бревне.
Я радовалась отдыху. И пусть пень выглядел трухлявым, по нему ползали жуки и гусеницы, отложила сумку и присела, вытянув ноги. Веня тоже сбросил поклажу и растянулся на траве.
— Если пешком идти до столицы, я приду босиком, со стертыми в кровь ногами, — пожаловался братишка.
— Угу, — отозвалась я. Ноги гудели, стопы горели, будто я стояла на раскаленной скороде. А Веня улегся так хорошо, что чую, вот-вот упаду рядом с ним.
Тяжелые веки прикрылись, я стала впадать в дрему, пока рядом не раздалось злобное шипение, смешанное с рычанием:
— У-убью-ю!
Я подскочила, распахнула глаза и увидела, что Веня идет на меня с палкой… Откуда она у него?!
Он замахнулся на меня. Я, пытаясь отойти, спастись от удара, забыла, что сзади бревно, и упала.
— Ух! — палка просвистела рядом с виском, а потом надо мной навис красный от гнева Веня.
— Ника! Жива? — как ни в чем не бывало спросил он с заботой. А, увидев моё перепуганное лицо, побледнел. — Ты… Ты думала… Что я... на тебя?!
У него стала такая грустная, обиженная мордашка, что мне стало стыдно.
— Вень… Я…
— Я кота прогонял, — брат кивнул на ближайшие кусты, откуда донесся шорох и треск веток.
Я обернулась и наткнулась на два круглых желто-зеленых глаза, которые смотрели из травы спокойно и даже уверенно.
— Он к сумке с едой подкрадывался! Хотел украсть нашу рульку!
Приложив руку к груди, где громко стучало сердце, я покачала головой и взмолилась:
— Веня, больше никогда! Слышишь! Никогда так не делай!
Понадобилось время, чтобы я пришла в себя. Это были самые неприятные моменты в моей жизни. Поэтому, когда коротколапый тощий кот со странной приплюснутой мордочкой подошел ближе, я не обратила на него внимания. А вот угрюмый Веня шикнул, но как-то вяло. Наверно, чтобы не пугать меня до смерти. Поэтому кот стал уверенно подкрадываться к нашей скромной компании.
Подойдя ближе, он сел на задние лапы и стал разглядывать нас, щурясь от солнца. Он ничего не просил, лишь сухой нос принюхивался к запаху, что исходил из сумки.
После слов Вени про рульку я догадалась, откуда на ткани появилось жирное, растекавшееся пятно. Пахло и в самом деле очень аппетитно. Так к нам не только коты, но и кто покрупнее пристанет. Как бы нас на обед ни пожелали съесть…
Кот тем временем облизнулся и жалобно мяукнул.
— Ишь, какой! Мышей лови! — Брат махнул на кота рукой, пытаясь прогнать. — Не для тебя, ленивого оглоеда, я рисковал ушами. Иди на мышей охотиться.
— Мау! — раздалось чуть тише.
Веня замахнулся палкой, которую успел подобрать с земли, но мне стало жаль кота.
— Вень, начинать путь с драки — тоже дурная примета.
Раскрыла сумку, отщипнула кусочек от мяса, которое очень уж аппетитно пахло — даже у меня слюнки потекли — и протянула на ладони. Зверь медленно подошел, но вместо того, чтобы съесть угощение, лишь мазнул по нему носом.
— Дурной, — фыркнул Веня и с таким голодом во взгляде посмотрел на крохотный кусочек мяса, что мне стало братишку жаль.
— Венечка, прости.
— Ладно, чего уж, — вздохнул он, садясь рядом. Глазами же Веня косил то на кота, то на кусочек мяса.
Кот демонстративно обошел его по дуге, запрыгнул ко мне на колени и, потоптавшись, удобно улегся.
— Странный кот. И цвета непонятного, словно туча грозовая.
— Никогда таких не видела, — согласилась с братом. Ушки у зверя маленькие, едва заметные на морде, мех редкий, серый. На щеках длинные, как будто седые усы.
— Думаю, это дикий старый кот. Они обычно людей сторонятся и в руки не даются. А этот немощный, потому голодный. Вот и вышел к нам.
— Наша компания растет, — улыбнулась я и потрепала Веньку по макушке.
Выудив из сумки по пирожку, мы скромно перекусили. Сразу стало хорошо, жить захотелось. И было бы еще лучше, если бы не мошки.
Снадобьем против них мы с Веней намазались, но некоторые нет-нет да покушались на мою аристократическую кровь. Наблюдая, как я почесываюсь, Веня поддел меня:
— Сразу видно, что у нас мамки разные. Ты на свою похожа, такая же махонькая, тоненькая, голубая кровь, одним словом. А я в свою маменьку. Какое счастье. Иначе бы меня загрызла мошкара. Вон, у тебя глаз опух уже… — ткнул пальцем мне в лицо.
Я не помнила родителей, но, по словам бабули, папа очень любил маму. И как уж он после её смерти сошелся с Даридой, я не понимала. Однако Венька был верным братом, и только за него я была благодарна отцу.
Мы шли до захода солнца, пока не начало темнеть.
Остановиться решили под раскидистым деревом.
Чтобы обустроить место ночлега, собрали веточки, наломали еловые лапы. Вот только нас всё больше пугали незнакомые шорохи и звуки, тени от кривых стволов. А когда из-под ног взметнулась с громким угуканьем огромная птица, Веня прошептал:
— А давай на дерево заберемся и будем сидеть на нём.
Храбростью я тоже не отличалась, поэтому согласилась. И вскоре мы сидели на раскидистой ветке мощного, древнего дуба, привязанные веревкой к стволу, чтобы спросонья не рухнуть на землю.
Кот забрался вместе с нами. Только в отличие от нас, он грациозно разлегся и, кажется, наслаждался вечером, плавно переходящим в ночь.
На небе стали появляться звезды, а потом лес погрузился в темноту.
Эх, не привыкли мы ночевать в лесу, поэтому от страха долго не могли уснуть. Мы же не птички, чтобы вольготно сидеть на ветках. Попы от сидения болели, спать без подушки было ужасно неудобно, а за день мы так устали...
Проснулась я от яростного, воинственного шипения…
Распахнула глаза, повернулась на звук и обомлела… Кот шипел на черную змею, ползущую по стволу… Если бы не внимательный помощник, мы бы её не заметили.
— Веня! — я отчаянно заёрзала, и если бы не была привязана, упала. Но и быть привязанной в такой момент — тоже малоприятного. Особенно, когда змея на тебя ползёт. Зато я оценила длинную Венину палку, которой брат принялся бить змеищу.
Та решила, что с нами лучше не связываться, резко сменила направление и уползла. А мы громко возрадовались.
Змей братишка боялся не меньше меня, и в благодарность нашему случайному стражу, прозванного Тучкой, выудил из сумки кусочек пирожка.
Кот муркнул, однако не
