Жрица? Что еще за фокусы?
Я хотела спросить так много, но в этот момент нервы Хадалиса не выдержали. Я увидела прыжок, в котором Крылатка налетел на моего отца, увидела ярость в его голубом взгляде — и ничего. Хадалис просто налетел на какую-то невидимую преграду. Меч звонко ударился о пустоту.
— Ну вот, что я и говорил. — Отец поморщился и повел рукой.
Ударная волна пнула Хадалиса в грудь. Я видела, что даже за долю секунды он пытался сконцентрироваться и удержаться на ногах, но толчок был слишком сильным. Крылатку просто смело: он отлетел на несколько метров и глухо ударился о стену.
Тан, воспользовавшись тем, что мой отец отвел от него взгляд, попытался атаковать — и тоже не смог ничего противопоставить невидимому щиту. Череда ударов кинжалами посыпалась на преграду с такой быстротой, что я просто не успевала следить. Отец же просто сделал шаг вперед, легко, словно меч был бутафорской игрушкой, рубанул Тана.
Я вскрикнула, с трудом подавила желание закрыть глаза.
И перевела дыхание, когда Тан легко, грациозно, словно акробат, ушел от удара. На миг у меня даже мелькнула мысль присоединиться к ним с Хадалисом, но я не настолько сошла с ума, чтобы не осознавать своей беспомощности. Только под ногами буду путаться.
И почему эта проклятая аркана не «включается» по моему желанию?
Так, нужно срочно разозлиться. Я смогу. Я должна защищать тех, кто мне дорог, тех, кого люблю. Тем более что это чудовище — мой отец и все происходящее напрямую связано со мной. Пусть я пока и не понимаю, каким именно образом. Одно знаю точно — никогда не прощу себе, если с кем-то из них что-то случится.
— Это все бессмысленно, — сказал мой отец, когда Тан отступил, собирая силы для нового броска. Хадалис стоял сзади и тяжело дышал, но приноравливался к удару, держа меч двумя руками. — Ну правда, все здесь знают, что никому не под силу со мной справиться, но зачем-то продолжают валять дурака. Я всего-то хочу, чтобы Маша пошла за мной. И исполнила свое предназначение.
— Свиршев огрызок тебе, а не Маа’шалин, — зло сплюнув алый сгусток, прорычал Хадалис.
Отец и ухом не повел, только протянул ко мне руку.
— Ты же не хочешь этого, правда, Маша? — спроси он зловеще. — Не хочешь, чтобы я превратил их в пепел. Или в камень. Или сперва в камень, а потом в пепел. Моя драгоценная доченька никогда не была бессердечной. И сейчас не пойдет против своей природы.
— Не слушай его, — предупредил Тан, — он просто морочит тебе голову.
Мне очень хотелось верить, что в самом деле морочит. Но внутреннее чутье подсказывало: нет, не морочит. И я никогда не прощу себе, если по моей вине пострадают другие.
Я даже почти сделала шаг вперед, но Тан грубо одернул меня.
— Нет, Маа’шалин, — сказал в ответ на мое безмолвное негодование. — Речь идет не только о тебе. Если ты в самом деле так нужна ему со всеми своими «странностями», то наверняка для того же, для чего всем кхистанджутам требовалась безграничная власть.
— Боги, какой ты скучный и занудный. А я еще думал, что в кои-то веки нашел умного крэсса.
На этот раз я даже не успела понять, что произошло. Помню только, что вот мы с Таном стоит плечом к плечу — а в следующую секунду я уже барахтаюсь в воздухе, отчаянно пытаясь не упасть прямо в «гостеприимные» объятия моего отца. И тщетно: меня утянуло под надежную защиту его невидимого купола. Я брыкалась, кричала, пыталась даже укусить его, но добилась лишь крепкой оплеухи, от которой потемнело в глазах.
— Прости, мое сокровище, — сказал он с сожалением настоящего садиста, которого вынудили пускать в ход свои излюбленные пытки. — Будет лучше, если ты перестанешь сопротивляться, и мы тихо-мирно, не поднимая лишнего шума, уйдем.
— Только если переступить через меня, — услышала я знакомый голос.
Нет, боже, только не Граз’зт!
Я открыла глаза, надеясь, что это были всего лишь мои слуховые галлюцинации. Увы, он в самом деле стоял там: расслабленный, со знакомым оскалом разозленного хищника, и со своим вездесущим топором.
