться? Разумно – все привыкнут уже, что твой брат их водит. А где привычка, там и обычай.
Тайра хотела было возмутиться, но заметила, видно, лукавый прищур – и прикусила язык. Алар расхохотался и взъерошил ей волосы пятернёй, как девчонке; она поначалу сделала вид, что обиделась, но вскоре заскучала и бросила дуться. Рейна следила за представлением во все глаза – и знай лопала спелые ягоды, что росли вдоль тропы.
«Будто не с одним ребёнком иду, а с двумя, – подумалось не к месту. – Или это я настолько их старше, что мне что одна, что другая – всё дитя?»
Мысль показалась тревожной и очень знакомой одновременно, словно раньше ему не раз приходилось размышлять о чём-то подобном, но к какому-то выводу он так и не пришёл. Звезда спутника над плечом тревожно замерцала, навалилась тяжесть – похоже, и это воспоминание так же оставалось под запретом.
Впрочем, небольшой крюк до столицы его не пугал: никто их не преследовал, торопиться было некуда. После минувшей грозовой ночи небо расчистилось, а ветер стих. Омытая листва пахла сильнее прежнего, а аромат цветов разносился так далеко, что сперва на вдохе ощущалась сладость, а потом уже показывались из-за переплетения ветвей бледно-лиловые цветы чийны. Рейна смотрела вокруг во все глаза: прежде она никогда не выбиралась за пределы деревни, разве что прогуливалась со старшими за грибами и ягодами, и то вблизи от ворот, чтоб не встретить мертвоходца.
Здесь же многое отличалось от её родных краёв, и чем дальше, тем сильнее.
К счастью, вопросы она задавать не стеснялась. И если о местных травах и зверье Алар ей мог рассказать немного, то об устройстве мира в целом и о морт рассуждал охотно, со странным ощущением, что проговаривает всё это не в первый раз.
– А почему киморт превращается в эстру?
– Потому что приходит время, – пояснил он спокойно, и его на мгновение охватила печаль, лёгкая, как дуновение ветра. – Киморт – что пустой сосуд, чем он сильнее, тем больше морт может вместить. Вот ты, Рейна, не постареешь, но расти будешь всю жизнь…
– Я что, стану дерево? – притворно ужаснулась она, перебив его, и смешно округлила глаза. – А как же в дверь тогда проходить?
– Меня не перерастёшь, не бойся, – улыбнулся Алар. – Тело у тебя будет обычное, человеческое, повзрослеешь – на маму станешь похожа, только красивее, правда-правда, – подмигнул он ей, и девчонка чуть зарумянилась, замечтавшись. – Но способность вмещать морт будет только увеличиваться. И однажды силы станет столько, что она начнёт угрожать миру вокруг. Помнишь, как мертвоходцы к тебе в деревне притягиваться стали? То-то же. А ведь ты – дитя, считай; рядом с тобой морт сбивалась в облако, а вокруг некоторых кимортов она – как камень, ни вдохнуть, ни с места двинуться… Для мира в том заключается большая опасность. Потому-то и появляется спутник: это и есть тот сосуд, что вмещает морт, но находится он словно бы вне мира… так считают, – быстро заключил Алар, потому что ощутил смутное недовольство.
Будто бы ему приходилось говорить то, во что он сам не верил.
Рейна, впрочем, паузы не заметила – отвлеклась на птицу в ветвях, мелкую, чёрную с красным воротничком.
– Выходит, если силу не копить – эстрой не станешь? – спросила вдруг Тайра, которая шла чуть впереди, шагов на десять.
– Дерево растёт не потому, что желает этого, а потому что такова его природа, – ответил Алар, и фраза, нашёптанная спутником, снова отозвалась фальшивой нотой где-то глубоко внутри. – Да к тому же есть ещё и вторая причина… Рейна, скажи, как была твоя матушка одета за день до того, как я в деревне появился?
– В старую рубашку, такую цветом, как дерево на спиле, – без раздумий, ответила она. – На груди вышивка красивая, там и её имя, и дедово, и имя рода, а кругом – папино. А на рукаве ниточка топорщится, а штаны обычные, но с пятном от ягод на коленке – его ничем не выведешь, разве что морт. А сапожки она тогда сестрины взяла, а плащ папин, холодно было, а на шее у неё были красивые бусы из семечек, а…
– Всё, довольно, – мягко прервал он её. – Ну, а ты, Тайра, вспомнишь, в чём был Ромар одет за день до того, как вы с червём столкнулись?
Тайра нахмурилась.
– Да как обычно… Вроде бы. Но каждую ниточку я, конечно, не опишу, – нехотя признала она. – В чём секрет?
– А нет никакого секрета, – вздохнул Алар. Тропа под ногами, утоптанная и ровная поначалу, стала почти неразличимой; без проводника легко было бы заблудиться и потерять нужный путь. – Киморты ничего не забывают. Так-то, конечно, прошедший день перед глазами не мельтешит, но если постараться, то припомнишь каждую пылинку, которая мимо пролетела. Без этого не выйдет с морт управляться: например, чтобы человека вылечить, надо знать, как он устроен. Чтобы чашку сделать и воды зачерпнуть – надо хорошенько представлять, как она выглядеть будет, иначе должное стремление в морт не вложить… Так и выходит, что киморты помнят слишком много. И чем дальше, тем от этого тяжелее – бывает, что мысли путаются, не можешь подолгу сосредоточиться на стремлении… А сила большая. Одно неверное движение – и можно много горя принести.
Некоторое время Рейна размышляла и вышагивала по тропе, сердитыми
