бывший капитан Бамбер, и из его отрывистых выкриков стало понятно: именно себя он считал отцом ребенка. Конечно, его руки и руки всех мужчин, находящихся под подозрением, были надежно связаны, но трое гвардейцев еле усадили бушующего мужчину на место.
С этого мига с меня были сняты все обвинения по поводу смерти барона и отца Инкиса. Солдаты, правда, по-прежнему охраняли комнату, но не мешали мне свободно передвигаться по замку. Теперь они были не моей стражей, а скорее моей личной охраной.
Первым делом я, как и обещала, навестила дочерей барона. Пользуясь тем, что сейчас всем было не до них, няньки распоясались окончательно. На ручке Энги я увидела синяки. Хорошие такие полосы от ударов ремнем или прутом.
Похоже, и мое тюремное заключение, и сам судебный процесс, тянущий нервы, сказались на мне не лучшим образом. Единственное, на что меня хватило, это отправить Лесту за Элли и Норой. Когда нянька с малышкой переступили порог детской, я на несколько минут забыла обо всем, обнимаясь со своей дочерью. Малышка потрясающе пахла, и мне не хотелось отрываться от нее. Но дела сами себя не сделают. Приказав Норе пока сидеть в комнате с девочками и пообещав вскорости прислать на помощь одну из горничных, я велела перепуганным теткам идти за мной. Максимум, на что меня хватило -- увести их подальше от детской. А дальше я сорвалась и начала орать…
На мой крик прибежала всполошенная охрана, и седоусый капитан, приехавший вместе с герцогом, чьего имени я даже не знала, весьма почтительно сказал:
-- Господь с вами, госпожа баронесса! Стоит ли так душу себе надрывать? Ежли провинились хамки, так камер пустых у вас предостаточно.
Эти слова слегка отрезвили меня, но злость не успокоили. Шипящим, как у гадюки, голосом я скомандовала:
-- В тюрьму их!
Уже вечером, когда я немного остыла от этого происшествия, выбрала и отправила в детскую самую толковую горничную, наказав во всем слушаться Нору, и даже успела спокойно поужинать с девочками, в коридорах замка я столкнулась с той самой женщиной, которую барон Казимо вызвал среди уважаемых свидетелей – со вдовствующей баронессой Хордер. Дама, кажется, обрадовалась, увидев меня:
-- Госпожа Розер! Как же удачно я вас встретила!
Я с удивлением посмотрела на пожилую женщину, не слишком понимая, что ей от меня нужно. Однако простая вежливость требовала остановиться и поговорить. На данный момент я была единственным человеком, который имел отношение к хозяйству замка и мог распоряжаться слугами. Даже герцог здесь был просто гостем. А я, как ни смешно это теперь прозвучит: законная вдова барона Варуша фон Розера.
-- Я тоже рада нашей встрече, баронесса Хордер. Удобно ли вас устроили в замке? Вас хорошо обслуживают?
-- Благодарю вас, – дама покачала головой и со вздохом проговорила: – Конечно, вся эта история не могла не сказаться на поведении слуг, но клянусь вам, дорогая баронесса, я буду последним человеком, кто станет жаловаться. Слишком уж невероятны все эти события, – со вздохом добавила она.
Понимая, что мы не можем разговаривать вот так вот, на ходу, я предложила вдове выпить чаю. Разговор сложился почти сразу же, потому что первым вопросом баронессы Хордер было:
-- Вы не знаете, что теперь будет с малышками?
Возможно, я несколько горячилась, когда рассказывала о поведении нянек. Но моя горячность привела только к тому, что баронесса обрадовалась:
-- Вот, вот! Без присмотра прислуга способна натворить ужасных вещей! Я же, дорогая баронесса Розер, искала вас, чтобы изложить свою просьбу.
Надо сказать, что эта маленькая речь меня удивила: какие просьбы могут быть к женщине, с которой только сегодня утром сняли обвинение в убийстве?! Однако я послушно кивнула головой, соглашаясь выслушать, и вдова продолжила:
-- Я ведь, знаете ли, не слишком богата… Муж уже десять лет, как умер. Сын женился, а жена у него… – тут она немного помолчала, вздохнула и закончила: – Жена у него хорошая, а вот невестка у меня – язва. Не ужились мы с ней, если сказать по-честному. Я через год после свадьбы из замка в свой дом переехала. У меня, знаете ли, в городе свой дом. Андрэ мой покойный большой молодец был! И вдовья доля у меня достаточная, чтобы к невестке на поклон не ходить.
Я слабо понимала, к чему клонит баронесса, а она между тем все продолжала:
-- Дом для меня одной, признаться, великоват. А при доме еще сад есть, даже с качелями, – похвасталась она. И после некоторой паузы добавила: – Я последний год задумываться стала, что надо бы мне воспитанницу взять. Хоть какая-то живая душа рядышком будет. Все не без пользы стану белый свет коптить.
Почему-то я подумала, что баронесса нацелена на Элли и сильно напряглась. Однако дама, просительно глядя мне в глаза, вновь заговорила:
-- Девочки-то ни в чем же не виноваты! И рождены в самом что ни на есть законном браке! Ежели бы вы, милостивая госпожа баронесса, поговорили бы с герцогом… Пусть бы он малышкам, как положено, сиротскую долю выделил. А уж я бы, Вседержителем клянусь, – тут она набожно перекрестилась: - позаботилась бы о них и все до копеечки сохранила.
Для одного дня, пожалуй, было слишком много событий. Я обещала баронессе подумать, но в тот момент думать совершенно точно не могла.
Недовольная Леста, помогая мне раздеться, ворчала:
-- Экая вы, госпожа Любава, беспокойная, право слово! Надо же о себе хоть немного думать! Вот бледненькая какая! Не ровен час, в обморок свалитесь. Спите уже. А как отдохнете, там и видно будет, что да как.
Как только меня освободили от необходимости сидеть в зале, где шел суд, я перестала туда заходить. Слишком тяжело было
