И какая польза от рая, если придется навсегда разлучиться с Шапелем? Рядом с ним, в его объятиях Прю чувствовала себя как на седьмом небе.
Прю направилась к комнате Шапеля и вошла без стука. Он едва очнулся, когда она уютно устроилась на постели рядом с ним. Теперь он уже привык и не вскакивал в испуге при ее появлении, а вид у него был не более диким, чем у котенка. Даже сквозь самый глубокий сон, в полной темноте он мог распознать Прю по запаху и звуку шагов.
Слеза скатилась с уголка ее глаза, когда Прю обняла Шапеля, наслаждаясь его теплом. Его вечным теплом. Он будет жить еще долгое время после ее ухода. Ее тело давно охладеет, а он по-прежнему будет странствовать по миру. Прю хотелось рассердиться на него за то, что он не любил ее достаточно сильно, чтобы желать провести рядом с ней целую вечность, однако почему-то не могла. Ведь его решение не имело никакого отношения к глубине его чувств. Хотя Шапель никогда в том не признавался, Прю подозревала, что он, вполне возможно, и сам влюбился в нее. Ее смерть должна была причинить ему страшную боль, и если он не желал ее изменить, то не от недостатка чувств, но, напротив, от их избытка. Он слишком любил ее, чтобы превратить ее в то, что сам считал мерзостью.
Эта мысль грела Прю душу, пусть даже она и считала ее абсурдной. Однако Шапель так долго считал себя чудовищем, что Прю почти утратила надежду его переубедить — да и времени на это у нее не осталось. Он успел сделать для Прю так много, что ей хотелось дать ему что-то взамен. Если бы только он мог взглянуть на себя хоть раз ее глазами и понять, каким чудесным он был!
— Что-нибудь не так? — с беспокойством спросил Шапель.
Все было не так. Она не должна умирать такой молодой. Она не должна влюбляться в человека, который помог ей испытать всю полноту жизни и страсти. А если это все-таки случилось, они должны прожить вместе долго и счастливо. Все не должно окончиться так плачевно.
— Обещай, что, когда меня не станет, ты не отправишься обратно в укрытие. — Еще одна слеза покатилась по щеке Прю, несмотря на все ее усилия сдержаться. — Дай мне слово, что будешь жить за нас обоих.
Шапель приподнялся на локте, теперь уже совершенно проснувшись. Волосы его были взъерошены, веки слегка отяжелели после сна, однако во всем теле ощущалась настороженность.
— Прю, к чему все это? — В его интонации явно присутствовал страх.
— Обещай мне. — Сейчас это значило для нее больше, чем что-либо еще. Если он и дальше будет наслаждаться всеми благами мира — ради нее, — она сможет умереть спокойно.
Шапель погладил ей щеку кончиками пальцев. Наверняка он почувствовал, какой влажной она была.
— Обещаю.
— Хорошо.
Прю положила голову ему на плечо и закрыла глаза. Неприятное ощущение в нижней части живота немного ослабло. Возможно, ей удастся немного вздремнуть.
— Расскажи мне, в чем дело.
Теперь Шапель полностью очнулся ото сна и недоумевал, что, ради всего святого, могло с ней случиться. Прю могла бы солгать ему, заявив, что все в порядке, просто ею на время овладела меланхолия, но ради чего? Он заслуживал правды: время, отведенное им, на исходе.
— Доктор Хиггинс сегодня заходил осмотреть меня.
— Кто послал за ним? Твой отец?
— Нет, я сама.
Шапель замер. Прю не чувствовала под щекой ни вздоха, ни биения сердца. Если бы не его тепло, она испугалась бы.
— В последние дни я неважно себя чувствовала.
Конечно, он об этом знал. Прю уже давно никуда не выходила, а в последние два дня они даже не могли заниматься любовью, не причиняя ей боли. Когда у Прю открылось кровотечение, за которым последовали другие тревожные симптомы, она поняла, что настало время послать за Хиггинсом.
— Значит, ты дождалась, когда я засну, а твоих родных не будет дома, и послала за доктором?
Шапель понял, зачем Прю сделала это. Она не хотела, чтобы кто-то об этом узнал. Прю собиралась рассказать обо всем сама, если только вообще захочет что-либо рассказывать.
— Да. — Слезы на ее лице уже высохли. — Он только что уехал.
Руки Шапеля нежно гладили ей щеку.
— И что он сказал?
— Что рак… быстро прогрессирует.
Его пальцы замерли на мгновение.
— Что еще сказал доктор Хиггинс?
Прю закрыла глаза:
— По его словам, мне осталось совсем немного.
Прю почувствовала, как сердце Шапеля ударилось о ребра. В горле у нее встал комок.
— А он… он не уточнил, сколько именно?
— В лучшем случае месяц.
Шапель не произнес ни слова, только крепче прижал Прю к себе — осторожно, чтобы не причинить ей боль.
Прю коснулась длинными тонкими пальцами его щеки. Ей так нужно было чувствовать в это мгновение его тепло, его живую плоть.
— Я хочу, чтобы ты уехал.
— Что? — Он был поражен ее словами не меньше, чем она сама.
Прю погладила его щеку, нащупав пробивающуюся щетину.
— Ты должен покинуть Роузкорт.
— И тебя? Нет. — Кажется, это обидело его.
— Ты же знаешь, что орден сюда не вернется. Они уже получили, что искали.
— К черту орден! — Прю едва не подскочила от его резкого тона. — Меня он совершенно не заботит. Я ни за что тебя не брошу.
— Я не хочу, чтобы ты был здесь, когда я… уйду. — Одна из тетушек Прю умерла от рака много лет назад, и она хорошо помнила, какой та стала из-за болезни. — Не хочу, чтобы ты видел, во что я превращусь.
— Я уже это видел.
— Это еще не самое худшее, что может быть.
— Мне все равно. — Будь оно неладно, его непробиваемое упрямство. — Я не покину тебя, Прю.
Слезы снова струились по ее щекам.
— Но я не хочу, чтобы ты запомнил меня такой.
Он погладил ее по щеке:
— Ты навсегда останешься в моей памяти прекрасной, удивительной, восхитительной Прю. Навсегда.
И тут она расплакалась. Это нежное прикосновение выпустило на волю целый поток слез, которые Прю так отчаянно старалась подавить. Все ее тело сотрясали рыдания. Шапель не пытался их заглушить, а просто дал ей возможность выплакать свое горе, уткнувшись лицом в его грудь.
Капелька теплой влаги упала почти рядом с мочкой ее уха, оторвав на мгновение Прю от грустных мыслей. За ней последовала другая, затем еще и еще. Шапель не издал ни звука, но, даже не взглянув на него, она поняла, что он тоже плакал.
Матильда — платья.
Кэролайн — все книги, кроме тех, которые имеют отношение к легендам о короле Артуре.
Джорджиана — украшения и статуэтки.
Шапель…
Перо замерло над бумагой. Почему внести его имя в список оказалось труднее, чем все остальные? Прю уже знала, что именно собиралась ему оставить. Сестры в любом случае будут дорожить ее наследством, но Шапелю ей просто больше нечего было предложить. Поэтому Прю ухватилась за то, что, как она полагала, должно было ему понравиться. Как жаль, что она не могла оставить ему заодно и свое сердце.
