— Конечно, успешно. Ведь он сильнейший черный айх.
Успокоившись, я рассуждала:
— Но это глупо! Со стороны выглядит глупо вся эта атака, ведь они знали, что Ринс их встретит. Знали, что не смогут ему противостоять. В чем смысл объявления войны, если заранее известно о поражении?
Ноттен подошел ближе и встал рядом, пухлыми пальцами зацепившись за перила.
— Будем надеяться, что это глупость, а не ум.
— Что вы имеете в виду?
— Все эйохи, независимо от места рождения, отличаются храбростью, гордостью и импульсивностью. Именно потому их удобно использовать первым ударом.
— Пушечное мясо, — вспомнила я подходящее описание.
— Именно. Эта атака может быть только началом перед основным наступлением. Пока айх отбивает крылатые отряды, к нам может двигаться маладийский флот — уже с магами на бортах. Или они нападут с другой стороны, пока Ринс занят этой. Я уже объявил мобилизацию сил в столице, армия будет готова к сопротивлению.
— Мобилизация? — я поражалась с каждой фразой. — То есть все готовятся к тому, что черный айх не выстоит?
Ноттен отвечал привычно успокоительно:
— Насколько я знаю, в Маладе нет магов, сравнимых с Ринсом по силе. Но численностью и неожиданностью можно победить даже Богиню, — он усмехнулся, сам уловив неуместность сравнения. — Не стоит так за него переживать, Катя. Такой исход маловероятен.
— Я не волнуюсь, — буркнула я и исправилась: — В смысле, не за него, а за население! То есть Ринс выживет?
— Сегодня — уж точно. В Маладе попросту нет таких сил, чтобы уложить его так скоро. Да и в случае серьезной угрозы сюда переместятся все столичные маги и войска. А может, к тому времени здравый смысл восторжествует, и атаки прекратятся? Хотя вряд ли. Если не Малада, так другой бывший враг ударит. Не зря же Богиня готовилась десятилетиями.
— Как? Как она могла это провернуть? Что же это за пленница, которая ведет армии?
— За такое время можно продвинуть своих людей в правительствах или даже усадить на престолы, чтобы они в нужный момент сделали то, что ею задумано. Простым воякам скажут, что нации нанесено немыслимое оскорбление от другой нации — должны же они за что-то умирать. Никто из них не в курсе, что просто марионетки в руках самого могущественного в мире кукловода.
— Вы тоже ее ненавидите, — произнесла я очевидное.
— Не совсем так, — Ноттен слабо улыбнулся. — Я констатирую факты. И боюсь, мы ей уже проиграли, раз вовремя не распознали столь масштабную подготовку.
Я заметила не без тяжести:
— Ринс сказал почти то же самое. И что же дальше? Она так и будет провоцировать конфликты по всему миру, чтобы сильнейшие маги были заняты делом?
— Скорее всего, но это только предположение. Пока стычка только здесь, о других мне не сообщали. Очень сильно отдает личной неприязнью — Богине важно достать первым именно Ринса, словно он гвоздь ее программы.
— Отомстить за Андрея?
— За Андрея. И за то, что Ринс остается последней зацепкой для тебя — ведь ты сейчас здесь, все еще сомневаешься, пока Богиня ждет. Она нашла к тебе подход, который пока не привел к результату только из-за Ринса: ты взвешиваешь всё на свете с желанием воевать только с ним.
Я перевела взгляд на его профиль, не улавливая сути:
— Зачем ей ждать? У нее новый сосуд — сегодня появился у Тейна. Женщину ведь уже наверняка доставили к Богине!
— Остатки ее тела, ты хотела сказать? Нет сосудов: кроме тебя и Андрея никто не переправился живым.
Я от растерянности залепетала:
— Но грабеж… и женщина… Ее якобы увели к Богине, даже глазом не позволили моргнуть!
Ноттен застыл на пару секунд и вдруг искренне рассмеялся:
— Он так тебе сообщил? Вот пройдоха! Но я врать не умею. А Ринс врать не любит — для него правда как демонстрация силы, ко лжи он прибегает в крайних случаях. Как жаль, что я с тобой встретился и выложил все карты. А это было ловко — позволить тебе считать, что решение больше принимать не нужно. Был грабеж и была капсула, но грабители покинули библиотеку без подарка для своей госпожи — от тела не осталось почти ничего.
