— Ты говоришь те же сумасшедшие вещи, что когда-то говорил мне Марк. Но я не понимаю их. Это он научил тебя?
Лили засмеялась, глядя на Синглафа, который так и не решился приблизиться к ней, словно не понимал до конца, чем она стала.
— Нет, он помог мне, но научить этому невозможно. В этом и заключен смысл человеческой жизни — в выборе.
— Я видел выбравших зло, и выбравших свет, но ни один из них не был похож на тебя, — заметил Синглаф, приближаясь к ней.
— Выбрать нужно себя, — произнесла Лили. — Выбирая свет или тьму, ты оставляешь свою суть одинокой, а так никогда не познать настоящего мира.
— Ты говоришь загадками.
— Это не загадка, Синглаф. Тебе не надо было выбирать, ты един со своей сутью, и ничто в тебе не закрывает ее от тебя. Человеческая жизнь — все равно что блуждание в потемках, когда ты не знаешь ни цели, ни средства. Только знаешь, что есть нечто, таящее в себе все. Даже не знаешь, а чувствуешь. И найти это нечто — невыносимо сложно и несравнимо ценно.
— Ты больше не сожалеешь по аду?
— Сожалею. Но прошлое уже свершилось — я ничего с ним не могу поделать.
— А будущее?
— Будущее — свершится, и я тоже ничего с ним не поделаю.
— Так что же остается?
— Настоящее, — улыбнулась Лили. — Песчаная крупица, которую я держу в руках.
Синглаф помолчал, задумчиво глядя на ее руки.
— Ты вернешься на небеса? — спросил он.
— Нет, — покачала головой Лили. — Настоящее сейчас разворачивается в аду. Я не знаю, что удалось сделать твоему посланнику, но я сделаю то, что могу.
— Ты снова спустишься вниз? — в голосе Синглафа разлилось явно ощутимое разочарование и тревога. Новость поразила его, заставив пропустить мимо ушей все остальное.
— Я не потеряю себя, — утешила его Лили, — потому что больше ничего не осталось, — она обвела рукой пустыню.
— Марк при жизни никогда не был в пустыне, — заметил Синглаф.
— Он был в пещерах, наедине со своими мыслями.
— Но ведь в слоях, насколько я слышал… — начал светлейший, но Лили мягко остановила его, коснувшись рукой.
— По своей воле.
Синглаф не отпрянул и накрыл ее ладонь своей.
— Я скучал по тебе, Лили.
— Больше не зовешь меня Икатан? — улыбнулась она.
— Нет, ты не похожа на Икатан. Полагаю, ты всегда была Лили, — ответил он, глядя в ее непостижимые глаза. — Зачем он создал тебя?
— Потому что он творец? — Лили склонилась к наставнику и обняла его. — Прости меня, — прошептала в его спутанные волосы.
— Мне самому есть за что извиняться, — смутился Синглаф, вспоминая свое пьянство.
— Ты прикоснулся к пониманию того, что такое быть человеком.
— Не к лучшей части этого термина, — отозвался он, нехотя отпуская Лили.
— Сожаления не разъедают душу, когда она цела.
— Ты будто солнечный свет, — заметил он, — свет и тепло. Что тебе делать в аду? — его лицо погрустнело.
— Светить, — усмехнулась Лили, — ведь у них нет ни солнца, ни ангелов.
— Некоторые из них были когда-то ими, — с горечью произнес Синглаф.
— Я помогу им.
Он недоверчиво покачал головой.
— На самом деле Марк сказал мне передать тебе, что ты свободна.
— Я знаю, — кивнула головой Лили.
— Чего же ты тогда ждала?
— Я должна отдать ему одну вещь, — ответила Лили, снимая с шеи крест и кладя его в ладонь Синглафа. — Передай ему, пожалуйста. И скажи спасибо.
— Хорошо, — светлейший зачарованно смотрел, как она легко встала и пошла в сторону горевшей ярким светом звезды.
— Как ты достигнешь ада? — прокричал ей вслед Синглаф.
— Я думаю, он сам меня найдет, — отозвалась Лили и помахала ему рукой.
59
Изобилие трускла привлекло внимание Самаэля, и он, сделав небольшой полукруг, опустился на землю. Войн давно не было, и в такие времена черные ягоды становились на вес золота. Падший знал от Грерии, что скользящие твари готовы были сделать все за горсть ягод. Тем более было странно видеть такие залежи нетронутыми.
— Эй, — окликнул он блуждавшую невдалеке девушку. — Да, я тебе.
Девушка премило улыбнулась и направилась к нему. Самаэль внутренне приготовился дать ей отпор, если она неверно поняла его намерения: ему было сейчас не до любовных игр. Но незнакомка подошла к нему с достоинством, и в глазах ее светилась внимательная мудрость.
— Ты знаешь, что это? — указал он на ягоды.
— Трускл, — пожала плечами девушка.
— Ты знаешь, чем он ценен?
Ее улыбка показалась падшему немного странной и загадочной.
— Лучше, чем кто-либо другой.
— Тогда, может, объяснишь мне, почему его еще не обобрали?
— Могу, — кивнула незнакомка, и глаза ее пристально и вовсе не по-девичьи посмотрели на Самаэля.
— Ты знаешь, кто я? — уточнил он, чтобы ей не вздумалось выкидывать никакие глупости.
— О да, я знаю, — отозвалась она, — отлично знаю многих из вас. Но никогда не знала себя, и это было самым страшным проклятием. Ты хочешь знать, почему я не собираю чертовы ягоды? — глаза ее сверкнули, и Самаэль напрягся. — Они отравили всю мою жизнь, они лишили меня личности, заставив сменять одну личину другой в бесконечном потоке, пытаясь связать себя хоть с чем-то, хоть с кем-то, и все было бесполезно. Краткий миг забытья дарили лишь эти проклятые ягоды, — девушка с силой ударила по растущему рядом кусту, из-за чего несколько ягод сорвалось и побежало по земле. Она перевела дыхание, успокаиваясь и беря себя в руки. — Больше они мне не нужны. Я больше не их раба. Я снова обрела себя, и никогда не войду в слои и не буду жрать эту гадость, — она наступила на одну из ягод и с тщанием раздавила ее в подтверждение своих слов.
— И что это должно значить? — спросил Самаэль, глядя на то, что осталось от ягоды. Холод догадки пробежался по его спине.
— Ты слушал меня, падший? — в ее голосе звучала горькая насмешка.
— Но ты не можешь быть…
— Мне повезло. Я смогла найти себя в этой веренице образов. Я думала, что этого никогда не случится, что я навеки утратила себя, я смирилась с тем, что стала безликой тварью.
— Скользящая? — рука Самаэля потянулась к девушке. — Этого не может быть.
— Да, щупай меня, проверяй, я настоящая, — рассмеялась она, позволяя Самаэлю коснуться себя.
— И я свободна, — из ее груди вырвался тяжелый вздох.
— Я никогда не думал, что вы были раньше людьми, — пробормотал падший, убирая руку. Девушка была настоящей. Ее внешняя форма не колебалась и не растворялась, как было со скользящими тварями.
— А кем, по-твоему? Слизняками, родившимися в аду? Чем-то менее аморфным, чем серые грибы, но все же неживым?
— Это безумие, — прошептал Самаэль. — все еще хуже, чем мы думали. Еще быстрее и невероятнее. Что будет завтра? На нашем небе загорится солнце и поплывут белые облака? Сколько таких, как ты? — Он напряженно посмотрел на девушку.
