я ни о чем таком не думала. И все, что Дора говорила мне, уже давным-давно крутилось в голове. Но иначе было нельзя.
— Уходи! — вдруг сорвалось с моих губ.
Долорес замерла как вкопанная, смотря на меня с нескрываемым разочарованием.
— Ты никогда не убедишь меня в том, что поступила правильно, — продолжала я, глотая слезы, — потому уходи.
Дора оскалила зубы как волк на охоте и прошипела:
— Это конец. Ты понимаешь, что пути назад больше нет!
— А он хоть когда-то был? — спросила я, подавляя плач.
Дора лишь закатила глаза и пошла от меня прочь, небрежно бросая на ходу:
— Теперь уже точно нет.
Буквально через десятую секунды туман вокруг меня рассеялся. Я поняла, что стою окруженная гвардейцами. Они разом направили на меня оружия и только лишь ждали команды, чтобы начать стрелять.
— Нет! Стойте! — раздался позади них крик.
Придурок прорвался сквозь оцепление и загородил меня собой, подняв руки вверх.
— Послушайте! — кричал он. — Ее нельзя убивать!
Я стояла оглушенная, не понимавшая толком что происходит. И он этим воспользовался, снова меня заткнув и не дав право взять слово.
Алан взял мою руку в свою и крепко сжал ладонь.
— Она спасла мне жизнь! — проорал он.
Ри. Та.
Я отчетливо помню, как это случилось в первый раз.
По секретной линии мне приказали уговорить ее провести переговоры с Долорес.
— Раз они друзья, то пусть и говорит со Зверюгой, — злобно прошипел сэр Персиваль. — Если не поможет, то хотя бы отвлечет внимание. Алан, нам нужно время для маневра. И только она сможет его обеспечить.
Хотя бы отвлечет внимание. Даст время для маневра. Если же что-то пойдет не так — запишут в случайные жертвы, выплатят компенсацию семье и забудут. Замысел между строк скользил более чем ясно.
Она поняла все с полуслова, даже не пришлось в очередной раз врать. Я не мог ничего сказать в оправдание, потому что знал: его больше нет и не будет. Только лишь в отчаянии смотрел на нее, не понимая, почему она это делает.
— Ну, пока, — безучастным тоном попрощалась она.
Я не выдержал и схватил ее за руку. Если бы я тогда мог говорить, то сколько бы она услышала!
Ты не должна принимать на себя удар, что предназначен мне! И никто, кроме меня, не должен! Давай же, ненавидь меня, как все! Желай смерти!
Она выскользнула из моей хватки и легко сбежала вниз по лестнице. А я остался стоять столбом, боясь даже пошевелиться.
Это я должен был идти к Долорес.
Золотистое свечение вокруг меня мерцало, не затухая. Значит, она была жива.
В очередной раз женщина защищает тебя.
Я попытался выломать главную дверь, но лишь отлетел назад как мешок с грязью. Оставалось лишь прятаться как трусу и ждать, пока меня спасут, и повторять ее имя в надежде, что это придает ей сил бороться против сумасшедшей убийцы.
Я не могу так больше жить. Я не буду так больше жить.
Внезапно дверь со скрипом распахнулась, словно невидимая сила, удерживавшая меня внутри, ослабла. Я выбежал на улицу и увидел круг из гвардейцев с лазерными автоматами на взводе.
Нет-нет-нет.
По рассказам очевидцев, я прорвался сквозь вооруженных рыцарей и кричал так громко, что сорвал голос. У меня эти воспоминания будто в тумане.
Я только помню испуганные и заплаканные голубые глаза. Миниатюрную фигурку посреди круга из людей, что убили бы ее не задумываюсь. Помню ее теплую ладонь в своей руке и мое отчаянное биение сердца.
Ри. Та.
* * *
Все перемешалось в какофонию из голосов и цветных пятен. Меня привел в чувство до боли и дрожи в коленках знакомый голос:
— Мой милый храбрый мальчик…
Папа…
Да, это правда был он. Не на шутку перепуганный, растерявший все свою внешнюю невозмутимость папа. Он обнимал меня и трепал по голове, шепча:
— Мой храбрый милый сынок. Мой мальчик!
Я не должен был плакать. Но слезы текли из глаз сами собой. И на мундире отца появлялись мокрые пятна.
— Не потрудитесь объясниться, сэр Персиваль?! — отец громогласно рычал на директора. — Почему мой наследник оказывается в смертельной опасности?!
— Ваше Величество, я прошу вас не переживать, — подошла к нам госпожа Макрая. — Физически Алан не пострадал, однако находится в состоянии сильнейшего стресса. Позвольте мне позаботиться о нем.
Он нехотя позволил госпоже Пембрак еще раз осмотреть меня. Когда она отпаивала меня успокаивающим настоем, я смог выдавить:
— Адам…
— Какая ужасная смерть! — та сочла мой шепот за вопрос о капитане Горне. — Сильнейший удар электрическим током. У него не было и шанса.
Надо рассказать правду!
— И опять ведунья в эпицентре, — продолжала госпожа Макрая. — Пока что трудно делать выводы, но очевидно, что с сектой Зверя ничего не кончено. Вот тебе урок, милый мой: никогда не верь этим созданиям. Даже если они клянутся, что самолично разберутся с виновниками катастрофы.
Она думала, что я не слышал ее, потому вела пространный диалог сама с собой.
Сделай усилие над собой и признайся!
— Кларисса думала, что если сама возглавит следствие, наденет на них ограничители и уберет из учебного плана все, что может свести с верного пути, то дело сделано? Наивная старуха! Она их только раззадорила!
— Так это все директор Сагх? — прохрипел я.
— Ну, конечно же! — раздраженно ответила директриса Пембрак. — А потом разыгрывала жертву и утверждала, что это мы сделали их злодейками. Прости, милый, с возрастом становлюсь болтливой. Думаю, ты можешь вернуться к отцу.
Я побрел к двери, с трудом держась на ногах. Вдруг меня пронзила мысль, внезапная и резкая, как молния посреди ясного неба:
— Что будет с Маргаритой? Я ведь сказал, что…
— Переведена в школу Эйлин за особые заслуги перед королевским домом Нилиона, — с недовольством протянула та. — Ее Куратор уже перевезла девочку. Госпожа Сагх пыталась добиться для нее и тебя допроса с просмотром воспоминаний, но мы наложили вето на все ее дальнейшие приказы. С Клариссой покончено.
Правильным с точки зрения морали поступком был бы откровенный и честный рассказ о моей роли в этой истории. И я уже был готов совершить его, но…
Отец никогда не был ласков и добр со мной, как в то утро. Он сам хлопотал вокруг меня, не подпуская никого, защищая меня как самое драгоценное сокровище. А когда я задремал на кушетке, то папа гладил меня по руке и твердил одни и те же фразы как заученный стих:
— Мой мальчик. Мой храбрый смелый мальчик. Мой дорогой сын…
