Потрепав за волосы мальца, тот голову поднял, улыбаясь широко, сел рядом. Огнедара только платок на плечи натянула, посмотрела на Далебора, да всё равно будто стыдясь того, что между ними случилось. Поели все так же молча, Далебору сказать что-то хотелось, но всё слов не мог подобрать, чего раньше с ним не случалось никогда. А тут одно с другим не вязалось.
После заглянул гридень — пора собирать всех в путь да со старейшиной прощаться.
Собрались в дорогу быстро. День радовал чистым от туч небосклоном и лёгким ветерком, что ласкал кожу заботливо. Собрались хазары провожать, семьи большие, детей много было среди них. Жена старосты взяла мальца, к которому Далебор за время пути и попривык даже, за собой повела, говоря что-то на своём, да он понурил голову и не слушал её будто, плёлся за ней, то и дело оборачиваясь на Огнедару. А на той и лица не было — тяжело ей было расставаться с дитём, которого, наверное, сердцем родным посчитала.
Далебор выругался, когда мальчика всё же вырвал руку и пустился обратно к ним. Огнедара, казалось, покачнулась да удержалась — не бросилась навстречу. Малец остановился в шаге от неё и не кинулся за юбку скорее цепляться, и слёзы не лил, задрав острый подбородок, поджав губы, смотрел молча то на полянку, то на Далебора. Внутри кольнуло что-то нехорошо, когда Огнедара обернулась, глянув так, что всю душу наизнанку выпотрошило. Разлилась по аилу тишина, гридни смотрели в ожидании, как и жена старосты.
— Ну чего встали?! — гаркнул бодро Далебор. — На сёдла быстрее, время только теряем, — хлопнул мальца по плечу, легонько к лошади подталкивая своей, подхватил мальчишку, на седло посадил. — Вот так, держись только крепче. — Далебор к Огнедаре повернулся — она всё ещё стояла на прежнем месте. Поднял руку, тронув пальцем самые кончики её ресниц, собирая влагу. — Ну чего ты, лиса?
— Спасибо, — только и сказала глухо, слёзы глотая.
— Думаю, по Тамировым следам идти нам не грозит опасность, путь он подчистил, многих расшугал, бояться нам теперь нечего, отчего не взять? — Огнедара кивнула, дрогнули края губ в хрупкой улыбке. — Хочу поцеловать тебя, лиса, да гридни смотрят, — Далебор чуть покосился на восседавшего позади Боряту, — хотя они, верно, уже знают, какое пламя между нами полыхнуло, ведь вместе под одной кровлей, — добавил Далебор.
Огнедара смутилась от его слов, роняя взгляд, да тут же подняла.
— Ты думаешь, сотник, так и полыхнуло? — прищурилась хитро.
— Не думаю — знаю.
Огнедара улыбнулась задумчиво, Далебор невольно улыбнулся в ответ и, не медля больше, подступил, подхватил полянку, подсаживая в седло, пояс её сжимая крепко, да чуть задержался, твёрдо бёдра огладив.
Огнедара задохнулась от смущения, огляделась. Далебор хмыкнул — как легко всё же смутить её можно. Поймав её взгляд укоряюще-сладкий, отступил, к своему коню направился, земли под собой не чуя. Легко погрузившись в седло, разместил удобнее мальца на коленях, сжал поводья.
— Как ты там говоришь звать тебя? — спросил по-хазарски мальчонку, а тот удивился, что по его заговорил сотник, поднял на него взгляд.
— Касар, — ответил охотно.
— Да у тебя, смотрю, имя настоящего воина? Ну что ж, Касар, держись крепче, — Далебор поднял взгляд, всматриваясь в ровный окоём, над которым медленно поднимался золотистый диск солнца, — путь у нас будет долгий.
Глава 88
Уже день как были в пути, и с каждой верстой на Вейю наваливалась такая тяжесть, что даже не радовало чистое небо и золотистые луга, что тянулись к самому окоёму. Вейя смотрела на отца, который ехал чуть впереди, устремляя тревожный взгляд вдаль, да каждый раз назад оглядывалась, и в сердце будто раскалённые крюки вонзали, когда видела чистые пустынные холмы. И не было там гордо восседавшего всадника на вороном коне. Каждый раз одёргивала себя, да всё равно ждала неизвестно чего, ведь решено всё — она едет домой в Годуч с отцом.
