— Ты боишься, Анри Вейран. — Пустота, как всегда, поняла правильно. — И пока ты боишься, ты слаб. Хочешь, я расскажу тебе, что происходит снаружи?
— Не хочу!
Я готов был заткнуть уши, но Пустоту это бы не остановило.
— А я все же расскажу. Тебя никто не ждет, Анри. Твоей невесты нет в столице. Она уехала с герцогом Дареалем в его родовой замок. Твой брат влюблен и счастлив. Он забыл обо всем, что мучило, и научился жить заново. Друзей у тебя больше нет. И дома нет, от него остались лишь стены да крыша. Но разве это можно назвать домом?
— У меня есть враги, — усмехнулся я. — Они вернее друзей.
— А твои ли они враги?
— Теперь мои.
Пустота сняла капюшон, и на меня уставилась жуткая морщинистая старуха с голосом юной девушки.
— Ты так ничего и не понял, Анри Вейран, — со вздохом сказала она. — Тебе некуда идти. Куда бы ты ни ушел, я пойду за тобой. Пустота стала частью тебя. Той частью, от которой нельзя скрыться и спастись.
— Я хочу домой. В свой мир.
— Хорошо. Тогда иди. — Пустота указала на дверь. — Выход перед тобой.
Я шагнул вперед, опустил руку на дверную ручку, толкнул — и сделал последний шаг. На мгновение стало очень холодно, так, что перестал чувствовать тело. Огляделся по сторонам — ничего. Никаких чудовищ, погибших близких, страшных испытаний. Только еще одна дверь. Я кинулся к ней, как приговоренный — к возможности помилования. Хотя почему как? Неужели все? Конец?
Распахнул дверь настежь. За ней, как и всегда, клубился серый туман. Пора!
Мир неуловимо изменился. На мгновение наполнился запахами и звуками. Пахло дождем и прелыми листьями. Я зажмурился — и боялся взглянуть на то, что меня окружает. Но ощущения были настолько реальными, что я решился и открыл глаза.
Вокруг была все та же серая, безликая комната. Пустота все так же сидела на валуне, а дверей снова было множество. Вместо цифр, которые выводил в пыли на полу, был нарисован знак бесконечности.
Изнутри поднялся гнев.
— Ты! — кинулся я к хозяйке этого мира, вцепился в накидку. — Ты же клялась!
— А я и не лгала, Анри, — залилась она звонким хохотом. — Дверь на свободу по-прежнему здесь. Разве кто-то виноват, что ты не можешь сквозь нее выйти? Ты не готов!
— Неправда! Я готов!
— Так докажи это. — Пустота злобно уставилась на меня. — Докажи, Анри. Пока что я вижу перед собой несчастного труса, который боится собственной тени. Как ты собираешься вернуть себе доброе имя? Наказать обидчиков? Защитить близких? Как, если боишься? Я не выпущу тебя, Анри Вейран, пока ты не докажешь, что способен не только жаловаться на судьбу.
— Столько дверей, Пустота! По-твоему, у меня не хватает решимости?
— У тебя не хватает силы, Анри. До встречи.
И пальцы схватили не ткань, а сизоватый дым. Я взревел, как раненый зверь, заметался по своей тюрьме. Нет больше смысла, ни в чем нет. Как можно начать все с начала? Как?
Я упал на землю. Двери кружили надо мной, перемещались в пространстве. За каждой таилось что-то невыносимое. Но какая разница? Я уже прошел все, что мог. Закрыл глаза. Похоже, я останусь в пустоте навечно.
Полина
Я никогда не уезжала далеко из столицы, и сейчас тряска в экипаже казалась невыносимой пыткой. День за днем, день за днем. Кажется, Дареаль преуменьшил расстояние. Еще и постоянные дожди размыли дорогу, колеса экипажей застревали, мы часами простаивали в каком-нибудь безлюдном месте, пока прислуга герцога старалась справиться с возникшей проблемой. Ехали мы инкогнито — никаких гербов, никаких титулов, только два кучера, горничная и трое слуг — в отдельном экипаже. Дареаль ругался сквозь зубы, у меня жутко болела голова. На какие задворки мира забрался Гарднер? Заканчивалась вторая неделя пути, а его логова все еще не было видно.
— Пара дней — и будем на месте, — подбадривал герцог. — Потерпите, Полли.
