впустую.
— Например, идти по Степи из-за преследователей?
«Из-за меня» — повисло в воздухе.
— Нет, путешествия я не считаю пустым времяпрепровождением. На пароходе мне было скучно среди благородных господ, у которых даже смех строго зарегламентирован. Об одном жалею, что не удалось взять лошадей. Промчались бы сейчас по полю с улюлюканьем и гоготом так, что всем этим Сиятельствам и не снилось.
Почувствовав, что Тиш расслабилась, Ниоба обняла её.
— Мне здесь хорошо. Под открытым небом. Спасибо, что пошла со мной, а то пришлось бы скучно ехать на поезде.
— Всегда пожалуйста.
Утро выдалось ясным. Выбравшись из палатки, Ниоба сладко потянулась, купаясь в лучах солнца. Следом, зябко ёжась, выползла Тиш, недовольно щурясь на солнце.
— У меня есть с собой немного щепок, можно согреть воды и позавтракать горячим, — предложила Ниоба.
— Делай что хочешь, — простонала девочка, растирая спину. — Никогда бы не подумала, что буду жалеть, что уехала из Кондомы.
Посмеиваясь, Ниоба стала присматриваться к земле, выискивая место для костра. Ветер и утреннее солнце высушили траву. Развести костёр не сложно, но не устроить пожар, из-за которого будет полыхать вся Степь, — уже сложнее.
— Следы! — вдруг воскликнула Тиш.
Когда Ниоба никак не отреагировала, та подбежала и, ухватив за рукав, потащила назад к палатке.
— Должно быть, я вчера…
— Ты не заходила за палатку, — с неожиданным раздражением перебила её Тиш. — Не отходила от неё и была в обуви. А это, — она раздвинула траву, но Ниоба всё равно не поняла, куда смотреть, — следы босых ног. Кто-то был здесь ночью!
— Босиком, под дождем и ветром? — с сомнением переспросила девушка, не в силах рассмотреть на густой траве каких-либо следов.
Тиш её не слушала, пошла по следу из примятой травы и, отойдя на десяток шагов, выпрямилась, рассматривая что-то вдали. Желая разрядить обстановку, Ниоба подошла к девочке с заготовленной шуткой и тут же её позабыла, увидев побледневшее лицо девочки.
— Их было много, и пришли они оттуда, — она указала на юго-восток. — Только не говори, что нам тоже в ту сторону.
Ветерок шевельнул подвеску из полых палочек.
Мириам приоткрыла глаза, поднимая голову.
Плакучая ива касалась ветвями деревянного пола беседки, шелестя листвой на ветру. Суетясь у края фонтанчика, спорили о чём-то синицы. Из скрытых трубок вырывалась вода, наполняя чашу фонтана и обрушиваясь в спокойные воды пруда. Там под ряской скрывались красные рыбины, охотящиеся на насекомых, с плеском выныривая для этого из воды.
Стук полых трубок раздался вновь, следом за ними тихий шаг. Его выдали рассохшиеся к осени доски.
— Я слышу тебя, — произнесла женщина, не считая нужным оборачиваться и встречать гостя.
Вздохнув, Гиндорил перестал таиться и, скрипя половицами, приблизился.
Не было нужды поворачиваться, чтобы увидеть, как он смущён. Его выдавали тяжкие вздохи, которыми он оттягивал начало разговора и суетные попытки поправить наряд, слишком тяжёлый и дорогой для его юношеских плеч.
— Я знаю, зачем тебя прислали, — чуть повернувшись, она позволила себе лёгкую улыбку. — Садись. Хватит мяться.
Младший брат вновь издал этот раздражающий вздох страдальца и уселся рядом на циновку, стараясь держаться тени ивы.
Быт Мириам был прост и аскетичен. Она не пряталась от солнца, позволяя тому иссушать кожу, отчего выглядела старше своих лет. Еду выращивала самостоятельно. Земля сделала её руки грубыми, шершавыми и тёмными. У неё не было слуг, поэтому некому было вычёсывать серебряные волосы, отчего они пушились и прятались под платком.
Вместо того чтобы начать разговор, Гиндорил опять вздохнул, и ей захотелось одёрнуть брата. Негоже главе семьи проявлять слабость и тянуть время.
— В Ордене недовольны… — обронил он и словно испугавшись продолжить, оборвав себя на полуслове.
Скосив глаза, Мириам вместо главы некогда одного из самых влиятельных семейств увидела мальчишку, что смущённо колупал ногтем циновку. Лицо его потемнело от прилившей крови.
Шелестела листва. Ветерок, залетевший под крышу, разметал старательно вычесаные и уложенные волосах брата. Светлые серебристые, гладкие, словно поверхность безмятежной реки, подхвачены шёлковой лентой. Лёгкие одеяния скрывали тело от солнца, лишь голову он оставил непокрытой в знак почтения к её обету. Сеточки морщин на белой коже стали темнее, должно быть, он недавно покидал пределы страны. Такие изменения в тенистых лесах Луринатти невозможны.
— Я знаю, они приходили, — чуть улыбнувшись, она повернулась к брату и, приподняв чайник с кипятком, наполнила глиняный заварник. — Взывали к совести, поминали долг, стыдили меня и ушли ни с чем.
На низком столике стояли две чашки. Дочери Луны не привыкли отступать и если уж решили впутать кого-то в свои интриги, то даже отказ для них — не аргумент. Ожидая брата, она приготовила травы для чая и намыла чашки. Хорошо хоть они, к дедушке не сунулись.
— Ко мне обратилась Преподобная Мать и отругала, словно мальчишку, — надулся Гиндорил, и впрямь став похожим на несправедливо отруганного бабушкой мальчонку. — Словно это из-за меня началось вымирание, и своим нежеланием давить на тебя, я его усугубляю.
— Если кто-то пытается внушить тебе чувство вины, значит он тобой манипулирует, — процитировала древний текст Мириам и подала чашку брату.
Маленькие, из простой бурой глины, без узоров и краски, эти чашки сделала для неё младшая сестра. Когда все осудили решение Мириам покинуть общество, Нинилит, не имея возможности высказаться открыто, прислала подарок.
Поймав осторожный взгляд младшего брата, Мириам спросила:
— Ты говорил об этом с дедушкой?
— Послал ему письмо, — пряча глаза, отозвался тот.
Мириам понимающе улыбнулась. Говорить с дедушкой никто не хотел.
Некогда он единолично правил Луринатти, но непомерная гордость и амбиции не понравились Высоким домам. Говорят, в заговоре активно участвовали дома из Силивеники и Карагроса, и лишь Ясеневый град остался в стороне.
— Высокие дома не обрадуются новой Преподобной матери, — со вздохом произнёс Гиндорил, всё ещё ковыряя нитки циновки. — Тем более из дома Эльбирин. Могут решить, что это инициатива дедушки.
Синицы перевернули кормушку, и теперь вода в пруду бурлила от рыбы.
— Я дала обет и не вижу причин его нарушать, — отпивая чай, она перевела взгляд на пруд.
— Если ты не займешь место Преподобной Матери, это сделает Сестра из Карагроса.
— Пусть так, это не моё дело, — отрешённо произнесла она.
— Слишком много Высоких семей Карагроса окажутся у власти и…
— Гиндорил, — в её голосе зазвенел металл. — Я даже слышать об этом не хочу. Ни евгеническая программа, ни ваши с дедом политические игры, не заставят меня изменить своего решения.
Тот помолчал, глядя на неё, и неожиданно произнёс:
— Тебе уже рассказали? Тот, кого ты ждешь, умер.
Мириам резко
