class="p1">– Да уж вижу я. – Леди Ауэтари убрала лапу с моей спины, и я, отстранившись, посмотрела ей в глаза. – В чем только душа твоя держится? Одно радует: со щенками не поторопилась. Очень я боялась, что ты последуешь своей безумной идее завести слабого самца.
– Но вы не могли этого знать! – ахнула я.
– У меня достаточно подросших хвостиков, которые вынюхивают и высматривают во многих мирах, – усмехнулась леди Ауэтари и направила свою подушку вниз.
Одно движение – и вот она, царственная, изящная и гордая, уже стоит на земле. Чуть брезгливо переступает с лапы на лапу, и накидка колышется. Всегда было интересно, она носит ее из-за…
– Из уважения к традициям твоего мира, хвостик. – На меня бросили снисходительный взгляд. – Вы кутаете тела в десятки слоев. Мне непонятно, но, находясь в гостях, я способна найти компромисс. Сама понимаешь, в платье я бы смотрелась… Недостойно.
«Смешно», – перевела я для себя.
– Я хотела… Я так хотела тебя… Вас. Вас увидеть, что даже не подумала, захотите ли вы прийти. – Я прикусила губу.
– Во-первых, мой маленький хвостик, ты уже достаточно взрослая самочка, чтобы перейти порог первой вежливости. Ты еще не имеешь права вызвать меня на бой, но ты уже достойна равного обращения.
Тут леди Ауэтари задумалась:
– Или ты хочешь…
– Я хочу быть твоим хвостиком, – перебила я ее, не желая, чтобы она начала мне выкать.
Она согласилась и затем добавила:
– Каждая леди имеет право на минуту скорби и слабости. Иногда эта минута растягивается на несколько лет – в моем сердце зияет огромная рана. Но мой человек был твоим отцом, хвостик, потому я смогла преодолеть свою тоску. Если бы ты не позвала меня сегодня, я пришла бы завтра.
– Потому что ты уже знаешь, чем закончился отбор?
– Этот самец уже приручен, – она вздохнула, – хоть он и мечется сейчас в совершенно странных направлениях. Но, каюсь, часть из того, что я знаю, – секретна.
Присев на одно колено, я склонилась к ее голове и шепотом спросила:
– Расскажешь сказку на ночь?
– А то, – облизнулась леди Ауэтари.
Я отошла на шаг назад и выжидающе посмотрела на Гамильтона: мой компаньон все это время стоял недвижимо. Он просто пожирал мою песью мать взглядом и при этом робел так, что даже выглядеть стал чуть меньше своего обычного размера.
Леди Ауэтари склонила голову набок, а после одним небрежным движением оказалась нос к носу с Гамильтоном.
– Муф-ф, – хрипло выдохнул мой компаньон и, подавшись вперед, коснулся носом рыжего уха леди Ауэтари.
– Муф-муф-муф, – не то согласилась, не то просто проворчала моя песья мать.
Они стояли недвижимо, нос Гамильтона касался уха Ауэтари так же, как нос Ауэтари касался уха Гамильтона. Едва слышимое «муф-муф-муф» смущало больше, чем если бы они начали вылизывать друг друга.
Отвернувшись, я коротко бросила:
– Буду у Тины.
После чего, не ожидая ответа, поспешила к особняку целителей. И все равно краем глаза зацепила, как они бок о бок направились куда-то по своим делам.
«Хоть бы все сложилось». Если бы могла, я скрестила бы пальцы даже на ногах.
И едва лишь мне удалось выманить Тину на чай, услышавшая новости подруга выпалила:
– Я скрещу тебе, а ты – мне! Наш Генерал как никто достоин простого собачьего счастья!
– Вот полностью согласна, – вздохнула я. – Но так страшно: вдруг что-то не так пойдет?
– Им нужно больше времени вместе проводить, – уверенно произнесла Тина. – В разлуке они уже побыли, теперь надо часы любви набирать.
– Скажешь тоже, – фыркнула я, но против воли задумалась. – Поручить бы им что-то такое, важное. Действительно важное, потому что ни Гамильтона, ни Ауэтари глупцами счесть нельзя.
– Придумаем, – отмахнулась Тина.
И посвятила меня в последние новости. Выяснилось, что Гроза Лесов, тот самый, очаровавший мою подругу, страшно боится профилактического осмотра ротовой полости. Прямо-таки бледнеет и трясется.
– Вместе с ним тряслись кушетка, столик и я, – возмущалась Тина. – Как так можно? Взрослый же человек!
– Он не может быть идеальным. – Я развела руками.
– Это да. Но что они пьют! Я не про алкоголь, а про зелья. – Подруга свирепо сверкнула глазами. – Тут потерли, там порубили, взболтали, процедили и выпили! А то, что непогашенная побочка вылезает порушенными внутренними органами, никого не волнует!
Я потянулась вперед и поймала за руку бурно жестикулирующую Тину.
– Очень волнует. Потому я и поехала учиться в Академию. Чтобы своих научить зелья варить.
– Ты-ы?!
– Ну, мой вариант в любом случае лучше, чем порубил, потер, взболтал и процедил, – смутилась я. – Пойми, образование недешевое, аристократам доплачивают из казны совета, чем сильнее дар – тем выше доплата. Я, правда, училась за полную стоимость – чтобы не отрабатывать после. Но у других… У них просто нет таких денег. А другие, отработав десять-пятнадцать лет, просто не возвращаются.
– Ничего, – Тина чуть помолчала и принужденно улыбнулась, – откроем свои курсы. Скороварение по-столичному!
– Да! – Я хлопнула в ладоши и, стараясь произнести это невзначай, добавила: – Ты не могла бы меня диагностировать?
– Та-ак, – подруга нехорошо прищурилась, – и чего я еще не знаю?!
– Вот обязательно быть такой догадливой? – поморщилась я и, зачерпнув капельку силы из сережек, воздвигла вокруг нас барьер.
– Обязательно, – непримиримо фыркнула Тина, – а как иначе? Из вас же информацию клещами вытаскивать надо! Я хочу, чтобы в прошлое из будущего переходили выздоравливающие пациенты! Собственное кладбище меня мало устраивает.
– Ты права, – кивнула я. – В меня проникает холод. Через пальцы. Стремное ощущение, Тин. Иногда как болью простреливает до самого сердца.
– Хм. Плохой симптом, – нахмурилась подруга, полностью ушедшая в себя.
В следующие полчаса я стояла на месте; стояла на месте, раскинув руки; стояла на месте, скрестив руки на груди, – для разных видов диагностики нужны разные виды «стояния». Потом я лежала – да-да, с раскинутыми руками, со скрещенным руками, «солдатиком».
– Никаких аномалий, – выдохнула в итоге Тина. – Ты плохо ешь, мало спишь, много переживаешь, но это, я полагаю, из-за завершения отбора. Я бы советовала пропить комплекс витаминного зелья и ближайшую неделю три капли сплюшки на стакан
