будем мы ничего просить. У нас своих — целая сокровищница. Ирден, дорогой, а ты уже подарил Кларе украшения? Много? Девочке непременно нужно обустроить личную сокровищницу. Без нее ни одна приличная драконья семья не может существовать.
Риата Монк только улыбалась, слушая наш разговор. Ее забавляла эмоциональная и порывистая драконица и то, как из нее рвется драконья сущность. Хотя риата Летиция имела синюю чешую, но она тоже была огненной и темперамент имела соответствующий.
Уже позднее я вдруг вспомнила.
— Мы забыли сказать королеве Рогнеде о нотариусе. Ей собирался написать дедушка, но я даже не уточнила.
— Клара, ягодка, расслабься, — взял меня за руку дракон. — Мы не народ амазонок. Тебе не обязательно решать все самой и помнить обо всем. Делегируй. У тебя есть родители, братья и два деда. И если уж на то пошло, у тебя есть муж. И маленький шустрый секретарь. И пусть и не совсем адекватной, но все же имеется деверь.
— Да уж… — улыбнулась я, вспоминая своего картавого крылатого «секретаря».
— Зря смеешься, — фыркнул дракон. — За игрушечной внешностью и дурашливой манерой себя вести скрывается острый ум и целеустремленный характер. Зараза дурачится, но она взрослая, умная, древняя нечисть.
— Я знаю, просто все время об этом забываю. Она такая… как ребенок.
— Да. Это один из способов выжить, адаптироваться к миру, мимикрировать. Она все больше осваивается после пробуждения и жизни у тебя и захватывает все больше функций. Ты замечала?
— Конечно.
— Вот и позволяй ей многое, что она может. Если разобраться, не она ребенок, а ты по сравнению с ней. И заметь, именно она тебя опекает.
Я собралась возразить, что мы с ней наравне заботимся друг о друге, как вдруг у меня в кармане что-то зазвенело, зажужжало и завибрировало одновременно.
Я аж подпрыгнула на месте и заполошно принялась хлопать себя по одежде, отыскивая карман и то, что в нем издает всю эту свистопляску.
Оказалось, активировалось зеркальце, подаренное королем Клайдберриса и переданное мне через Ирдена. Я раскрыла его, артефакт сразу же перестал шуметь, а с зеркального полотна на меня уставилась клыкастая розовая рожица.
— О! Лаботает! Клалотька, ты в полядке? Как там ольки?
— Я в порядке. Орки хорошо, — улыбнулась я. — А ты как сообразила про эти артефакты? Я не знала, что по ним можно общаться. Думала, просто маячки.
— А, да они длевние совсемь. Сейтяс так не делають, утелянное мастелство. У бабуськи такие были. Я вспомниля. У меня в голове иногда тиво-то зуззыт, а потом я тиво-нибудь вспоминаю. Так интелесно…
— О как. Так может, ты вспомнишь свое прежнее имя? — заглянул в мое зеркальце Ирден.
— Иссе тиво! Прилумаесь тозе, музенек. Я Заляза Монк! Мне все нлавится!
— Зараза, ты уже связалась с детьми? — спросил ее невидимый нам дед.
— Конесьно, дедуля. Смотли! — Она помахала своим зеркальцем так, что у нас аж рябь пошла. — О! Я тиво хотела-то. Мы с дедуськой Доминго поймали ноталиуса. Он, плавда, глупенький такой, амазонок боится. Но мы его аккулатно полози́ли. Он плосто не понимает стястья.
— Чего он не понимает⁈ — опешила я. И вдруг до меня дошло: — Что значит «поймали»? И куда вы его положили?
— На ковлик. Но мы снатяла подмели, ковлик тистенький. И мы гоблиня лозотькам не отдали. Но они нам помогали. Они ыбки холосо поели и сийные тепель.
