Постепенно и детский лагерь перестал казаться душною тюрьмой, но Эмили все равно по привычке сбегала оттуда. Теперь она не представляла свою жизнь без моря и Патрика.
Несмотря на многочисленные разговоры, Эмили так и не удосужилась узнать ни фамилию Патрика, ни его адрес, а потому, когда он однажды не пришел днем на пристань, попросту растерялась. Она упрямо прождала его три часа и едва не опоздала на ланч.
К счастью, ее отсутствия никто не заметил.
В ту ночь она плохо спала. Ей снились штормящее море и толщи соленой воды, в которой она задыхалась. Промучившись кошмарами, Эмили решила не спать вовсе.
Уже позже, по истечению нескольких лет, вспоминая, что же подтолкнуло ее тогда отправиться на пристань, Эмили не могла сказать наверняка: было ли это голосом интуиции или просто случайным стечением обстоятельств. Если бы Эмили верила в Судьбу, то сказала бы, что это была она.
***
Эмили куталась в легкую куртешку, позаимственную со стула в саду. Куртешка была без фирменной эмблемы детского лагеря и, судя по размеру, принадлежала одной из преподавательниц. Эмили пообещала себе вернуть вещь на место и без зазрений натянула на себя.
Вечер выдался холодным. Небо заволокло тучами, а с море поднялся сильный ветер. Волны, одна за другой, разбивались о скалистый берег, взметаясь вверх шапками белой пены. Даже в сгустившейся темноте эта пена была хорошо видна и как будто прочерчивала границы, защищая потерявшихся в ночи путников от происков морской стихии.
Эмили два раза обошла причал, а затем, замерзнув, устало уселась возле одной из моторных лодок, притянув на себя ее тент. Куртешка не грела совсем, и Эмили уже начала стучать зубами. Бессмысленно протаращившись в беззвездное небо и черное море, она хотела было уже уйти, как на одном из суден послышалась возня, приглушенные звуки разговора, и зажегся фонарь. Его электрический луч прорезал темноту и в образовавшемся круге света, как на ладони, предстали двое мужчин. Эмили напряглась. Мужчины были далеко, но до ушей долетали обрывки спора. Понять, что эти двое ссорятся, не представляло труда.
А затем и вовсе случилось то, что еще на протяжении многих лет снилось ей в кошмарах: один из мужчин, очевидно, решил закончить бессмысленный разговор и, махнув оппоненту рукой в знак прощания, легко сбежал по траппу. Он прошел совсем рядом, не заметив ее. Эмили до сих пор помнила, как раздражение на хмуром лице сменилось улыбкой, и эта улыбка навсегда застыла на губах, когда второй мужчина, тоже слетевший по ступенькам траппа, со всей силы ударил его битой по голове.
Каким-то чудом удалось не закричать. Закрыв рот ладонью и кусая пальцы до крови, Эмили с ужасом наблюдала за тем, как нападавший склонился над рухнувшим навзничь мужчиной:
— Элиан, а всего лишь надо было согласиться! Знал же, что шарки тебе этого не спустят…
Она зажмурилась, когда нападавший снова ударил свою жертву. В этот раз вслед за ударом раздался противно-чавкающий звук, и ее замутило. Казалось, по воздуху разлился запах крови, но это, конечно, было не так. Сжавшись под тентом лодки в комочек, она отчаянно просила только об одном: пускай убийца ее не заметит.
Боясь дышать, Эмили считала секунды, не решаясь выглянуть. И все же, несмотря на страх, она немного приоткрыла тент и успела заметить, как убийца широко взмахнул рукой; тут же раздался негромкий плеск воды — окровавленная железная бита ушла на дно, навсегда унося с собой единственное доказательство преступления — следы пальцев убийцы.
Мужчина подошел к фонарю, и мир снова погрузился в темноту. Оцепенев, Эмили прислушивалась к шагам, которые становились все ближе, пока, наконец, не замерли прямо возле нее. Раздались приглушенные ругательства, щелчок зажигалки, и до нее донесся запах сигареты, а затем шаги вновь начали удаляться. Пару минут, и причал погрузился в ночную тишину, которая теперь, несмотря на шум моря, казалась мертвой.