— Пожалуйста, не нужно… — взмолилась я едва слышным шепотом.
— Я не отдам тебя ему, веснушка, — пожал плечами Рогалик. — Это не обсуждается.
— А я не собираюсь обсуждать свою дочь с кем-либо, — тем же вальяжным тоном сказал отец. — И раз уж нам никак не найти общего языка, то незачем и стараться.
Я пыталась схватить его за руку, но он приколотил меня взглядом к земле. Почти буквально: невидимые толстые штыри словно прошили мое тело, вросли в землю, словно стальная лоза. И не пошевелиться, и даже рта не раскрыть.
А потом время потекло так медленно, что воздух стыл у меня на глазах, превращаясь в невидимое желе, в котором фигуры тех, кого я люблю, двигались слишком медленно против одного единственного противника. Он словно повелевал временем, замедлял и ускорял его по собственному желанию.
Отцу, очевидно, надоело прятаться в своем коконе, потому что, когда Граз’зт размахнулся для удара, его топор не встретил преграды. Правда, и голову отца не раскроил. Просто рассек воздух в том месте, где тот только что стоял.
Это безумие какое-то. Голова отказывалась воспринимать реальность, в которой мой отец и мой дорогой мужчина пытались убить друг друга, а я желала смерти одному из них. Такое в страшном сне не приснится. Такое даже представлять больно.
Тан и Хадалис зажали отца с двух сторон, Граз’зт напирал спереди, и все же этот кхистанджут не выглядел хоть сколько-нибудь обеспокоенным. Напротив, он словно развлекался происходящим, как здоровенный пес, которого, наконец, спустили с привязи и наградили парочкой игрушек. И пока эти «игрушки» пытались вышибить из него дух, он вальяжно отмахивался от них, всем видом давая понять, что пока не пустил в ход и малой толики своей силы.
— Давай же, ну! — Я отчаянно сжимала и разжимала кулаки, надеясь, что чудо все-таки случится. Видит бог, я была чертовски злой. Прямо-таки бешеной!
Но… ничего не получалось. И гаденький внутренний голос подсказывал, что дело вовсе не в злости, а в том, что ей прямо противоположно. В моем нежелании причинить боль человеку, с чьим лицом были связаны самые приятные воспоминания моего детства. Он сделал для меня так много! Он, в конце концов, превратил меня в того человека, каким я стала: в сильную девчонку, которая в одиночку воевала с социальными службами, похотливым преподом в институте, давала сдачи обидчикам.
Возможно, все это тоже было частью пестования моего особенного статуса? Чтобы я могла носить в себе дариканскую дрянь? Но, боже, как он мог просчитать все до таких мелочей?!
— Хватит! — Отец махнул рукой — и Тан с Хадалисом разлетелись в стороны, беспомощные, словно сухие листья на сквозняке. Устоял только Граз’зт, но и он тяжело дышал, скалясь во весь клыкастый рот. — Полагаю, на сегодня прекратим демонстрацию того, что я в состоянии стереть вас в порошок даже на вашей территории и играя по вашим правилам.
— Слишком много слов для человека, который мнит себя непобедимым, — огрызнулся Рогалик. — Балабол ты — ничего больше.
«Нет, пожалуйста, Рогалик, не подтрунивай его!»
Невидимые путы, удерживающие меня все это время, распались. То ли отец отвлекся и забыл про меня, то ли на неожиданное освобождение были иные причины, но размышлять и анализировать я не стала. Вскочила на ноги, подхватила оброненные кинжалы.
Я шагнула вперед, занесла оба кинжала, с трудом понимая, куда именно хочу попасть. Просто больше не могла оставаться в стороне, пока жизням других грозила опасность. Когда их могли убить только лишь за желание спасти меня любой ценой.
Отец лишь чуть склонил голову — и его взгляд стал странно колючим, глаза потемнели, наполнились зловещим туманом. Мои движения замедлились. Время снова замерзло, и мы вчетвером барахтались в нем словно мухи в меду. Не было ни единой возможности сопротивляться этому человеку.
И все же… что-то было не так.
Я поняла это по жгучей боли в груди, которая постепенно прожгла меня насквозь, пробираясь до самой спины, концентрируясь между лопатками.