Я медленно повернула голову и посмотрела на Ирдена. Ответом мне был такой же ошарашенный взгляд. Мы несколько секунд осмысливали, потом дракон сдвинул мою руку так, чтобы и ему удобно было смотреть в артефакт, и вкрадчиво спросил:
— Прелесть моя, уточни пожалуйста. Вы с риатом Монком поймали молодого нотариуса, которого мы хотели нанять для амазонок, предложив ему контракт?
— Дя.
— Вы его поймали, связали и положили на ковер…
— Дя.
— И полагаю, ковер этот находится в гостиной Клариссы.
— Ну конесьно! Больсе некудя было. Не блосать зе его на земле. Он маинький. Иссе плостынет. Да и лозотьки… Они дифтенки неплостые.
— О боги! — выдохнула я. — Зараза, покажи нам, пожалуйста уважаемого риата нотариуса.
— Сейтяс.
Картинка в зеркале изменилась, горгулья явно полетела со второго этажа на первый, в гостиную. Там она приземлилась, прошагала по ковру.
— Смотлите! — радостно произнес ее голос.
Она повернула артефакт так, что мы увидели перекошенное лицо достаточно молодого гоблина. Глазами он выражал… много чего. Но вот сказать не имел возможности, так как его рот был заткнут розовым бутоном.
— Да не может такого быть! Розы пожертвовали насовсем один цветок⁈ Не верю. Случайно оторвался? Или это не наши розы? Зараза, я жду объяснений, — нервно вопросила я. И тут же обратилась к гоблину: — Здравствуйте, уважаемый риат. Как вы себя чувствуете?
— Ы-ы-ы! Уыу! Мы-ы-ы! — промычал бедняга и скосил глаза вбок.
— Ты тиво, Клалотька? Не насовьсем зе, — сказала невидимая нам горгулья.
Но зато мы увидели ее лапку, которой она ласково погладила лежащего на моем ковре нотариуса. Гоблин уже даже не дернулся, только вздохнул и закатил глаза. А моя питомица продолжила:
— Лозотьки нам любезьно одолзили одьну ветоську телез окосько. Она длинненькая, ее хватило, сьтобы лот заклыть.
— Уточни-ка, — еще более вкрадчиво попросил Ирден: — Розы выбросили одну плеть через окно, заткнули рот нашему уважаемому гостю, и он так и лежит, а эта плеть тянется к кусту?
— Ага, — согласилась та. — Здолово они плидумали, плавда?
— Ага. А риат Монк где?
— Дедуська Хенлик устал. Мы дольго ловили ноталиуса на кладбиссе, так сьто тепель все отдыхають. И зомбики, и дедуська, и упыль, и ноталиус.
— Какие зомбики⁈ Какой еще упырь⁈ Какое кладбище⁈ — аж подпрыгнула я.
— Голодское кладбиссе. Котолое севелное. Там много зомби и тли упыля. Мы с дедуськой Доминго их всех улозили облатно. А ноталиуса плислось ловить. Сюстлый такой.
Мы с Ирденом снова посмотрели друг на друга. Потом на недостаточно шустрого нотариуса, ожидая хоть какого-то внятного ответа на сотни вопросов.
Что характерно, гоблин кивнул и пожал плечами. Мол, так все и было.
— Зараза, попроси, пожалуйста, розы, чтобы они освободили рот нашему гостю.
— Сейтяс.
Мы снова увидели ее лапку, которой она погладила по голове гоблина, и услышали слова, обращенные к нему же:
— Видис, как холосо? А ты боялся. Я зе тебе говолила, сьто моя феетька доблая. И длакономузь у нас холосый. Амазоньки многа платять. Тиво бегаль, затем бегаль? Я зе сказаля, сьто все лавно поймаю. Только устали все. Ну нитиво, сколо скусаесь пеликальни, как я обессяла, и станес снова здоловеньким. Клитять больсе не будесь?
Бедняга закатил глаза и помотал головой, смирившись с творящимся произволом.
Тут
