— Постой, — остановила я Павла.
Он убрал руку и даже чуть отступил назад, словно чувствуя, кто здесь главное действующее лицо.
Мне ли было не знать, зачем здесь этот полированный голубой камень! Я ещё не вспомнила всего, что мне нужно было вспомнить, но когда я шагнула к алтарю, рука сама легла на гладкий камень, в то самое углубление в форме ладони, и замерла в ожидании.
И ожидание было оправдано.
Сначала послышался тихий тревожный скрежет. Алтарь чуть дрогнул, и две половины большого круга разошлись в стороны, открыв небольшое углубление.
Все мы отпрянули.
В углублении, как в каменном футляре, лежал цилиндр сантиметра четыре в диаметре и длиной чуть меньше метра.
Глаза Павла загорелись, он протянул руку к цилиндру:
— А это что?
Я, с каждой секундой всё более и более становясь кем-то иным, не тем, кем была до этого, вспомнила этот странный предмет.
Синий, с золотыми вкраплениями, будто звёзды рассыпаны по ночному небу, сантиметров шестьдесят длиной, с восьмигранной центральной частью. Наконечник из прозрачной шестигранной призмы, плоской в сечении. Спиралевидный металлическиий пояс из непонятных знаков, похожих на следы птичьих лапок.
Сложный орнамент напоминал фантастический рисунок.
Ещё неуверенно, но словно подчиняясь внутреннему приказу, я протянула руку к загадочному предмету.
— Кажется, я знаю, что это такое, — произнесла я, взяв цилиндр в руку, вспоминая, что видела его во сне. — Это жезл.
— Почему ты командуешь здесь?
Это был голос Тамары.
— Павел лучше знает, что это, а если и не знает, то всё равно… он руководитель, он специалист…
Но Павел молча наблюдал за происходящим. Он ничего не предпринимал, доверившись мне.
Но это была ещё я, Зоя Кононова. И я протянула руку Павлу, чтобы он помог мне выбраться наверх. Павел помог мне.
Я стояла с жезлом в руке напротив Тамары, посреди поляны на изумрудной траве в белом свете фар.
— Положи на место, — сказала Тамара угрожающе и сделала шаг в мою сторону.
Я знала её раньше. Она была из древней и опасной породы.
Но я не намерена была отступать.
— А по какому праву командуешь ты?
Мы стояли, глядя друг другу прямо в глаза.
Все, кто пришёл сюда вместе с нами, чувствуя, что происходит нечто необыкновенное, выбрались из ямы наверх и молча наблюдали.
— Это моё, — услышала я собственный голос, звучащий как будто издалека.
Тогда, переложив жезл в левую руку, правой рукой я прикоснулась к спирали его металлического пояса. Мои пальцы быстро, и казалось, хаотично, словно восстанавливая по памяти, набрали комбинацию знаков. Когда пальцы замерли, браслет, что был у меня на руке, начал мерцать, словно внутри включилась подсветка.
Я увидела, как напугана Тамара, и сильнее сжала жезл рукой.
Опасаясь за меня, Валентин сделал движение в мою сторону.
— Зоя!
Странно, но моё имя показалось мне чужим.
В этот момент Тамара, издав жуткий звук, похожий на рычанье рассвирепевшей львицы, повернулась к нему.
— Стой! Я твоя госпожа! — произнесла она страшные непонятные слова.
Валентин остановился.
Тамара продолжала тихо произносить какие-то странные отрывистые звуки, мало похожие на слова. Валентин бледнел, словно умирая.
Что происходило со мной, было трудно объяснить.
Я чувствовала, что какая-то неясная, непонятная, необъяснимая сила наполняет меня. Я держала в руке нечто невероятно сильное, что-то делающее меня могущественной. Древние воспоминания просыпались во мне, запредельно древние, те, что таились в самой глубине моего подсознания. И они теперь диктовали мне то, что я должна была делать.
И я сделала это. То, что снилось мне в мучительных, пугающих снах. То, что должна была сделать. Это было так просто и понятно мне теперь — осознать свою Силу и победить Зло.
Я вложила Лазуритовый Жезл в правую руку. Мои пальцы сами собой сжались вокруг его гладкой поверхности. Я сделала это так, будто держала его всю жизнь, будто с детства меня учили крепко держать в руках этот символ владычества. Я уже делала это не однажды. На моей груди неземным светом мерцал медальон, знак моей принадлежности к царскому роду. Я видела всё по-другому, не так как раньше, словно глаза, наконец-то, открылись. Будто всю свою прежнюю жизнь я смотрела на мир сквозь пыльную завесу, а теперь сорвала её. Краски стали невероятно яркими, словно я видела самую суть цвета. Я слышала каждую вибрацию, каждый звук, все до единого!
И тогда меня настиг знакомый голос:
— Асму-Никаль! Асму-Никаль!!
Я уже знала, что за голос зовёт меня, выкрикивая моё древнее имя.
Я оглянулась.
В пяти шагах от меня, освещённая серебристым призрачным светом, стояла моя соперница, та, что была моим заклятым врагом, вековечной преследовательницей. Я узнала её, и произнесла слова, которые мечтала сказать столько веков:
— Харапсили, как долго я ждала тебя.
Она ответила:
— Как долго я искала тебя, Асму-Никаль!
Мы узнали друг друга.
Я, Асму-Никаль, седьмая и младшая дочь Тахарваиля, виночерпия царя страны Хатти, жрица Богини Хатахцифури.
И она, Харапсили, дочь купца Аллува.
Она снова стояла передо мной, прекрасная и беспощадная. Она преследовала меня веками, пытаясь найти и отнять того, кто принадлежит только мне, моего Возлюбленного, моего Алаксанду, поэта из Таруиши. Душа Алаксанду жила теперь в Валентине. Сколько раз мы теряли друг друга в веках, но снова обрели и по-прежнему любим друг друга.
Но Харапсили из рода Аллува настигла нас, не пожелав отказаться от ненависти. Она нашла нас там, где найти, казалось, невозможно, в дремучих лесах Русской равнины. Она явилась в своём излюбленном облике красивой хищницы. Чары её так сильны, что ни один смертный не устоит перед ней. Но и я не зря блуждала в столетиях, пройдя сорок девять жизней, накопив невероятную силу. Я была готова одержать окончательную победу. Наша вековечная вражда подошла к концу.
Мы стояли напротив друг друга. Мы знали, что настал час последней битвы.
Жажда решающего поединка подстёгивала меня.
Обжигающая ненависть полыхала в чёрных глазах Харапсили.
— Чем ты удивишь меня на этот раз, дочь Аллува?
Мой голос звучал как победные трубы на стенах Хаттусы, моего города, встречающего свою царицу:
— Не будем медлить, Харапсили, я готова.
Бормоча слова, сковывающие древних духов зла, я выплеснула этому исчадью ада прямо в её красивое побледневшее лицо, прямо в глаза, все, что копилось долгие века преследований и потерь…
Но она никогда не чувствовала боли других. Она привыкла наносить жестокие удары с целью причинять боль другим. Она всегда была готова отомстить, отнять и предать, оглушить и оскорбить. Когда она стала жертвой демонических сил, какие грехи прошлых жизней тяготеют над ней? Инфернальное злорадство сверкнуло в её глазах.