Не скажу, что за эти две недели мы стали друзьями, но я привыкла к Этьену. Мне нравилась его способность поддерживать разговор на любую тему, а еще то, что он видел во мне кого угодно, но не женщину. Относился как к равной, подруге или сестре.
В ту ночь мы заночевали у добрых людей, которые согласились пустить на ночлег ораву незнакомцев. Комнат в деревенском домике было мало, и нам с Этьеном пришлось занять одну на двоих. Несмотря на усталость, спать не хотелось, и после ужина мы уселись у большого камина, в котором весело горел огонь. Как же быстро наступили холода! Погода творила, что хотела. Настроение тоже портилось, стоило пойти дождю. Хотя откуда ему взяться, хорошему настроению? Я все время мыслями была в столице. А если там что-то переменилось за пару недель? Если, если, если. Вспоминала встречу с Анри во сне. Он казался совсем измотанным. Сколько еще он сможет продержаться? Эти мысли не давали покоя, и я почти не спала, почти не ела, надеясь только, что как можно скорее решу вопросы с судьей Гарднером.
— Вам стоит отдохнуть, Полли, — как раз говорил Дареаль. — Завтра негде будет остановиться на ночлег, а в экипаже сложно хорошо выспаться.
Я знала, что его слова — всего лишь вежливость, но все равно ценила их. Этьен приглядывал за мной, как умел. Сам герцог ни в чьем присмотре не нуждался. Он был крайне сильным человеком, морально сильным, но, видимо, смерть любимой пробила трещину в его несокрушимом щите. Мы не говорили о ней, но Дареаль не расставался с медальоном, в котором, я уверена, был портрет его возлюбленной.
— Не хочу спать. — Я качнула головой, вглядываясь в огонь. Пламя — это хорошо, оно может совладать с пустотой. — Лучше посижу здесь.
— Как знаете. Я поработаю немного, отправлю несколько документов в столицу.
Да, даже в ходе нашего расследования Дареаль не забывал о работе. Он регулярно получал донесения из столицы. У него был особый прибор связи, я такого никогда не видела. А главное, какое огромное расстояние он мог преодолевать! Прибор назывался визер. Он представлял собой небольшую линзу, на которую были наложены заклинания. Когда Дареаль получал донесение, линза нагревалась. Оставалось только навести ее на поверхность бумаги, прочитать заклинание, и проявлялись буквы, будто выжженные пламенем. С помощью визера Дареаль и сам отправлял многочисленные сообщения, контролируя работу своего ведомства.
Вот и сейчас он разложил перед собой листы бумаги и достал линзу. Она едва заметно светилась — значит, накопились сообщения. Я с любопытством наблюдала за происходящим волшебством. Герцог поднес линзу к листу, прошептал заклинание — и темно-оранжевые буквы возникли перед ним. Дареаль бегло пробежал глазами по строчкам и нахмурился.
— Что-то не так? — спросила я, ведь герцог крайне редко позволял себе проявлять эмоции.
— Да, не так. — Он отодвинул лист и обхватил голову руками. — Воспитатель моего сына пишет, что он серьезно заболел, и просит меня незамедлительно приехать.
Незамедлительно? А как же Гарднер? Впрочем, я могу продолжить путь и сама, но получить ответы на вопросы станет гораздо сложнее.
— Я понимаю, вы крайне разочарованы, Полли, но нам придется сделать небольшой крюк.
— Крюк? Ваш сын живет поблизости? — удивилась я. Вот об этом Этьен умолчал, только упоминал, что собирается заехать по пути в одно место.
— Да, мое родовое имение в пяти днях пути на север. И если я правильно понимаю причину его болезни, мое присутствие там требуется безотлагательно.
— Он чем-то болен? — Я начала волноваться.
— Можно и так сказать. Видите ли, Полли… Наверное, мне проще показать, чем объяснить.
Герцог на мгновение прикрыл глаза, а я вскрикнула от удивления: его рука вдруг покрылась серой шерстью, а аккуратные ногти удлинились, превращаясь в когти.
— Что это? — спросила шепотом.
— Магия оборотня, — спокойно ответил Этьен, словно это было чем-то само собой разумеющимся. — Мой род — последний род оборотней в Гарандии. Конечно, надеюсь на то, что вы сохраните эту тайну, Полли. Но даже если расскажете, со мной все равно никто не рискнет связываться. А вот моему сыну недавно исполнилось двенадцать, и раз ему резко стало плохо, значит, близок первый оборот. Мне надо быть рядом, чтобы он не натворил бед и не причинил вред прежде всего себе.
