class="p1">Поднимая якорь и отвязывая веревку, которая держала лодку у причала, Кестрел понимала, хоть и не видела, что Арин сейчас разговаривает с капитаном порта, отвлекая его, пока она готовится отчалить.
Зимой. Не имея с собой воды или еды и, вероятно, почти без сна, если она собиралась отправиться в плавание, которое займет, в лучшем случае, три дня.
По крайней мере, ветер был сильным.
«Мне везет, — сказала себе Кестрел. — Везет».
Она отплыла в столицу.
* * *
Вскоре после того, как Кестрел вышла из гавани, огни города потускнели, а потом и вовсе исчезли, и берег стал невидим. Однако девушка знала нужные созвездия, которые этой ночью были столь же ярки и чисты, как высокие ноты, вырвавшиеся из-под клавиш рояля.
Она вела лодку на запад. Кестрел постоянно передвигалась по небольшой палубе, закрепляя тросы, позволяя ветру развернуть маленький парус. Остановиться возможности не было, и Кестрел радовалась этому. Если она остановится, то остынет. Позволит себе задуматься. Возможно, даже заснет, и тогда во сне снова увидит, как Арин позволил ей уйти.
Она заучивала слова, которые скажет, когда достигнет порта столицы. «Я — леди Кестрел, дочь генерала Траяна. Геранцы захватили полуостров. Вы должны отозвать моего отца с востока и отправить его подавить мятеж.
Должны».
* * *
Яркий и хрупкий рассвет. Его цвета странно мерцали, и Кестрел осознала, что думает, будто розовый холоднее оранжевого, а желтый немногим лучше. Затем она поняла, что мыслит не совсем здраво и дрожит в своем тонком жакете. Она заставила себя начать двигаться.
Кожа ее ладоней, обдуваемая ледяным ветром, потрескалась и кровоточила, ободранная о веревки. Рот превратился в сухую пещеру. Жажда и холод оказались намного более болезненными, чем голод или усталость. Кестрел знала, что даже в лучших условиях человек может прожить без воды лишь несколько дней.
Но разве она не научилась переносить нужду?
Кестрел вспомнила выражение лица Арина в тот момент, когда она потянулась за ножом.
Девушка заставила себя отбросить эту мысль. Сосредоточившись на колебаниях волн, она вела лодку мимо голого каменистого острова и повторяла про себя то, что скажет через два дня, если ветер продержится.
* * *
Ветер спал. На вторую ночь паруса повисли. Лодка легла в дрейф. Кестрел старалась не смотреть на небо, потому что иногда замечала мерцание, хотя и знала, что звезды скрыты облаками.
Опасный знак. Она слабела.
Ее тело вопило от жажды. Кестрел все перевернула в маленькой каюте, надеясь, что где-то была припрятана фляга с питьевой водой. Она обнаружила лишь жестяную кружку и ложку.
Тогда спать. Она будет спать до тех пор, пока ветер не поднимется снова. Кестрел закрепила паруса так, чтобы они были повернуты к столице, и отрезала два куска веревки. Из кружки и ложки она смастерила колокольчик, чтобы тот разбудил ее, когда ветер наберет силу.
Кестрел скользнула в каюту. Все оставалось неподвижно. Ни дуновения ветра. Ни волн. Ни раскачивания лодки.
Кестрел сосредоточилась на этом спокойствии, представив, будто все, что она могла думать или чувствовать, покрылось чернилами.
Она спала.
* * *
Это был поверхностный, прерываемый кошмарами сон, в котором ее разум все повторял слова, которые она должна сказать, достигнув столицы.
Кестрел сопротивлялась образам Арина с ростком в руке, образам окровавленного меча, своей ладони. Она пыталась изгнать из памяти то, как ее кожа соприкасалась с его. Однако это воспоминание ярко сверкало в ее помутневшем сознании, раскинувшись, подобно жидким драгоценным камням. Как спирт или другое летучее вещество, оно собиралось каплями и становилось все более сильным, когда Кестрел пыталась его подавить.
Ее полусонный разум говорил: «Арин отпустил тебя, потому что валорианское наступление неизбежно. Так он по крайней мере знает, когда его ожидать».
Кестрел слышала музыку, которая называла ее лгуньей.
«Лгунья», — звенел колокольчик.
Он все звенел и звенел, пока Кестрел не проснулась и не выглянула из кабины. Она увидела, что ложка колотит по кружке.
А небо стало зловеще зеленым.
Зеленая буря.
* * *
Палубу заливали волны. Кестрел привязала себя к штурвалу и могла лишь цепляться за него, смотреть, как ветер треплет паруса, и надеяться, что по-прежнему движется на запад. Лодка металась на гребнях волн, ее бросало из стороны в сторону.
«Арин отпустил тебя, чтобы вот так ты умерла».
Но даже притупленный, ее разум не видел в этом смысла.
Кестрел снова стала повторять свои слова, переплетая их, подобно нитям, из которых вязали рабы. Она мяла получившуюся материю и знала, что не сможет произнести заготовленное.
Не станет.
Кестрел поклялась богами Арина, что не станет.
* * *
Ветра не было. Она почти ничего не видела. От соленой воды перед глазами все расплывалось. Но она услышала, как лодка о что-то шаркнула. Затем раздались голоса.
Валорианские голоса.
Она выкарабкалась из лодки. Ее поймали чьи-то руки, и люди стали задавать вопросы, которые она не могла до конца понять. Затем один вопрос пробудил ее:
— Кто Вы?
— Я — леди Кестрел, — прохрипела она. Непрошеные, ужасные, неправильные, из нее вырвались заученные слова, и она не успела остановить их: — Дочь генерала Траяна. Геранцы захватили полуостров…
Она проснулась, когда кто-то смочил ее губы водой. Кестрел мгновенно ожила, умоляя дать ей еще. Жидкость потекла в ее рот мучительно маленькими порциями. Кестрел пила и думала о вещах, чья красота была груба и холодна.
Дождевые капли на серебряных чашах. Лилии в снегу. Серые глаза.
Она вспомнила, что сделала что-то. Что-то жестокое. Непростительное.
Кестрел заставила себя приподняться на локтях. Она лежала в большой постели. Видела она все еще плохо, но заметила, что мягкая материя, укутывающая ее тело, была мехом невероятно редкого животного, а мужчина, который держал чашку с водой, был одет в мантию личного лекаря валорианского императора.
— Храбрая девочка, — сказал он. Его улыбка была доброй.
Кестрел увидела ее и поняла, что смогла. Она добралась до столицы, ее узнали и ей поверили.
«Нет, — пыталась сказать она. — Я не хотела». Но ее губы отказывались шевелиться.
— Ты прошла через тяжкое испытание, — сказал лекарь. — Тебе надо отдохнуть.
На языке Кестрел остался странный привкус, легкая горечь, вкус которой превратился в цепенящее ощущение, пощипывающее в горле.
Наркотик.
Кестрел завладело бесчувствие, а затем пришел и сон.
* * *
Ей снилась Инэй.
Погруженная в сон, Кестрел знала, что это не по-настоящему, что мертвых не вернуть. Но ей так хотелось украдкой подойти к Инэй, снова стать маленькой девочкой и не поднимать взгляд, не выискивать
