— В новостях…, — лепечет она.
— В новостях сообщили что мой самолёт разбился, — продолжаю за неё я.
— Да. Упал в море.
— В океан, — поправляю я. — Я есть в списках погибших?
— Да.
Делаю мощность воды поменьше — неудобно разговаривать — слишком сильно шумит.
— Я выжила. Но… лучше пока никому об этом не сообщать.
— Почему?
— Потому что моя жизнь сразу превратится в кошмар… А у меня есть дела поважнее чем бесконечные интервью и допросы.
— Ты про Тимура?
— Ага.
— И про Крис?
— Да. Как ты угадала. Как они?
— У них всё хорошо, — говорит она и тут же добавляет. — Ой.
— Продолжай, продолжай, — ободряю я её. — Я сильная. Правда важнее.
— Крис написала мне сообщение. Большое. И всё объяснила.
Делаю воду еще потише — не хочу пропустить ни одного слова.
— И что там в этом сообщении?
— Может, выйдешь сначала?
Кажется, судя по интонации она уже осваивается, привыкает к тому что я не скончалась.
— Нет. Мне нужно смыть с себя всё. Рассказывай!
— Написала что они с Тимуром всегда любили друг друга.
— Офигеть…, — это всё на что меня сейчас хватает. — Что-то еще там было?
— Да.
— Рассказывай.
— Не могу.
— Уля! — Там было про то, что Тимур понял — ты была ошибкой.
Делаю воду сильнее. Намного сильнее.
А потом тихонько сползаю вниз и обнимая бутылку с шампунем плачу.
Мне сейчас можно. Я потеряла семью и чуть не убилась. И чудом вернулась домой… забыв о том что дома у меня больше нет.
Да и никто не увидит как я плачу.
— Рита!
Это Улька. Иногда, очень редко она зовёт меня так, вторым именем от моего Маргарита.
— Не плачь. Всё будет хорошо. Мы что-нибудь придумаем.
* * *
Свежий халат, уютное кресло на балконе, кофе и немного коньяка делают мою жизнь не такой ужасной.
— Что будешь делать теперь? — интересуется Улька. Она тоже в халате. Тоже после душа и тоже с кофе. Только без конька. Она надомный копирайтер и сейчас ради меня засунула в ящик срочный заказ.
Вместо ответа пожимаю плечами. Пожимаю плечами и сделаю глоток.
— С Тимуром будешь разговаривать?
Это она тупым ножом по свежей ране. Жестоко.
Хочу ли я сейчас видеть своего ненаглядного мужа?
Скорее нет, чем да.
Слишком тяжело. Пока слишком тяжело.
Я бы предпочла на месяц забыть о его существовании. Пусть немного затянутся раны… и поутихнет желание вырывать у него на теле волоски на самых болезненных местах один за другим
Да, я предпочла бы месяц-другой «переболеть», но увы. Ничего не выйдет.
Во-первых — «Академия». Надо решить что с ней делать — я же не могу её просто бросить. Во вторых — карта. Моя банковская карта — её нужно забрать.
Ну и в-третьих… там мой дом. Пока он там.
— Да.
Она ёжится:
— Страшно представить этот разговор. И вообще… А жить? Жить вместе будете?
У нас… вернее у Тимура — дом на полторы тысячи квадратов в Барвихе. Полторы тысячи — это много. Можно жить и не встречаться… ну если только случайно. И даже стонов когда он будет ублажать Крис я не услышу.
— Нет. Вместе мы жить уже не будем, — говорю твёрдо. Мало в чём уверена в этой жизни, но в этом — точно.
— А где тогда?
— В офисе.
Офис в Москва-Сити.
Семьдесят шестой этаж.
Из обидного — там нет ни одного, даже крохотного диванчика. Только кресла. Кресла и окна от потолка до пола. И Москва как на ладони. И облака трогать можно… пусть и через стекло.
А еще там есть Дина и Марк. Мои единственные сотрудники. Брат и сестра — и мои верные соратники по «Академии». Они там весь день. Но на ночь — уезжают. А значит… значит я могу там оставаться ночевать и никто не узнает. Они — не узнают. Они друзья, но рассказывать им о том, что у меня случилась задница я не хочу.
— Хочешь — оставайся у меня.
«У меня» — это на сорока пяти квадратах в двухкомнатной хрущёвке в Южном Бутово с мужем и родителями. Нет, так больно насиловать подругу я не готова.
— Нет. Спасибо. Вам тут и без меня весело.
