как можно ближе — подкрадывался, одним словом.
Веня сразу обозначил границы. Мемека понял, что ему ничего не перепадет, успокоился и ничего не делал, разве что начал пялиться на нас желтым глазом с вытянутым зрачком и изводить противным духом.
Его взгляд раздражал Веньку. Братишка пытался отвязаться от настырного козла, но Мемека принялся ходить за ним по пятам. А когда Венька, умаявшийся в дороге, захотел умыться в речушке, что встретилась по пути, Мемека выждал момент, разбежался и боднул его в спину.
Венечка нырнул в воду рыбкой, а когда вынырнул, заорал так, что у меня едва не случился сердечный приступ. Я, бежавшая ему на помощь, испугалась, что при падении братишка ударился, поранился, что ему очень больно…
Оказалось, что Вене и вправду было больно. От одного вида, как козел нагло пожирал выпавшую из сумки еду.
Пока Венька выбирался из речушки, пока карабкался на пригорок, козел ополовинил наш и без того скудный запас. За остатки Веня устроил настоящую битву, но с того раза Мемека затаил злобу. И когда ему удавалось застать Веньку врасплох, норовил побольнее боднуть, став для Вени сущим наказанием.
Но совсем Веня потерял веру в доброту мироздания, после того как кролики, сбежавшие из клетки, сгрызли краюху очерствевшего хлеба.
— Я спрятал сумку подальше в телегу, чтобы противный козлина не добрался! — жаловался он, обещая Мемеке переломать рога, а кроля лишить меха. И хоть Найра, владелица живности, в качестве возмещения убытков угостила нас капустным пирогом и сладким, горе Вени было безграничным.
Весь обоз с улыбками следил за непримиримым противостоянием. Мемека демонстрировал Вене рога во всём великолепии, и Венька гневно сверкал темными глазищами из-под бровей и обещал лишить козла самого дорогого — рогов.
Все, кто видел их стычки, хохотали до слез. Венечка злился и тоже смеялся, и ни капли не сожалел, что мы выбрали именно этот обоз. Только всё хорошее когда-нибудь заканчивается.
Наши спутники приехали в Дарнен, где должна была состояться ярмарка, а нам с Веней предстоял путь до столицы.
Распрощавшись с обозниками, мы отправились дальше, но ещё долгое время у нас в ушах звенело сердитое блеяние мстительного козла.
***
— А другие до столицы порталами переносятся… — канючил Венька, медленно перебирая босыми грязными ногами по пыльной дороге. Его обувь разваливалась, и он решил сохранить, положив в сумку.
Я бы тоже так сделала, если бы могла без боли ступать на камушки и ветки. Но кожа у меня нежная, поэтому пришлось подвязать подошву тканью, оторванной от нижней юбки.
Так мы и брели, с ног до головы покрытые дорожной пылью, похожие на нищих. Лишь очень внимательному человеку с большим трудом удалось бы в нашей одежде опознать добротную ткань.
Пустая сумка, в которой не осталось ни крошки, тряпкой болталась на плече брата, и настроение у нас было самое что ни на есть горестное.
— К сожалению, денег на портал нет. Переход стоит очень дорого, — напомнила я.
— Мы умрем в дороге. От истощения, голода и…
— И нытья, — проворчала я. — Если хочешь, можешь развернуться и идти обратно.
— Издеваешься? — Веня даже запнулся на пустом месте. — До столицы далеко, но и до дома тоже. Я не дойду, умру от слабости. И живот крутит от листьев.
Если бы он мог, расплакался, но и на это у братишки не осталось сил.
— Ты же утверждал, что Дарида из них делает начинку для пирогов, — припомнила брату его же слова.
— В том то и дело, что начинку, а не весь пирог. Ой! — он схватился за живот, согнулся и помчался в ближайшие кусты.
Когда вышел, на нём лица не было. Бледный, измученный, поникший. У Веньки даже милых щёчек не осталось. Только уши.
— Венечка, потерпи немного. Дойдем до города, я продам чего-нибудь.
— Чтобы пройти через портал? — в глазах братишки вспыхнула надежда.
— На портал не хватит, если даже я продам всё, что у меня имеется, — призналась честно. — Но мы сможем снять комнатку, поесть, помыться.
— Если дойдем, — всхлипнул Венька и, больше не желая разговаривать со мной, побрел дальше.
Мы шли медленно, шарахаясь всадников, мчавшихся по дороге, подозрительных путников. От голода болело нутро, ноги переставляли чисто на упрямстве. Зато к вечеру старания вознаградились, и у излучины широкой реки мы увидели большую деревню.
«Если поторопимся и доберемся затемно, сможем там что-нибудь продать и купить еды...» — мелькнула в голове мысль.
Веня подумал о том же, только как мы ни старались, скорее идти не могли. И, вообще, нам оставалось надеяться, что обессиленные, мы не заночуем прямо у дороги.
Чтобы сократить путь, решили срезать. Но даже так добрались до деревни затемно.
Жители ещё не спали, но добропорядочные давно разошлись по домам.
Надежды на комнатку растаяли, и когда мы наткнулись на стог сена в поле, я выпалила, падая на траву:
— Я умру тут.
Веня не ответил. Раскинув руки, упал рядом, и мы, не сговариваясь, застонали. Ноги горели, руки не слушались. Рядом возились и сновали полевки, но мне было на них плевать. Да и стоит ли волноваться, если Тучка разгонит их?
Мы бы заснули, если бы не голод.
— Трактир рядом, — подытожил Веня, подвигав носом. — Так заманчиво пахнет…
Я прислушалась… И правда, где-то неподалеку пели вразнобой нетрезвые голоса.
— Веня, ночь! Нас ограбят и убьют злые люди. И если у тебя и будет ужин, то последний.
— Злая ты.
Хотела ответить, что не злая, а честная, но язык не ворочался.
А потом я, наблюдая за сиявшими первыми звездами под унылый зуд назойливых мошек, заснула. И так крепко, что не заметила, как Веня сбежал.
Сразу поняла, куда он удрал…
Сердце ухнуло. Меня затрясло от ужаса… Но надо вернуть его прежде, чем найдет неприятности.
День вышел хуже, чем я ожидал.
С ослом Марсином наладить беседу оказалось труднее, чем объездить непокорного дикого жеребца. Очень уж контрабандист недоверчивый, подозрительный… Мне пришлось долго втираться ему в доверие, убеждать, что мне можно доверять, и все ради заказа, который он может и не выполнить.
Долгая беседа с Марсином обернулась болью в щеках от искусственной улыбки, безмерной лестью и клятвенными заверениями, которые приходилось давать, извиваясь как уж, чтобы самому не попасться на крючок. Старый контрабандист старался обезопасить себя, при этом заманив меня
