ты вот это вот: «Дети лейтенанта…» — недовольная Аня присела на порог.
— Мне показалось, что ей нравится, когда мы говорим что-то непонятное для нее. Мы же как телевизор для чукчи из анекдота, понимаешь? У нее вся жизнь: кормушка вот эта, дети орущие и мужик где-то к обеду должен подняться, чтобы напиться, погонять ее по двору, пожрать и спать снова упасть.
— Нет у нее мужа, Лен. Я потому и сказала, что мы вдовы. Чтоб она поняла наше положение, — Аня смотрела на пыльную дорогу.
— Таа-ак, похоже, у нас тут не вдова Шерлока, а сам Шерлок Холмс! Я даже боюсь спросить, как ты это поняла, потому что в ответ явно получу: «элементарно, Ватсон», — Лене удалось изменить голос, и он даже стал чуть похожим на голос Ливанова.
— Потом скажу, а вы, товарищ следователь по не особо важным делам, попробуйте разгадать эту шараду. Хоть на несколько минут помолчишь, и то хорошо, — Аня явно устала и оттого, что ее окружало, и от страха за жизнь, и даже от недоверия подруги. Вместо того, чтобы принять эту правду, Лена отшучивалась. А проблема была куда серьезнее, чем она думала: не зная местных правил, можно вляпаться куда угодно. От сточной канавы до виселицы или даже на костер, как ведьма.
Минут пять спустя хозяйка вынесла кусок хлеба размером с небольшую булочку и котелок с мутной жижей.
Лена взяла хлеб и с осторожностью заглянула в котелок.
— Это от мяса. Немного отлила вам, чтобы запить хлеб, — поняв взгляд Лены, сказала она. — Нищие с руками бы оторвали.
— Благодарим вас, хозяйка, — Аня, в отличие от Лены, не стала долго думать, выхватила из ее руки булку, разломила пополам и принялась жевать, запивая этой странной жижей. — Лен, это бульон. И он еще теплый, давай, — она подала подруге котелок и мотнула головой. — Он кипяченый, пей, говорю!
Лена откусила полусухой хлеб, с брезгливостью отпила из котелка и принялась жевать. Судя по вкусу, варили в этом бульоне не особо жирное мясо, а из-за сильного огня он превратился в мутную, будто мыльную воду. Но желудок приказал не смотреть на то, как еда выглядит.
— Давайте, — женщина собрала с забора сушившиеся тряпки, пока гостьи ели, а потом протянула руку, чтобы забрать посуду.
— Мы благодарны вам. Может, все же подумаете и возьмете нас на работу? — не унималась Аня.
— Нет, я и сама справляюсь, а ртов у меня достаточно, — она захлопнула дверь и девушки присели на порог.
— И что теперь? Будем вот так вот слоняться, как попрошайки от дома к дому, пока нас не побьют где-нибудь? — Лена хотела поскорее уйти из города, да хотя бы на берег реки, туда, где они ночевали, чтобы не видеть всего, что окружало.
— Ну, допустим, до вечера мы более-менее сыты, а вечером желудок снова запросит еды. Плохо, что не умеем ловить рыбу, да и костер нам не зажечь самим, — Аня о чем-то размышляла, потом встала и снова постучала в дверь.
На этот раз лицо хозяйки было не таким уж заинтересованным и даже злым. На руках она держала младенца, за подол ее держалась девочка лет трех, а за спиной стоял мальчик лет пяти.
— Я покажу вам, как сделать окно. Вы сэкономите на свечах, обещаю, если вам не понравится, мы уйдем и больше никогда не вернемся! — затараторила Аня, боясь, что та снова захлопнет дверь, и на этот раз больше ее не откроет.
— Заходите, чувствую, просто так от вас не отделаться, — хозяйка отошла, пропуская внутрь настойчивых попрошаек.
В комнате, которую и комнатой было не назвать: прямо у входа стоял большой стол, с двух сторон у него расположились лавки. На полу лежала солома, а под ней, видимо, была просто земля. Босых жителей дома-харчевни нисколько это не расстраивало.
— У вас чисто, — осмотревшись, сказала Аня.
В дальнем углу комнаты в каменной стене был встроен очаг. Его труба, задней частью которой была стена дома нависала над костровищем. Две треноги над горящим огнем, висящие над ним котелки с бурлящим варевом, вроде каши, длинный стол рядом с очагом и занавеска. Больше здесь не было ничегошеньки.
— Видимо, ждет гостей на бизнес-ланч, — прошептала Лена.
— Думаю, сюда заглядывают редко. Дом далеко от большой дороги и площади. Да и с чего мы решили, что это харчевня, пока не вошли? — так же тихо ответила Аня, когда хозяйка зашла за занавеску. Дети не отходили от нее ни на шаг.
— Наверное, из-за запаха, подруга. А теперь вот, — Лена указала на стол.
— Такие столы раньше были в любом доме.
— Ну так что там с окном? — хозяйка перемешала варево в обоих котлах длинной деревянной ложкой, повернулась к гостьям и, уперев руки в бока, уставилась на них.
— Дайте ветхую ткань, масло или свечку, — начала Аня. — И нужен еще старый котелок…
— Масла не видели несколько лет уже, а котелок есть. И огарки свечные есть, — ответила хозяйка, потом внимательно осмотрев женщин добавила: — Как вас зовут?
— Аня и Лена, — быстро сказала Анна, показывая ладонью кто есть кто.
— Я Сарин. Это мои дети, и пока мы живем одни, я предпочитаю никого не оставлять в доме.
— Тогда, для кого вы готовите так много еды? — поинтересовалась Лена.
— Для детей, — ответила та.
— Но они же маленькие совсем еще, — Аня снова посмотрела на котлы, потом на хозяйку.
— Вместе с моим мужем в тюрьму попали больше двадцати человек. Они называют это «работным домом», но по сути, это та же тюрьма, где они тяжело работают. Дети многих остались одни. Я кормлю их раз в день. Разношу еду, а кто-то приходит сам, — она тяжело вздохнула и поторопилась к огню, чтобы снять с треног котлы.
— Нам тут точно не место, Аня, у нее самой ртов хоть отбавляй. На что она еще еду эту покупает, не понятно, — прошептала Лена, но Сарин услышала, и обернувшись, улыбнулась.
— Все из леса. Взрослые дети весь день только и занимаются, что собирают ягоды, грибы, ставят силки ночами, чтобы их не поймали. Я готовлю, сушу на зиму ягоды и травы, вялю мясо и рыбу. Надеюсь, зиму переживем, а там посмотрим.
— Так муж в тюрьме? — удивленно переспросила Аня.
— Да. Уже больше года. Оставил меня с двумя детьми, а позже оказалось, что с тремя, — она улыбнулась так ласково, словно здесь за каждого ребенка платили «материнский капитал» и давали ежемесячное пособие.
Аня подошла к столу возле очага, Лена последовала за ней. Сарин
