чего мой разум не мог освободиться с тех пор, как увидел видео.
Я паркуюсь и захожу внутрь, направляясь прямиком к отделу со всеми средствами для бритья. Люди никогда не задают вопросов тому, кто покупает подобные вещи. Я предпочитаю мужские лезвия для бритья с двойным лезвием. Для достижения желаемого эффекта с ними требуется наименьшее количество усилий. Захватив еще несколько вещей, я возвращаюсь в переднюю часть магазина. Быстро расплачиваюсь с кассиром и возвращаюсь в свою машину.
Через несколько минут я снова паркуюсь на своем любимом месте на кладбище. Когда я здесь, меня никто не беспокоит, независимо от времени суток. Они знают мою машину и знают, что я не проявляю ничего, кроме уважения к мертвым.
Мертвые всегда относились ко мне лучше, чем к любому живому человеку, которого я когда-либо встречала. Они не осуждают меня и не заставляют чувствовать, что мои мысли или чувства недействительны. Они просто слушают.
Я беру сумку с бритвенными лезвиями и, включив фонарик на телефоне, возвращаюсь к скамейке, которая стала моим убежищем с тех пор, как я приехала в Торн-Гроув. Было бы обидно заляпать кровью всю мою машину. Отложив телефон и включив лампочку, я достаю из сумки бритвы, марлевый пакет и скотч и кладу их рядом с собой на скамейку.
Я смотрю на бритвы, задаваясь вопросом, стоит ли мне снова открыться этому. Я знаю, что позволить себе сделать это может быть огромным шагом назад, но мне нужно облегчение. Прямо сейчас в моей голове слишком много мыслей, чтобы сопротивляться их притяжению. Если бы Карсон не пришел домой раньше, я бы уже сделала это и ушла от своих чувств.
То, что они накапливаются внутри меня, только усиливает желание. Я могу просто сделать один или два надреза. Это больше не войдет в привычку. Говорю я себе. Я знаю, что лгу, но в то же время мне все равно настолько, чтобы пытаться отговорить себя от этого.
Я хватаю упаковку лезвий, вскрываю ее и вытаскиваю одно из них. Свет от моего телефона бросает блики на металл, когда я подношу его к лицу. На мгновение я зацикливаюсь на этом, ожидая, что мой разум скажет мне не делать этого. Это не изменит к лучшему то, что есть. Это не изменит того факта, что весь кампус видел, как меня трахали. Мой разум не хочет, чтобы я останавливалась, поэтому я делаю то, что подсказывают мне инстинкты.
Я закатываю рукава и отдаюсь темноте, позволяя всепоглощающему чувству овладеть моим телом. Острие лезвия скользит по моей коже ровно настолько, чтобы от него потекла легкая струйка крови. Я тяжело дышу, наблюдая, как красная жидкость капает с моего запястья на скамейку.
Озноб распространяется по всему телу, и мгновенно наступает облегчение. Я делаю еще один надрез рядом с этим, на этот раз немного глубже. Из этой раны течет немного больше крови, но этого все равно недостаточно, чтобы подвергнуть себя риску истечь кровью. Я не хочу убивать себя прямо сейчас. Мне просто нужно почувствовать что-то знакомое.
Прикосновение этого лезвия к моей коже — первое настоящее чувство, которое я испытала почти за два года. Я притворялась той, кем не являюсь. Я натягивала фальшивую улыбку и налаживала фальшивые отношения с людьми, чтобы попытаться быть тем человеком, которого от меня ожидает общество. Вот прямо здесь, это настоящая я. Это грубая, безразличная, естественная Лена Хилл в ее лучшем или худшем проявлении, а может быть, и в том, и в другом.
Я провожу острым краем по запястью в последний раз для третьего и окончательного надреза. Напряжение в моих плечах спадает, и я почти снова могу нормально дышать. Адреналин начинает спадать, поэтому я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, собираясь с мыслями. На краткий миг меня захлестывает стыд, прежде чем я прогоняю его прочь. Я должна была это сделать. Я не слабачка. Я должна была это сделать, чтобы завтра иметь дело с пристальными взглядами. Все в порядке. Я не позволю, чтобы все снова стало плохо.
С этой последней мыслью я разрываю марлю, накладываю ее на запястье и перевязываю. Я не хочу, чтобы кровь попала на мою одежду. Я все вымою и продезинфицирую завтра. Я вздыхаю и возвращаюсь к своей машине с окровавленным лезвием, завернутым в другой кусок марли, который я благополучно положила в пакет. Вывалив содержимое на переднее сиденье, я забираюсь на свою импровизированную кровать на заднем сиденье и позволяю своим беспокойным снам овладеть мной.
**********
Я открываю глаза и на мгновение смотрю в потолок, страшась того, что должно произойти с этого дня. Солнце ярко светит в окна моей машины, напоминая мне, что я спала на кладбище. Я сажусь, чтобы потянуться, и делаю несколько глубоких вдохов. Желание продолжать этот день сейчас очень минимально, но у меня нет выбора.
Я роюсь в сумке со своей запасной одеждой и нахожу кое-что удобное для носки с длинными рукавами. Я не могу допустить, чтобы доказательства прошлой ночи стали достоянием широких масс. Я поймала несколько странных взглядов на мои старые шрамы, но ни у кого не хватило наглости ничего о них сказать. Если бы они увидели свежие порезы, я точно знаю, они бы пристыдили меня. У них и без меня сегодня достаточно поводов для сплетен.
Я опускаю взгляд на свой телефон и вижу несколько сообщений от Карсона, которые не читаю. Я все еще не готова с ним разговаривать. Вероятно, ему интересно, где я, но он может продолжать задаваться этим вопросом. Держу пари, он не думал о том, где я была, когда был с той девушкой, которая прислала видео, где мы с ним трахаемся. Я зла на него сегодня, и это хорошо. Гнев — это эмоция, верно? По крайней мере, я чувствую что-то, кроме пустоты.
Переодевшись, я распыляю сухой шампунь на волосы и собираю их в хвост. Это не лучший вид, но мне все равно. Я сажусь на переднее сиденье и на мгновение замираю, прежде чем позволить автопилоту взять управление на себя и отправиться обратно в Торн-Гроув. В поле зрения появляется кампус, и я паркуюсь на своем обычном месте, прежде чем достать свой рюкзак из багажника.
Я иду по двору, опустив голову и уставившись в землю перед собой. Я не могу заставить себя взглянуть на толпу людей, сквозь которую прохожу. Я чувствую, как их взгляды практически прожигают мою кожу. Шепотки вокруг меня не такие тихие, как они думают.