Императрица замолчала, а я тихо спросила:
— И тогда лорд Леонас предложи леди эн-Аури стать его ученицей?
Кивнув, Кассилия отняла руки от лица, устало посмотрела на меня и тихо пояснила:
— Он не был лордом, Ариэлла, Леонас был сыном виллана, практически раба в имении моего отца.
— О, Пресвятой… — не сдержала я потрясенного восклицания.
Для леди связь, а тем более любовная связь с тем, кто ниже ее положению — табу. Не пересекаемое, не нарушаемое, не подвергаемое сомнению. Мир женщин, рожденных в законном браке от лордов ограничен лордами, и малейшее отступление от правила, грозит лишением имени, чести, права вступать на порог приличных домов. Для нарушивших запрет жалости нет ни у кого.
— Мне очень жаль, — я сказала это совершенно искренне.
Горько усмехнувшись, ее величество едва слышно проговорила:
— Я всегда была слишком слабым магом, чтобы бросить вызов отцу и настоять на своем, все, что я смогла — поделиться силой с Леонасом, что позволило ему сбежать и скрываться. Но мой любимый не хотел только брать, и потому ритуал связал нас обоих — росла его сила, увеличивалась и моя. И когда нам удалось заманить Грэйда, безголово ринувшегося спасать свою легковерную возлюбленную, которой никакая опасность и не грозила, часть впитанной Леонасом силы мерзавца, перешла и мне.
Тихо застонав, императрица закрыла глаза, зажмурила их столь сильно, что на идеальном лице вмиг обозначились морщинки, и выдохнула:
— Если бы в ту ночь, когда Грэйд вырвался я была там… Если бы не треклятый бал в честь дня рождения императора, Леонас был бы жив! Жив и сейчас! И вместо того, чтобы взирать на его бестелесный дух, я могла бы обнять, прижать его к себе, я… Как же больно терять любимых, Ариэлла, как же это больно! — А затем, распахнув черные как ночь глаза, ее величество продолжила зло и отрывисто: — Страшнее этого может быть лишь страх потерять любимого окончательно.
Она вскочила, подошла к окну, встревоженно взглянула на город.
— Грэйд ненавидит храмовников. Не терпит, как и все темные маги, даже столь слабые как я. Именно поэтому форму проклятия мы выбрали наиболее унизительную — полюбить монашку. Нам казалось это забавным, а вышло… — судорожный вздох, — вышло так, что это оказалось той самой ниточкой, что позволило Леонасу остаться в мире живых, пусть даже призрачной тенью своего прежнего величия. Но появилась ты…
Резкий разворот и взгляд на меня, заставивший невольно вздрогнуть.
— Ирек подгадил всем, — усмехнулась императрица, движением головы откинув спускающуюся по шее прядь волос назад. — Тебе, Грэйду, церковникам, нам… я говорила Леонасу, что идея притвориться призраком старого Грэйда, изводящего узкоглазого требованием женить мерзавца ни к чему хорошему не приведет. Но Ирек так забавно пугался, бледнел, начинал заикаясь судорожно искать оправдания, что это стало едва ли не единственным развлечением моего любимого.
И мне стала понятна та реакция господина Ирека на корабле, когда я случайно и без всякого умысла упомянула призрака — мужчина был просто до смерти напуган, напуган настолько, что решился привести меня, совсем юную выпускницу монастырского лицея лорду оттон Грэйду, даже зная о его реакции… О, Пресвятой!
— И все же не могу понять, неужели до отвращения благородный Грэйд не отпустил тебя сразу, как увидел? — поинтересовалась Кассилия.
— Он действительно не оставил себе выбора, — еле слышно ответила ее величеству, — я была без сопровождения, в крепости Гнездо Орла не оказалось ни одной женщины, что могла бы стать защитой моей чести и фактически…
— Ты провела ночь под одной крышей с мужчиной, — усмехнулась императрица. — Грэйд понял, что подобное не простят даже шестнадцатилетней монашке, и с присущим ему благородством решил жениться.
«Грэйд понял…» Да, его светлость все понял, не понимала я, продолжая наивно надеяться, что могу спровоцировать его на расторжение помолвки… Я так искренне в это верила, а герцог уже знал, что для меня нет пути назад. От осознания того, насколько глупо я выглядела, щеки опалило огнем.
— Жаль, на тот момент мерцавец не знал, что церковь сделала на тебя ставку, — усмешка. — А ведь Генри ты была не особо интересна, пока в ситуацию не вмешалась я.
Испуганно взглянув на ее величество, увидела, как медленно расплывается злорадная улыбка на искаженном лице Кассилии.
— Видишь ли, — продолжила она, — мой сын, плод любви белого и черного магов, совершенно лишен сил, и потому, в отличие от Теодора, абсолютно и полностью подвластен моему влиянию.
Мне же, пожалуй единственной во всей империи, было известно, что произойдет, если Грэйдовский выродок проникнется чувствами к монашке, и потому…
— Вы сделали все, чтобы матушка Иоланта вернула меня в столицу, — закончила я.
— Умненькая девочка, — похвалила императрица.
Прошла к шкафчику у дальней стены, медленно открыла створки, взяла графин с водой, стакан. Вода с тихим журчанием пролилась в хрустальную емкость. Следом, совершенно не скрываясь, императрица вылила туда несколько капель из извлеченного невесть откуда крохотного пузырька с темной жидкостью. Капли, словно патока, растворяясь, неспешно опустились на дно.
— Вы попытаетесь меня отравить? — спросила я, едва ее величество, закрыв шкафчик, вместе со стаканом направилась ко мне.
— Нет, что ты, — улыбнулась Кассилия, — мне вовсе не хочется иметь такого врага как Грэйд, так что мы просто сведем тебя с ума, что спишется на излишнее воздействие церковников, собственно и вину мерзавец возложит на них.
И стакан с ядом был водружен передо мной.
Глядя на то, как растворяются остатки яда, я высказала предположение:
— Это потому, что я отныне слишком много знаю?
— Это потому, что ты не должна достаться Грэйду, — холодно отрезала императрица. И с ненавистью в каждом слове продолжила: — Я хочу, чтобы он страдал так, как страдаю я. Чтобы просыпался каждый день, ощущая боль потери в разодранном сердце. Чтобы проклял себя и весь мир, чтобы… Чирик!
Невзирая на то, что мне прекрасно было известно, по какой причине я слышу этот забавный звук, удержаться от реплики не сумела.
— Боюсь, поведение вашего величества никоим образом не может склонить меня к желанию приобщиться к столь сомнительному удовольствию, как дегустация яда, — улыбка на моих губах появилась совершенно случайно.
Кассилия нахмурилась, соединила пальцы, напрягла их и глядя мне в глаза повторила требовательное:
— Чирик!
— Интересно, — продолжая самым неподобающим образом для леди издевательски улыбаться, проговорила я, — а на его высочество принца Теодора ваши приказы действуют?