Я надолго замолчала. Обман. Ринс ложью отодвинул меня в сторону, позволил не думать о главном вопросе. Но вранье легко раскрывается — и он подстраховался похищением Китти на такой случай. Ловко, да, сработало ведь, хоть и опустошило. Если Богиня — кукловод для всего мира, то Ринс — специально для меня, дери их обоих черти. Но для злости я слишком утомилась.
— А что произойдет потом, айх Ноттен? Если я не соглашусь?
— Разве сама еще не понимаешь? — толстяк махнул рукой вперед. — Стычки, конфликты, где-то оборону прорвет, где-то появится настоящий повод для войны. Тысячи людей погибнут еще до освобождения Богини, а уж что будет после — ума не приложу. Новый сосуд все равно появится — рано или поздно. Когда-нибудь последователи Богини все же смогут доставить ей живого человека. Или к ней придешь ты, когда число чужих смертей перевесит смерть Ринса. Потому я и сказал, что мы уже проиграли, вопрос лишь в том, сколько еще сможем откладывать последний ее удар. Финал я вижу только один, и там мы с черным айхом не на стороне победителей. Твое согласие или несогласие по большому счету на сам финал и не влияет.
— Тогда почему Ринс держит меня так упорно?
— Потому что не хочет убивать именно тебя? — Ноттен развел руками, отвечая вопросами: — Потому что не хочет, чтобы именно ты убила его? А может, в нем все-таки есть сострадание — хотя бы к единственной женщине, перед которой Ринс не желает ставить такой бесчеловечный выбор: умереть или убить любимого?
Я скептически поморщилась:
— Кажется, айх, вы делаете вид, что знаете о моих чувствах больше, чем знаю о них я?
Он вздохнул и ответил очень серьезно:
— Вот уже четыреста лет я только делаю вид, что что-то знаю, Катя. И как же сегодня завидую фанатиком в их слепой вере — им на самом деле просто, за них все решено. А нам каждый раз приходится что-то знать и бесконечно ошибаться в этих знаниях.
Битву уже таковой назвать было невозможно — все неизбежно затихало. Я видела только подсвеченные вверху солнцем воздушные сети и наших эйохов, о чем-то перекрикивающихся друг с другом или хозяином — вполне вероятно, они выискивали врагов, которых могли пропустить. Но Ринс скоро закончит, не оставив на земле Ир-Раттоки ни одного. А тем временем наверняка готовятся новые удары — я уже видела или просто воспаленное воображение разыгралось, что совсем-совсем далеко безупречный водный горизонт колеблется, как если бы там первыми неверными точками обозначались паруса кораблей. Моргнула — и гладь снова стала идеальной. Эйохи увидят флот раньше меня, но даже если его там нет, то означает это только то, что удар последует с другой стороны государства.
Я нервно сглотнула и отвела уже слезящиеся от перенапряжения глаза от реки. Обратилась к Ноттену серьезно и спокойно — пусть он видит, что это не импульс, а взвешенное решение:
— Айх Ноттен, похоже, у меня нет выбора, кроме как согласиться. Причем чем скорее я это сделаю, тем меньше людей погибнет. Эти эйохи погибли не за то, за что сражались. Можно винить их в безрассудстве и глупости, но такой же глупостью можно заразить любой народ.
— Согласиться? — Ноттен очень удивился. — Богиня эти меры не на тебя направляла! Но ты ведь и выводы из них можешь сделать. Тебе всё еще кажется, что она невинное дитя?
Я кивнула, соглашаясь с его словами:
— Теперь я вижу в ней не только жертву, но и агрессора. Однако уже два айха мне сообщили об одном и том же финале, что бы мы тут ни решали, как бы ни крутились. И последователи знали точное время появления капсулы — а это значит, что Богиня каким-то образом этим процессом управляет. Сколько людей уже погибло из моего мира? Не прекратятся ли те страшные эксперименты, когда вопрос будет закрыт? Ну же, Ноттен, скажите мне, что есть миллиардная доля вероятности на счастливый для нас конец.
— Нет. Я не вижу такой вероятности, — белый айх был беспощаден в своей честности.
