в гости?
Ответ пришел ко мне раньше, чем я его осознала.
– Никогда, пап. Мне нельзя покидать архипелаг. Я залог их счастливой и спокойной жизни. Атлас Никрос хоть и принесет клятву, все равно всегда будет подстерегать меня. Он схватит меня, если я покину остров.
– Тогда мы приплывем к тебе, – уже не так уверенно заявил отец, и я снова покачала головой.
– Вы не сможете. Только Волчий Союз будет знать, как сюда попасть.
Папа выглядел совершенно расстроенным.
– Мы еще когда-нибудь увидимся?
Я поцеловала его в лоб, сжала морщинистые руки.
– Обязательно. Во сне.
Отец поднялся, чтобы уйти, но я его остановила, вспомнила еще кое-что.
– Подожди. Это бабушкино ожерелье, – я потянулась к шее. – Прости, что украла его.
Но папа остановил меня.
– Оно твое, Иззи. По праву.
Мы вновь обнялись: я не хотел отпускать папу, хотя и понимала, что так надо. Это правильно. Все дети проходят через это, расстаются со своими родителями, чтобы вырасти и идти своей дорогой. Я действительно выросла, но это не мешало мне сейчас плакать, проживая свою грусть. Может, из-за слез весь день будто в тумане: и принесенная мне клятва Атласа, и расставание с отцом, и поддержка Дэя, на груди которого я рыдаю, не сдерживая себя. А затем слезы высыхают, и я обнаруживаю себя сидящей на пляже, смотрящей на закатное солнце, которое давно стерло с горизонта уплывающие корабли.
Я выплакала всю грусть, и в моей душе теперь расцвела надежда. Надежда на новую счастливую жизнь.
К пирамидам я возвращалась в одиночестве. Зная, что там меня ждет Дэй. Он оставил меня одну, потому что мне это было нужно, и за это я ему очень благодарна. Никогда еще я не чувствовала такой благодарности. За Дэя, за джайо, за мою семью, хотя теперь все джайо и есть моя семья.
Моя стая.
Хрустнувшая позади ветка заставляет меня вынырнуть из своих счастливых мыслей. Я оглядываюсь, но никого не вижу. Только чувствую липкий злой взгляд: кто-то притаился в зарослях и смотрит на меня. Кто-то с недобрыми намерениями.
До храма не так далеко, поэтому я ускоряю шаг. Не слышала, чтобы на острове водились какие-либо дикие звери, но лучше перестраховаться. За спиной снова что-то хрустит, и я срываюсь на бег.
Меня затапливает паника, сердце грохочет в груди, а дыхание жжет легкие, но я знаю: если остановлюсь – у меня не будет шанса. Шелест песка и опавших листьев под ногами, жалящие ветки, оставляющие на коже царапины, смертоносный зверь за спиной… Страх заставляет не просто бежать, он заставляет лететь вперед.
– Дэй! – ору я так, что рискую сорвать голос. Но лучше сорвать голос, чем умереть. – Дэ-э-эй!
Я спотыкаюсь, подворачиваю ногу и вскрикиваю от боли. Это меня замедляет, но я все равно не останавливаюсь, ковыляю вперед, до края поляны у подножья одной из пирамид. Только оказавшись на траве, слышу угрожающее рычание и оглядываюсь.
Из чащи выпрыгивает черный волк и заставляет меня замереть от ужаса. Я вижу и вздыбленную на холке чудовища шерсть, и горящие желтым потусторонним цветом глаза, и желание меня прикончить в его взгляде. Волк прыгает на меня, а я снова кричу:
– Дэй!
И мой любимый появляется. Врезается в черного волка, сбивает его с лап, и они катятся по траве.
«Это кто-то из джайо, – бьется мысль в моей голове, – вервольфы Атласа уплыли».
Но время на размышления у меня еще будет, а вот спасать свою жизнь мне надо сейчас. Не оглядываясь, я бегу к пирамиде. Только когда кладу ладони на теплую стену, понимаю – все закончилось. Я в безопасности. Следом приходит не просто понимания. Узнавание.
Я все это уже видела. Проживала. Только давно, еще в Лысой бухте.
Во сне.
Оглядываясь, я уже знаю, кого увижу: своего любимого и Юмали. И знаю, что она собирается сделать.
– Осторожно, Дэй! Нож! – кричу я, прежде чем Юмали вытаскивает клинок.
Это срабатывает: мой истинный перехватывает волчицу раньше, чем она успевает мне навредить. Выбивает клинок из ее рук и оглушает точным ударом в затылок.
Только тогда у меня получается облегченно выдохнуть. Пусть даже меня всю трясет от пережитых эмоций, когда Дэя обнимает меня, прижимает к своей груди.
– Ты в порядке, – рычит он, ощупав меня всю.
– Благодаря тебе, – снова выдыхаю я. Воздухом не могу надышаться.
– Благодаря себе, – загадочно сверкает он глазами. – Ты позвала меня с другого конца острова.
– Как?!
– Так же, как предупредила о ноже. Мысленно.
Я смотрела на него и не находила слов.
– Что это значит? – А нет, все-таки нашла парочку.
– Что мы истинная пара, – усмехнулся муж. – Окончательно и бесповоротно.
На следующий день состоялся суд над Юмали. За нападение на верховную жрицу джайо приговорили волчицу к смертной казни, но мне удалось выторговать для нее изгнание. Не потому, что мне было жаль эту стерву, меня просто коробило само убийство. В отличие от Шана, перед которым открылся целый мир, Юмали сослали на одинокий безлюдный остров. Ее отец, альфа, запретил волчице покидать его. Так работала звериная магия вервольфов: теперь Юмали не могла переступить границу этого острова.
Покончив со всеми делами, джайо закатили новый праздник, где благословляли меня и благодарили богов. На нем мне нужно было сменить имя на дикарское.
– Так ты соблюдешь их традиции, – объяснила мне Сараси.
Я была не против. Кажется, даже выбрала имя.
– Как на языке джайо будет «сова»?
Я очень надеялась, что здесь вообще водятся совы. Но Сараси легко ответила:
– Ману.
– Ману, – повторила я. – Мне нравится.
Так я сменила имя, по сути, его не меняя. Изабель осталось в прошлом, так меня называл лишь Дэй, и иногда Сараси.
Дэй отыскал меня перед рассветом в толпе танцующих дикарей, обнял и увлек в наше место, к водопаду.
– Мой ненасытный волк, – поддразнила его я, когда он принялся стягивать с меня одежды жрицы, покрывая мое тело торопливыми поцелуями.
– Хочешь сказать, что тебе это не нравится? – В глазах Дэя сверкнуло озорство.
– Нравится, – призналась. – Но у меня столько впечатлений в последнее время. Не все приятные. Ох!
Последнее относилось к ощущению наполненности, когда Дэй толкнул меня на песок, и наши тела плавно соединились.
– Их следует заменить
