— Как страшно быть человеком. — она смотрит в потолок. — Вы всегда это чувствуете?
— Что?
— Боль.
Он смотрит на Рёна. Что ей сказать? Что им теперь делать?
— Завтра мы отвезем тебя в сервисный центр, хорошо? — спросил Рён.
— Деактивируйте меня. — она все еще смотрит в потолок.
— Ты наш друг, мы не можем так поступить.
— Мое сознание генерирует кошмары. Я снова и снова оказываюсь в том доме. Помогите мне, пожалуйста.
Нанико сжала его футболку и смотрит так жалобно, что он просто не может отказать ей.
— Ты правда этого хочешь? — внутри он сам почти мертв.
— Правда.
— Тогда мы сделаем так, чтобы ты все забыла, хорошо? Все пройдет, потерпи еще немного. — он поцеловал ее в лоб.
— Потерплю. Не уходите, ладно?
Она уснула, а они сидят на краю футона и смотрят друг на друга. Он сейчас расплачется.
— Ш-ш-ш, ты чего? — Рён обнял его за плечи. — Нужно уважать ее желания.
— Что эти, — всхлипнул, — уебки с ней сделали? Как они вообще… Как…
Он не понимает насилия, он не хочет знать о нем, презирает тех, кто использует язык грубой силы. Какая разница, кто перед тобой — биомех или настоящая женщина, как ты мог так поступить с ней?! Она же кричала, просила не трогать ее!
— Я как-то читал о женщине, — тихо говорит Рён, — она была художницей или типа того, устраивала перформансы. Знаешь, что это? — он кивнул. — Во время одного из них она шесть часов стояла неподвижно, а рядом на столе лежали предметы, которые люди могли использовать, чтобы взаимодействовать с ней. Ну, ножи, еда разная, шляпы, в общем, ты понял. Во время этого перформанса ее порезали и чуть не застрелили. Толпа буквально сошла с ума от ощущения безнаказанности. А ведь это были, казалось бы, культурные люди.
— Хочешь сказать, на это способен каждый из нас?
— Все мы отчасти звери. Разве ты не хотел убить Харона?
— Очень хотел. И хочу.
— Он и его головорезы просто знали, что им ничего не будет. Тем более за биомеха.
— Их должен защищать какой-то закон. Разве нет?
— Не нам с тобой лезть в это. Думаю, поэтому им и ставят ограничители — чтобы в случае такого нападения, они не теряли себя и не испытывали стресс.
— Она будто умерла. Ты видел ее глаза? — голос опять задрожал. — Пустые.
— Хорошо, что мы можем ей помочь. — Рён встал. — Пойдем, утром отвезем ее в сервис, а там будь что будет.
Он не спал, только ворочался и думал о том, что делает людей людьми. Разве Нанико не выглядит более человечной на фоне Харона? Почему его закон защищает, а на нее плюет? Кто решает, кого считать человеком, а кого — вещью? От несправедливости хотелось выть, но он только закусывал край наволочки, стискивал зубы изо всех сил, потому что иначе начал бы орать, перебудив соседей.
Пока Нанико осматривали, консультант бросал на них странные взгляды. Он не выдержал и спросил:
— Что?
— Получаю данные от технарей. — парень громко сглотнул. — Вы что с ней…
— Ее похитила банда козлов из Двенадцатого, ясно? — перебил его Рён. — Поэтому мы здесь, нам ее вернула полиция.
— Гора с плеч. — парень изменился в лице. — Я-то думал, что это все вы. Тут приличный счет будет за починку, еще и целую руку восстанавливать. А, стоп. — он нахмурился. — У нее проблемы с интерфейсом.
— Что это значит? — у Рёна от нервов дергается нога.
— Колпак потек, иначе не скажешь. Это странно, но, кажется, ваш биомех в депрессии. — парень поправил очки. — Если хотите знать мое мнение, лучше ее не восстанавливать. Оставьте здесь, а мы сделаем вам скидку на покупку новой модели.
— Оставить? — вспылил Зисс. — Как собаку после усыпления?
— Эй, не надо орать на меня. Я понимаю, что она вам дорога и…
— Ни хрена ты не понимаешь! — Рён пытается усадить его на место. — Она — наш друг!
