Меня учили работать в полях. Я пробовала кормить свиней, чистить свинарники и стойла.
Граф вскинул голову.
— Разве я одарил Роберта Сильва деньгами не для того, чтобы его семья не испытывала на себе никаких тягот? Хотя в то время и не знал, что его семья значительно больше… не знал о вас…
Я подалась вперед, забыв о своих тревогах.
— Это было мое решение. Я училась всему, до чего могла дотянуться.
— Любопытные стремления.
— А вы осыпали моего отца деньгами вовсе не из лучших побуждений, — я едва не задохнулась от гнева, — а чтобы получить Эстера!
Граф молча смотрел на меня.
— Не будете спорить? — со злостью осведомилась я.
— Именно сейчас, — он направился к стене, — нет.
— Постойте!
Я на мгновение остановилась, увидев, как под давлением рук графа открывается новая ранее скрытая от моего взора дверь.
Отбросив сомнения, я пробежала сквозь проем. Неожиданно на моем пути возникла кровать. Не успев остановиться, я запнулась и тяжело рухнула на нее.
— Вы не из стыдливых, госпожа Сильва. — В интонациях графа появилась едва заметная смешинка. — Хотя я польщен, что из всего убранства моей комнаты вам приглянулась именно постель.
Если бы жала десятка пчел одновременно проткнули мою кожу, я бы не вскочила так же быстро, как от мысли о том, в чьей постели я столь легко оказалась.
— Не ушиблись?
— Вы точно желаете это знать? — едва сдерживая новую волну гнева, осведомилась я.
— Поверьте, мне не хотелось бы, чтобы вы поранились.
— Раньше это вас не особо волновало.
— В этом случае я не прилагал бы столько усилий для лечения ваших ран.
Я невольно обняла себя руками. Тело охватил озноб. Сон сном, но инцидент с успокоительным произошел в реальности.
— Никогда… — Я шумно вздохнула. — Никогда больше не смейте так поступать. Вам… вам не позволено!
И снова невыносимо явное выражение печали. Понятия не имею, могут ли видеть это другие, но я с малых лет привыкла подмечать малейшие изменения, происходящие на лицах. Только так я могла понять, доволен ли мной отец, ведь он всегда был скуп на похвалу.
Или я все-таки ошибаюсь? Особняк играл с контрастами. Тени постоянно перемещались по лицу графа, словно лаская хозяина. Мне никак не удавалось разглядеть его образ четко — только мимолетом.
Ненавижу этот дом!
— Прошу прощения. Я тоже нахожу все свои предыдущие поступки по отношению к вам отвратительными. Однако, если это принесло хотя бы малую пользу, я не стану о них жалеть.
— Лучше бы вам пожалеть, — прорычала я.
— Не жду, что вы простите меня.
— Без сомнения, не стоит прощать того, кто ради своей выгоды желает посадить в кресло мэра гнусного и самовлюбленного мерзавца!
Граф улыбнулся. Как странно, только со мной он улыбался одним уголком губ и лишь тогда казался по-настоящему человечным. Даже с Вальтером, Киром и Джераром его улыбка была иной — более фальшивой, наигранной.
А может, опять во всем виноваты тени, и я надумываю себе всякую чушь?
— Вы наградили господина Груже весьма «крепкими» характеристиками. Он произвел на вас столь негативное впечатление?
— Давайте не будем юлить, сэр. Вы прекрасно знаете, какое мнение могло у меня сложиться на его счет.
Граф усмехнулся.
— Возможно. Хотя не уверен, что способен поспеть за ходом ваших мыслей.
Я не стала задумываться, был ли в его фразе скрытый сарказм, а просто пошла в атаку:
— Очевидно, что он не в состоянии самостоятельно наладить связи с баронами, хотя это и омерзительно, что решения в этом городе принимает знать. Но с властью трудно спорить. А вы? Почему думаете, что он сумеет управлять городом?
— Меньше всего меня волнуют его будущие достижения, госпожа Сильва.
Внутри меня что-то всколыхнулось.
— Вы все делаете ради себя…
— Истинно так. Странно, что мы с вами повторяем вслух столь очевидные вещи.
— И как вам совесть жить не мешает?
К моему удивлению, граф помрачнел.
— Мою совесть, госпожа Сильва, оставим такой, какая она есть — растерзанной и уже никому не нужной. Моя комната — лишь переходный пункт. Не отставайте.
Да что же он за человек?!
Подобрав юбки, я поспешила за ним через всю комнату. Только теперь я позволила себе оглядеться. Темное просторное помещение — ужасно пустое и кажущееся и вовсе не обжитым. Кровать с темно-зеленым балдахином у стены, огромный письменный стол у окна, массивный стул, прижатый спинкой к раме, и тяжелые портьеры, края одной из которых цеплялись за спинку стула. На столешнице аккуратными стопками лежали книги в толстых переплетах и какие-то бумаги, бока нефритовой чернильницы поблескивали в сером утреннем свете, а на краю стола мерно тикали круглые часы, облаченные в блестящие кольца скалящейся змеи. У противоположной стены я заметила шкаф и рядом — зеркало в раме на черных загнутых ножках. В зеркальном нутре промелькнул темный силуэт графа, а затем и мой — белесый, как у привидения. Вот и все убранство. Похоже, настоящим уютом в этом доме могло похвастаться лишь Обиталище Печальной Принцессы. Я бы даже рискнула подремать на той самой кушетке. Смотреть на бледный грустный лик девушки на картине и ждать, пока мои веки сомкнутся, а разум охватит спокойный сон. Потому что смотреть на нее и знать, что она глядит на тебя в ответ, было… приятно.
Потайная дверь в стене. Сколько же таких по всему особняку? Очень странное обращение с пленницей. Или это изысканный вид предсмертных игрищ? Раскрыть все секреты, а затем замучить до смерти?
Деревянная пластина в рост человека легко сдвинулась внутрь. Графу пришлось наклониться, чтобы пройти. Я, уже мало о чем тревожась, скользнула следом.
Повеяло влагой. В нос ударило свежестью воздуха после дождя, до слуха донесся шепот льющейся воды. Мы оказались на площадке в середине большого каменного цилиндра. Широкие ступени, крепящиеся к стене, вели вниз — вдоль закругления «цилиндра». Другие ступени открывали путь наверх.
Пустое пространство в центре занимала конструкция, состоящая из плотной