На негнущихся ногах Эмили выбралась из-под тента. Обхватив себя за плечи и трясясь уже не от холода, а от ужаса, она подошла к лежащему на земле мужчине. Даже в темноте его разбитое до состояния кровавой кашицы лицо вызывало ужас.
«Мертв!» — интуитивно поняла Эмили.
Она знала, что должна проверить пульс, чтобы убедиться в этом, но не смогла заставить себя склониться над изувеченным лицом. Вместо этого она развернулась и со всех ног бросилась бежать.
Эмили очнулась лишь несколько минут спустя, когда поняла, что бежит в противоположную от своего лагеря сторону. Тогда она остановилась, перевела дух и крепко зажмурилась, моля о том, чтобы все увиденное оказалось сном. Больше всего хотелось оказаться сейчас в собственной кроватке, накрыться одеялом с головой и сделать вид, что ничего не было. Вместо этого она вытерла тыльной стороной ладони бегущие слезы, закусила нижнюю губу и решительно постучала в первый попавшийся дом. Где полицейский участок, она не знала, но местные жители должны были подсказать.
***
— Так значит, ты уверяешь, что это было преднамеренное убийство? Не убийство по неосторожности?
Эмили сонно сощурилась и устало откинулась на спинку стула:
— Да, сэр, — в сотый раз за последние два часа ответила она.
Высокий худой полицейский угрюмо переглянулся со своей коллегой — пышной блондинкой с жестким лицом и сочувствующим взглядом — и раздраженно добавил:
— И ты даже можешь указать примерное местоположение орудия убийства?
— Да, сэр, — вновь подтвердила Эмили.
— И ты запомнила последние слова убийцы?
— «Знал же, что шарки тебе этого не спустят…» — без запинки проговорила Эмили и обреченно вздохнула.
Глаза слипались, хотелось есть. Она уже почти жалела, что настояла на звонке в полицию. А ведь пожилая женщина, открывшая дверь на стук, предлагала идти домой… Зачем было будить весь район своими криками, если приехавшая полиция отволокла ее в участок и допрашивает уже битых два часа, не веря ни единому ее слову?
Эмили снова вздохнула.
Напарница угрюмого полицейского поманила коллегу пальцем. Тот неохотно встал из-за стола, и они отошли в угол комнаты. Эмили навострила уши. Сон как рукой сняло.
— Хайек, мы не можем держать здесь ребенка вечно. Я понимаю, ты не хочешь браться за дело с заказным убийством, но иного выхода нет. Раз упомянули шарки…
— Это же ребенок, Бронски! Она могла что-то перепутать и…
— Утром, как только море утихомирится, аквалангисты прочешут дно. Если девочка не врет, то они найдут биту.
— Даже если так! — упрямо заявил Хайек, которого Эмили и самой захотелось стукнуть битой по башке, чтобы тот начал соображать лучше. — Это могла быть пьяная драка! Не обязательно в этом замешаны шарки…
— Вот утром и решим! — отрезала Бронски. — За девочкой давно приехали, ты хочешь, чтобы у нас были проблемы с администрацией? Мы обязаны ее отпустить и предоставить охрану на тот случай, если в деле все же замешана эта группировка…
Эмили не нравилась мрачная Бронски, с ее слишком явной, в чем-то фальшивой заботой, но она была рада, что, наконец, отправится домой. Тогда она еще не знала, что на ближайший месяц ее жизнь превратится в ад.
***
Аквалангисты все же нашли биту, и Эмили затаскали по допросам. Показания просили повторить вновь и вновь, и теперь, разбуди ее ночью, она могла протараторить их, ни разу не сбившись. Ей подсовывали фотографии и фотороботы возможных убийц. А когда она, наконец, узнала на одном из них убийцу, устроили опознание по всем правилам. Разместив убийцу за стеклом вместе с еще десятью похожими мужчинами, у Эмили потребовали безошибочно указать именно на него. Борясь с дурнотой, страшными воспоминаниями и дрожащими коленками она снова и снова указывала на найденного убийцу, узнавая его одного среди десятка других претендентов. После четвертого такого эксперимента даже Хайек сник, признавая, что «память на лица у девчонки отменная».
