что разговаривал со своими людьми, ушел наверх – беседа сразу стала оживленней.
Фил вынырнул из двери кладовой.
– Поднимись к девочкам, я тебе платок шелковый… – Он осекся, видимо, с лицом я не совладала. – Что?
– Кажется, здесь Гильем. Скажи сестрам, чтобы в зал не выходили и вообще на глаза не показывались. Когда все заснут, попробуем их увести.
– Куда?
Хороший вопрос. Когда Эгберд заходил с улицы, сумерки за дверью казались густо-синими. В чистом поле ночевать? Что лучше – попасть в зубы волку или в лапы работорговца?
Почему, ну почему я не настояла, чтобы младшие ушли в город к родичам?
– Да хоть к старой Берте. Дадите ей пару пенсов, приютит. Ночи еще лунные, дойдете.
– Я тебя не брошу. И у нас теперь есть чем ему заплатить, если добавить твое приданое и мои деньги.
Может быть, это и вариант.
– Мне надо подумать, – сказала я. – А пока пусть девочки не показываются.
Фил кивнул и исчез. Вовремя – снова открылась и закрылась дверь и появился Гильем, а с ним еще пятеро.
Он огляделся, ухмыльнулся мне.
– Смотрю, тут многое переменилось за две недели.
– Мы не сидели сложа руки. – Я растянула непослушные губы в улыбке. Встретилась взглядом с Эгбердом, и тот едва заметно покачал головой. Да что за игру он затеял?
– Вы говорили, что трактир никогда не будет приносить денег, но ошибались.
Он хмыкнул.
– Думаю, дела мы обсудим не сегодня. Утро вечера мудренее и так далее. Так что дай нам комнату и еду. И… – Он всплеснул руками. – Сэр Эгберд?!
– Сэр Гильем, какая встреча! – просиял тот. Хлопнул ладонью по столу. – Присаживайтесь! Как здоровье графа Лайгона?
– Батюшка в добром здравии, благодарю, – ответил Гильем, и я едва не выронила кувшин с пивом.
Этот гад – мой дядя??? Интересно, знал ли он об этом, когда грозился продать меня? И если знал…
Ни с того ни с сего заныл ожог на предплечье, и я опомнилась. Даже если не знал, едва ли он воспылает ко мне родственными чувствами. Кто-то ради денег готов отравить родителей, кто-то – продать в рабство племянницу, вот и все. Ничего личного, просто бизнес.
Повинуясь жесту Эгберда, я поставила им на стол кувшин с пивом и кружку для Гильема. Интересно, как люди Альбина утилизовали отравленную кашу? Сейчас она бы мне очень пригодилась. Даже риск оказаться повешенной меня бы сейчас не остановил, попади в руки яд. Но яда у меня не было.
– Робин, устраивайтесь в комнате, и спускайтесь, – велел Гильем своим. Приказал мне: – Иди. Покажи.
Пришлось показывать. Вернувшись в зал, я обнаружила, что на столе, где сидели люди купца, появился стаканчик с костями – значит, спать уйдут позже, если только их начальник не погонит отдыхать. Эгберд по-прежнему беседовал с Гильемом, и на лице обоих было такое радушие, будто встретились старые друзья. Рядом устроились братья Джеффри и Годфри, махнув мне, потребовали кружки еще и себе.
Да что вообще происходит? Наемники решили переметнуться к Гильему? Решили, что и гнев Альбина им не страшен? Или нет? Или, увидев Гильема воочию, они решили изменить план? Не вступать в бой, а действовать как-то по другому? «Есть в окружении сэра Роберта один Гильем» —вспомнила я. Тот самый? Это важно?
И, в конце концов, почему бандит ведет себя так, будто не заметил плетеных щитов вдоль тропы, ведущей от моря, и не понял, что его ждут? Почему не спрашивает, где те двое, которых он оставил меня караулить? Кажется, еще немного, и голова у меня лопнет от вопросов.
Спутники Гильема спустились в зал, устроились за тем же столом, что и маги. Я понесла им еду.
– Да не с чего мне этого ублюдка любить, – вещал Эгберд. – Из-за него я без места остался, болтаюсь теперь, как навоз в проруби…
Я отошла от них, сделала вид, будто перебираю посуду, прислушиваясь. Жаль, что у меня нет ушей на спине.
– Не знает он своего места и никогда не знал, – продолжал Эгберд. – Третьего дня хвастался, что браконьеров сжег и не посмотрел, что маги.
Ответ Гильема заглушил смех из-за соседнего стола.
– И я говорю: маги – значит дворяне, а он решил, что все дозволено. Найти бы их родню, да рассказать… – Он поднял на меня взгляд. – Эй, хозяюшка, еще пива! На всех нас!
Пришлось нести еще пива. Куда ж в него влезает-то столько?
– А чего мне бояться? – Эгберд пьяно расхохотался. – Я сегодня здесь, завтра – в Бернхеме, а там и вовсе за морем. Кто ж ему до завтра донесет?
Завтра в Бернхеме? А мы?
Неужели Эгберд решил предать Альбина и нас заодно? Поквитаться за обиды, нанесенные его отцом? Или надеется получить больше от Гильема, говорят же, что наемники верны тому, кто больше заплатит.
Но тогда зачем бы ему подтверждать, что людей Гильема, приставленных ко мне следить, убили как браконьеров, а не потому, что защищали меня?
Что мне делать? Вмешаться? Но разве мое вмешательство чем-то поможет? Вот испортить игру, если она действительно ведется, я могу. Но как же сложно молча изображать равнодушие, стараясь не выдать себя ни слишком пристальным взглядом, ни трясущимися руками!
Услышав шаги в кладовке, я сунулась туда, останавливая Фила. Он неглуп, но бывает вспыльчив. Влезет и все испортит.
А что, если нужно немедленно бежать за помощью?
Но у берега стоит корабль, а, раз так, Гильем наверняка выставил новых соглядатаев.
– Как девочки? – спросила я Фила.
– Боятся. Я подумал: если взять нашу долю вырученного за коней и добавить то, что у меня скоплено, и твое приданое, мы сможем расплатиться с Гильемом.
– Если он был с нами честен. Мне не понравилось, как он оглядывал трактир, когда зашел. Словно уже выбирал, чем поживиться.
– Может, тебе показалось.
– Может быть. Он не захотел сегодня заговаривать о делах. Видимо, ждет, когда в трактире не останется гостей. Давай, когда все уснут, я достану деньги из тайника.
– Под половицей в спальне? – улыбнулся брат.
Нет, это совершенно невозможно! Впрочем, Ева знала, что Джулия прятала монетки в старой тряпичной кукле, что до сих пор лежала в сундучке с ее вещами. Фил устроил тайник, расшатав камень в стене дома со стороны заднего двора. В большой семье трудно что-то по-настоящему скрыть.
– Но если Гильем нас обманывал, будет обидно, что наши деньги достанутся ему.
– Ему или тем, кто займет наш трактир, когда он опустеет. Если ничего не выйдет, какая разница? –