— У тебя же там даже дивана нет! Помнит же. Была всего один раз — а помнит.
— Зато есть пол. Я могу спать на полу. Говорят это даже полезно — на твёрдом.
Я разрешу себе сейчас уютно выпить кофе в мягком кресле. А потом — в бой. Потому что моя жизнь, по какой-то странной случайности — вечный бой.
Глава 7
* * *
Пётр Семёныч, наш охранник, при виде меня опускает глаза. А ведь вроде любил-обожал. Еще несколько лет назад любил-обожал.
Ладно. Переживу.
Обычно здоровается. Но сейчас только кивает. Предатель.
Машина Тимура перед входом в дом. Это совсем не означает что он здесь — автомобиль у него не один.
Навстречу, уже перед крыльцом выпархивает Жанна. Домработница. Мне не нужны были никогда домработницы, но это мне. Тимур без них никак. С детства. Отец у него большой кремлёвский чиновник — отсюда и все эти деньги.
— Маргарита здравствуйте, — лицо у неё такое что хочется пожалеть. Ей надо остановить меня, но вот как именно это сделать — никто не знает.
— Что-то случилось, Жанна?
Да. Я сделаю вид будто ничего не знаю.
— А вы разве не разбились? — вырывается у этой дуры.
— Я бессмертная — ты разве не знала.
Я хочу пройти в дом, но она чуть ли не грудью загораживает проход.
— Туда нельзя.
— Что? Что?! Ты ничего не перепутала?
Она теряется. Теряется и пропускает меня.
Наверное дома Крис. Дома — сучка Крис. Ладненько. Я готова поболтать и с ней.
В холле, под огромной на три этажа люстрой на минуту задерживаюсь. Прислушиваюсь. Шаги. Торопливые шаги. По звуку — похожи на мужские. А это значит…
— Марго! Тимур. Красавец.
Он и правда холёный красавец.
— Ты жива?!
— Да. Ты же рад, да?
Он замирает на предпоследней ступени лестницы ведущей на верхние этажи. На лице легкая растерянность.
— Ты один?
Молчит.
Понятно.
— Я соскучилась, дорогой. Все эти перелёты, катастрофы, падение в океан, необитаемые острова… я так устала милый. И хочу тебя. Пойдём сольёмся в экстазе.
Он очень уверенный в себе тип — папино состояние придаёт ему эту уверенность, состояние и должность — но сейчас он растерян. Скоро он придётся в себя… очень скоро, но пока я наслаждаюсь смятением на его лице.
— Иди ко мне, — я протягиваю вперёд руки.
Сейчас он решит что я не в курсе. Решит что не получила его сообщение. Пусть страдает. Хотя бы чуть-чуть. Пусть страдает от мысли, что ему сейчас придётся всё мне сказать в глаза, а не трусливо в смс.
Он делает шаг вниз.
— Я писал тебе…
— Самолёт упал дорогой и я ничего не получила. Ты же рад тому, что я осталась жива?
— Да, — лепечет он.
— И ты тоже тосковал по мне и сейчас изо всех сил сдерживаешься чтобы не раздавить меня в своих объятиях?
Ну пусть скажет «нет». Я хочу это увидеть.
— Марго…
— Да?
— Кое-что произошло…
— Кое-что? Упали акции? Или мировые цены на нефть? Я так огорчена. Или у Крис влагалище теснее чем моё?
Он вздрагивает.
— Значит ты знаешь?! — О твоём предательстве? Конечно! Мне принесли твоё сообщение на огромном флаге прямо в самолёт. И этим же флагом я потом всю дорогу вытирала свои слёзы и сопли… пока самолёт не разбился.
— Прости…
— Простить? За что? За то, что ты проявил свою гадскую сущность сейчас, а не через десять лет когда у нас с тобой была бы куча детишек? Да я благодарю за такое. Иди расцелую. А еще — могу пожалеть тебя. Ты ведь не долго теперь проживёшь, — я разворачиваюсь и иду в ту сторону где у нас…, то есть у него располагается кухня.
Хочу кофе. Кофе и коньяка. Во мне есть коньяк. Улькин. Но, видимо, мой стресс требует еще.
Жмакаю кофемашину и лезу в бар.
— Почему я недолго проживу?
Он стоит на пороге.
— От скуки, милый. Крис скучна — ты не знал об этом? Скоро узнаешь. Когда вся прелесть новой пиписки для тебя померкнет — ты это поймёшь.
