— Наконец-то мы дома. — Михаил подал голос, как только дверь за медбратом закрылась.
— Тсс, — выпучил глаза Матвей. — Они услышат. Говори тише.
— Сам ты тише. Я посланник небес. Меня никто не слышит, кроме тебя.
Матвея эта мысль раньше не посещала, и пару минут — а может, часов — он усиленно обдумывал новую информацию. Затем произнес невнятно:
— Никакой ты не посланник небес. Ты — демон.
— Не может быть! — воскликнул Михаил и руки к груди прижал. — Друг! Ты ранишь меня в самое сердце!
— Нет, ты даже не демон… — бормотал Матвей себе под нос раздраженно. — Ты… призрак. Чей-то злобный призрак. Ты здесь, чтобы мучить меня. Все это время ты искушал меня, вел кривой дорогой.
— Это ты вел себя кривой дорогой. Ты и только ты. Ты делаешь свою жизнь невыносимой. Ты в ответе за собственные несчастья. А я всего лишь эхо. Эхо твоих обид и страхов, если угодно. И посланник небес на полставки.
— Не слушаю, не слушаю, не слушаю… — шептал Матвей. — Тебе больше не удастся меня запутать.
— Больно надо, — ухмыльнулся Михаил. — Ты и сам с этим справляешься отлично. Эге-гей! — вскричал он радостно. — Мир сошел с ума! И виноват в этом Матвей! Казнить его за это! Предать огню! Отрубить голову!
— Тише ты, тише, — зашипел Матвей испуганно. — Тише, умоляю. Они услышат. Они все слышат. Они наблюдают за мной!
— Второй раз говорю — они меня не слышат.
Матвей устало прикрыл глаза и обреченно вздохнул:
— Придется отрезать себе язык. Меня-то они слышат.
— Гениальная идея, — радостно откликнулся Михаил и в ладоши захлопал. — Браво! Браво! Считаешь, это чем-то поможет?
— Не знаю. Но больше ничего придумать не могу.
Матвей опять надолго замолчал. Сил говорить не было. Михаил пожал плечами и снова принялся ездить по палате, все быстрее. Матвей не выдержал и, забыв о недавних обвинениях, сказал жалобно:
— У меня от тебя голова кружится. Остановись, пожалуйста. Скажи правду. Только правду, я прошу. Скажи мне правду. Ты ведь скажешь?
Не останавливаясь ни на секунду, Михаил кивнул.
— Боги больше не считают меня избранным? Я свободен?
— Друг мой, кто из нас свободен в этой жизни? — заголосил Михаил и вдруг запустил самокатом в стену. И перешел на серьезный тон: — Свободен. Ты официально свободен.
Матвей принял ответ, однако ожидаемого облегчения не почувствовал.
— Моя мать… она… почему она умерла?
— Отстань, — неожиданно зло бросил Михаил и пнул валявшийся на полу самокат. — Слышать про эту каргу ничего не желаю. Сдохла — туда ей и дорога. Сколько можно над своим ребенком издеваться? Я бы на твоем месте ее куда раньше прикончил. Тогда, глядишь, и выгорело бы… эх, да что теперь об этом говорить…
— Это я ее убил? — Матвей сам не понял, откуда взялось невыразимое удивление в его голосе. С одной стороны, он точно помнил, что сотворил смертельное заклинание, а с другой — это разве он был? Может, все ему приснилось? И каким-то образом его сон повлиял на реальность?
— Нет, я, — съязвил Михаил и пнул самокат еще раз, после чего уселся на пол и уставился на Матвея. — Ты убил и правильно сделал. Это тебе говорю я, посланник богов, а я истину глаголю.
— Но это была моя мама… она приходила ко мне… она… я помню… призрак… — слезы полились из глаз Матвея на потеху наблюдателям. Он их глотал, давился, кашлял и никак не мог успокоиться. Голова становилась все тяжелее, мысли — лихорадочные, яростные — подняли бунт. От этих мыслей руки-ноги сводило судорогой, глаза закатывались, а крик словно сам собой рождался в груди и рвался наружу. Под ребрами, внутри, что-то противно шевелилось и ухало — сердце, мышь? Перед глазами поплыла пелена. В этой пелене Матвей слышал голос матери, укоряющий, до боли родной:
— Матвей, хорошие мальчики не плачут. Вот тебе платок, немедленно возьми себя в руки.
Дверь в палату открылась, что-то больно укололо руку, и Матвей начал проваливаться в сон. Последнее, что он услышал, был удаляющийся голос Михаила:
— Жизнь прекрасна, — напевно говорил он. — Надо только правильно подобрать лекарства и точно соблюдать предписания психиатра.
* * *
Прошло две недели, а Лера и Александр так никуда и не уехали. Они словно бы застыли в некой нерешительности, и если в свое оправдание Лера как обычно могла привести тонну аргументов, то почему колебался Александр, ей было неизвестно. Волшебство к нему не вернулось, и надежды на благополучный исход с каждым прожитым днем таяли. Первую неделю Лера ещё уповала на забывчивость богини — женщина, что с нее взять! — но к концу второй оптимизм практически испарился.
Александр же вел себя так, будто ничего непоправимого не случилось, хотя Лера видела, что ему тяжело смириться. И потому не заводила разговоров на больную тему.
Игнат приводил в порядок офис, квартиру и личную жизнь.
Эмиль успел «побеседовать» со следователями в участке. Как он потом рассказал Александру, с которым неожиданно и против всех законов жанра сдружился, его отпустили на поруки. Какой дурак за него поручился — осталось тайной. Лысого и подручных ожидал суд. Таблетки пылились на полках хранилища вещественных доказательств.
После официального «отпущения грехов», Эмиль с головой окунулся в тягание железа и каждый вечер исправно пил чай с Александром.
Лера не слишком жаловала их общение. Эмиль не был хорошим парнем в ее представлении, хотя и безнадежно плохим она бы его не назвала. Скорее, он был темной лошадкой, опасной потому, что от неё в любой момент можно ожидать подвоха. Причём не от злобы, а «из интереса», как он сам изволил выразиться. И, конечно же, ей было трудно забыть, что по вине соседа её друг провел несколько незабываемых дней в плену. Лера пробовала поговорить с Александром, но он только посмеялся.
— Оставь свою паранойю, дорогая.
— Я ему не доверяю.
— Я тоже. Это нормально.
— Тогда зачем приглашать его к нам? Давайте…
— Элеонора, не глупи. Так можно надумать много чего. Не создавай проблемы заранее, нам и так есть о чем пострадать.
Лере поджала губы и кивнула. Александр был упрям, как мул, в этом она уже неоднократно успела убедиться. Он гнул свою линию независимо от того, оказывался ли прав или виноват. Поэтому она сделала вид, что смирилась, а про себя поклялась незаметно приглядывать за Эмилем.
— Элеонора, прекрати выдумывать, — взгляд ее мужа прожигал насквозь. Она в очередной раз заволновалась, что он читает ее мысли. Даже не имея волшебства.
— Да у тебя на лбу все написано, — хмыкнул он. — А чай готов? Эмиль скоро должен прийти.
Леру передернуло, но спорить она не стала. Впереди очередные посиделки, на которые ее, разумеется, никто не пригласит. Когда всё это только начиналось, она пыталась подслушивать, но очень скоро устала от «мужских разговоров». Пришлось по мере сил самой себя занимать. Садом, уборкой, размышлениями о жизни, божественном вмешательстве и спасении. В общем, лучше бы они её приглашали. Тогда бы она не додумалась до того, до чего додумалась от скуки и нервов.