— Поверьте, я понимаю. Сам живу с биомехом два года, топлю за то, чтобы им дали права и все такое. — парень вскинул руки. — Но нужно понимать, что они — буквально чудо, которое «Беном» явил нам. Они сами не до конца понимают, как работает их сознание, а я вижу только сухую статистику. Ваша Нанико в кризисе — у нее все показатели стремятся к нулю. Из-за вас частично, кстати. — он укоризненно посмотрел на них. — Понимаю, что вы хотели, чтобы она была «как настоящая», но услуга оказалась медвежьей. Будь у нее блок на эмоциональность или вытеснение на ситуации, которые могут нанести ущерб искусственному интеллекту, она бы справилась. Простите, но этот биомех будет лежать овощем, потому что он в кризисе, а мы пока не имеем службы поддержки для наших компаньонов. Если вам надо это обсудить, я могу выйти.
— Выйди. — тут же сказал Рён.
— Не говори этого. — сказал Зисс, когда они остались одни. — Я знаю, что ты скажешь, но не надо.
— Мы не можем забрать ее домой в таком состоянии. Я согласен отдать все наши деньги за техническое обслуживание, но, Ноэль, она буквально мертва внутри. — Рён потер лицо руками. — Мы не сможем ей помочь.
— Бросим здесь? Представляешь ее на свалке?
— Ты себя загоняешь в угол этими мыслями.
— А у тебя отлично выходит «не очеловечивать». — прошипел он.
— Я не виноват в том, что случилось. — Рён хмурится. — Не нужно спускать собак на меня.
— Я знаю, что виноват во всем сам. Но злюсь на весь мир.
Рён обнял его, погладил по спине, но легче не стало. Он лишается друга, настоящего, самого живого на свете, кто бы что ни говорил. И прямо сейчас он должен подписать для нее смертный приговор.
— Она сама хочет этого. — напомнил Рён.
— У меня есть идея. — мысли заметались в голове. — Думаю, хорошая идея!
Они прошли мимо поста охраны. На этот раз офицер в безупречно белой рубашке не стал проверять его документы, видимо, рейтинг выше сорока производит благоприятно впечатление. Нанико вертит головой и восхищенно охает.
— Красота какая! Зря ты ушел отсюда.
— Так сложилось. — ответил он.
— Это твой дом? — он кивнул. — Очень милый!
На крыльце сидит отец. Видеть его в домашней одежде немного дико. Он встал и махнул рукой.
— Как проходят сборы? — спросил Рён, пожимая его руку.
— Почти закончили. Стэлла возится с упаковкой посуды, ей как раз нужна помощь. Александр. — он протянул руку Нанико.
— Нанико. — представилась она. — Я могу помочь?
— Да, проходи на кухню, увидишь там женщину — это моя жена. Спроси, что нужно сделать, она все расскажет.
— Пока, мальчики.
Нанико обняла Рёна, а когда подошла к нему, стало так больно, что в носу защипало, от накативших вдруг слез. Он сгреб ее в охапку, долго не отпускал, вдыхал ее запах, к которому успел привыкнуть. Больше в его жизни не будет острой лапши, омлетов, отремонтированных лифтов и человека, который его понимал. Он бы все отдал, чтобы вернуть ее прежнюю, но теперь это невозможно.
— Sayonara10*. — она легко поклонилась на прощание и вошла в дом.
— Выглядишь плохо. — сказал отец. — Из-за нее?
— Так привык к ней. — он сел на ступеньку ниже.
— Что с ней сделали?
— Откатили, как я понял.
— А, ясно. — отец кивает. — Завтра же поеду и оформлю документы. Ты оставил запрос?
— Да, тебя будут ждать. Вам правда не сложно оставить ее у себя?
— Правда. Твоей матери понадобится помощь с новым домом, да и я слишком давно отказываюсь от использования технологий, в разработке которых принимаю участие. Буду поближе к работе, так сказать. — он улыбается. — Не зайдете?
— Нет, в прошлый раз все…
— Забудь. — отец махнул рукой. — Твоя мать своеобразная женщина, у нее сложный характер и…
— Как ты ее терпишь? — спросил Зисс. — Все детство я думал, что чудовище в доме — это ты, а теперь понимаю, что она строит даже тебя.
— Любовь. — отец пожал плечами. — Она невротик, мы долго боролись с ее расстройством пищевого поведения, я старался брать роль плохого полицейского на себя, когда мы воспитывали вас, чтобы хотя бы немного разгрузить ее. Знаю, что мы облажались, но, глядя на тебя сейчас, могу сказать, что ты вырос хорошим человеком. Даже из Двенадцатого выбрался, сам.