С ним они вдоволь по дороге наговорились, да всё равно продолжали болтать о всяком. Вейя рассказала о князе, как позаботился он о ней, взяв под крыло, правда, Гремислав аж потемнел лицом, когда узнал, за кого хотел Годуяр отдать Вейю, то, конечно, не понравилось ему. Рассказала, как сама примкнула к отряду Тамира, и воевода и этому не рад был, видно, как помрачнел, но не укорил ни в чём, промолчал, просто выслушивая. Вейя не рассказывала о том, что случилось между ней и каганом, да тут и так всё ясно было и без слов, почему вдруг каган отпустил восвояси пленных? Но что было, того уже не изменить.
Ночевать пришлось под открытым небом. Разожгли костёр, соорудили укрытие небольшое, Гремислав за всю ночь глаз не сомкнул. И Вейя наблюдала за ним со своего места, рассматривая его отросшие волосы, впалые щёки и руки, огрубевшие от тяжёлой работы. Как вернутся, надо бы требы принести богам, поблагодарить Макошь, что помогла найти и вытащить единственного родича. Найти и что-то потерять. Вейя выдыхала и с корнем выдёргивала мысли о хазариче, но всё равно перед глазами появлялся его суровое лик, строгий росчерк бровей, пронизывающий взгляд чёрных блестящих глаз и губы, сжатые в строгую линию, в обрамлении тёмных усов. По телу жар непонятный прокатывался, ныло где-то под сердцем, так что к горлу ком подступал, а глазам горячо делалось. Но Вейя сглатывала подступающую какую-то тупую боль, так и проворочалась в беспокойном сне, в котором видела только хазарина, отпустившего её домой.
Утро выдалось ощутимо прохладным. Вот и конец вересеня[1] подобрался, сейчас, верно, в весях самые празднества разгораются, девушки в избах станут собираться, разным трудом занимать себя да разговоры вести неспешные. А Вейя, выходит, как листочек, что сорвался с ветки и полетел неведомо куда.
— Смотри, кто это там?
Вейя подняла взгляд, всматриваясь в приближающийся отряд, небольшой, человек десять. И это явно были не хазары. Вейя замерла в ожидании. Гремислав взялся за черенок топора, что воткнут был в кушак. Вейя положила руку на его запястье, призывая не тревожиться, узнавая сотника и Огнедару. Гремислав, кажется, тоже признал в одном из мужей Далебора. Удивился немного. А Вейю охватило волнение горячее и облегчение одновременно — всё же жив сотник, кангалы не погубили. Что бы ни сделал, а рада видеть его целого, невредимого.
Они тоже заметили одиноких всадников, лошадей подогнали, скорее приблизиться. И только тут Вейя заметила, что впереди у сотника сидел ребёнок. Удивлённо подняла взгляд на Далебора. А на том и лица не было, вгрызся в неё взглядом, верно, тоже думал, что сгинула она в той сечи, а сейчас поверить не мог, что стоит перед ней.
— Наконец-то нашлась пропажа, — выдохнул он тяжело.
Многие кмети, кто знали Гремислава, спешились, обступив воеводу со всех сторон, и каждый хотел запястье крепко пожать да расспросить что да как. Вейя улыбаясь тому, тоже спешилась, повернулась к Далебору, который ссаживал мальчишку черноволосого, а Вейю оторопь чуть взяла, как вдруг представила, что Тамир когда-то был таким же маленьким и серьёзным. Малец уставился на Вейю, щуря на ветер черничные глаза, такие большие на овальном белом личике, чудно даже.
— А ты думал, — сказала Вейя, поднимая взгляд на приблизившего сотника, — что не встретимся больше?
— Сердишься на меня? — спросил, посерьёзнев.
Вейя смотрела на него и не могла понять, что изменилось в нём, хотя внешне ничем не переменился, оброс, правда, немного, кудри отросшие ворошил ветерок, и они на лоб падали, делая золотисто-серые глаза ещё ярче.
Вейя покачала головой. Не сердилась. Если бы не этот случай, несмотря на то, как тяжело было, не нашла бы отца, и неизвестно где бы он был сейчас. Далебор чуть улыбнулся, прищурив глаз, глянул в сторону Гремислава.
— Так понимаю, что без участия кагана не обошлось?
Вейя задержала дыхание при упоминании Тамира, сердце вновь сжалось до боли.
— Не обошлось, — только и ответила.
— Встанем здесь на ночь? — послышался голос Огнедары, полянка приблизилась, Вейя глянула в сторону кметей, куда убежал мальчишка.
