утром в дом сапожника Ждана прибежала мать Пересвета вся в слезах.
- Яра, что случилось?
- Ждан, за помощью я к тебе! – заливаясь слезами, сказала Яра.
- Ушел Пересвет в Старый Город! Говорит, что нет мочи ему жить без любимой, а что за любимая не сказывал! Вели сыну своему, пусть отведет меня в Старый Город!
Яволод, как услышал слова седовласой Яры, поменялся в лице:
- Ох, Пересвет, что же ты наделал! На погибель верную пошел ты, - прошептал он.
- Матушка Яра, незачем вам идти в Старый Город. Ничем вы помочь Пересвету не сможете. Я пойду, вот только Мураша кликну, да дядьку Тита надобно уговорить.
И снова в доме сапожника раздался женский плач. Мать Яволода горевала по сыну.
- Да что ты плачешь, как по покойнику!- прикрикнул Ждан на жену. А сыну сказал:
- Знаю, что негоже односельчанина в беде оставлять. Уж, не знаю, что там стряслось, да видимо надо Пересвета из беды вызволять! Одно прошу - побереги ты себя!- и голос старого сапожника задрожал и сорвался.
Яволоду стоило немалого труда уговорить Бука - отпустить Мураша в Старый Город. И, скрепя сердцем, старый гончар согласился. Издревле в селе исполнялся обычай, корнями уходивший в Старый Город. Нельзя отказать в помощи своему земляку.
Теперь Мураш и Яволод пошли к охотнику Титу - просить его быть проводником в Старый Город. На свою память они боялись надеяться - от них сейчас зависит жизнь Пересвета. Старый охотник согласился - разве может один охотник бросить в беде другого? Но для порядка проворчал:
- Вечно вы, молодые, суете свой нос, куда не следует! Говорил вам, не ходите в Старый Город! Теперь вот расхлебывай!
Яволод взял у отца гнедую кобылу, да дубину потяжелее - знал он, что пригодится, видимо, задумал что.
И в тот же день ушли парни в сопровождении охотника Тита в Старый Город вызволять из беды Пересвета.
По пути в Старый Город рассказали Яволод с Мурашом дядьке Титу про каменную девушку, предупредив об опасности.
- За меня не волнуйтесь! Я со своей Беляной двух сыновей и двух дочерей вырастил! Она для меня, как была, так и осталась любимой и единственной!
А потом, задумавшись о чем-то, сказал:
- Помню, в детстве мне бабка сказки про Старый Город рассказывала. Любимая моя сказка была про прекрасную княжну. Печальная сказка. А, может, это и не сказка вовсе, а?
- А что за прекрасная княжна?
- Сказывала мне бабка, что у князя, что правил Старым Городом, дочка была. Князь рано овдовел и всю любовь свою да ласку дочке отдавал. Княжна росла умницей да красавицей. Не было во всем Старом Городе прекраснее девушки. А уж женихи-то, со всех концов света съезжались. Но князь не спешил с дочкой расставаться! Одна единственная она у него была кровиночка. И вдруг заболела княжна невиданной хворью. Да так за пять дней и сгорела в лихорадке, померла в общем. Ох, уж как горевал князь, как кручинился! Думали, от горя с ума сойдет.
Тит замолчал, вновь задумавшись о чем-то.
- Ну, а дальше-то что? Сказывай, дядя Тит!- Мурашу не терпелось услышать продолжение.
- Дальше? А вот дальше что-то память меня подводит. Вроде как стал князь со всего света созывать художников, чтобы те написали ему портрет его любимой дочери. Да такой, чтобы на нем княжна как живая была! Да только ни один художник не смог угодить князю. Так и умер князь от горя…
- Что-то в этой сказке не так. Не законченная она какая-то…
- Говорю же, ребятушки, память подводит. А уж бабки-то давно нет, не спросишь.
Как ни спешили путники в Старый Город, а раньше третьего дня не поспели. И вот, снова перед Яволодом и Мурашом открытые ворота Старого Города. Тит же, увидев ворота, вдруг засопел носом, и с глаз его скатилась слеза.
- Вот он, родимый батюшка Старый Город… Эх-хе-хе. Ну, ведите, чего стали?
Яволод пошел впереди, за ним Тит и замыкал шествие Мураш. И снова тоска и страх одолевали путников. Зловещая тишина угнетала. Хотелось кинуться со всех ног обратно. Наконец, они вышли к площади. Яволод подойдя к большому дому, спросил у охотника:
- Дядь Тит, а почему на этом доме нет именной таблички?
Старый охотник, оглядев дом, ответил:
- Да кто ж теперь знает? Странно это, не положено дом без таблички оставлять!
Яволод вновь обошел дом и прежде чем свернуть на тропинку, ведущую к статуе, напомнил своим спутникам:
- Помните же - на статую даже краем глаза не смотреть!
У самой тропинки лошадь вдруг стала рвать поводья и беспокойно ржать, не желая идти дальше.
- Видно, чует что-то. Ты, Яволод, ее здесь привяжи.
Яволод привязав кобылу к яблоне, пошел по тропинке, захватив с собой дубину. То, что увидели друзья Пересвета, заставило их побелеть от ужаса, а дядька Тит пробормотал:
- Эк тебя как, родимый ты мой…
Пересвет в грязных лохмотьях, которые еще недавно были рубахой да штанами, заросший щетиной, бледный от голода стоял на коленях перед статуей, молитвенно сложив руки, и что-то беззвучно шептал. Его качало из стороны в сторону - видимо злые чары высасывали из него все силы. Подножие статуи было завалено охапками лесных цветов. Это Пересвет каждый день приносил цветы для своей любимой.
- Так, ребятки, ну-ка навались! - Тит, раздав ремни, захваченные из дома, первый шагнул к Пересвету.
Как ни кричал, как ни вырывался Пересвет, но не мог он одолеть трех здоровых мужиков. После того, как связанного Пересвета отнесли к большому дому и посадили верхом на гнедую кобылу, Яволод сказал:
- Дядь Тит, я вот думаю - может если статую разбить, то и чары пропадут? Ведь Пересвет снова сюда придет.
- И то верно. Мураш, ты оставайся тут, с Пересветом. А мы с Яволодом попробуем одолеть эту девку.
Вернувшись к статуе, Яволод зашел ей за спину, поднял дубину и со всей силы ударил. К его удивлению и ужасу ни один камешек не откололся от каменной девушки. Он снова поднял дубину и с новой силой ударил по статуе но, ни одной трещинки не появилось на каменном изваянии.
- Да что же это, дядя Тит?
- Пойдем, Яволод. Видно, тут простой силой ничего не сделаешь. Против волшебства надо бороться волшебством. Давай возвращаться, гиблое тут место.
Всю
